твенного пота или каких-либо выделений пугал до чертиков только его самого.
Помывшись, надев пахнущую кондиционером для белья пижаму, Алексей лег в кровать и постарался заснуть. Неровно подстриженная шевелюра была еще влажной, поэтому какое-то время он просто ворочался. Отрастить волосы до плеч он решил лет пять назад. О походах в парикмахерскую не могло быть и речи, к себе мастера он бы тоже не пустил. Первое время пытался сам стричь себя машинкой, но получалось крайне плохо. Затем понял, что длинные волосы ровнять намного легче. Поэтому он их отрастил и убирал каждый месяц пару сантиметров. Оказалось, что такая прическа идет ему даже больше, чем все эти мужские полубоксы, выбритые виски и затылки.
Ночной недосып сказался, и уже через пятнадцать минут Алексей задремал, а затем провалился в глубокий сон. Сначала он видел мать, которая возилась в саду со своими любимыми цветами. Она нежно позвала его и попросила помочь полить георгины. Они росли в саду с другими красивыми растениями, названия которых маленький Леша не знал и не выговаривал. Но он обожал помогать маме ухаживать за садом. Самые счастливые моменты из детства: они с мамой вдвоем в деревне целыми днями возятся на клумбах и грядках, готовят картошку, варят варенье, ходят в лес и на речку. Нет никакого страха, нет боли и слез. Мама была для него целым миром, с ней были связанны лучшие воспоминания. Но Леша мог быть с ней только летом, во время каникул. В конце августа приезжал отец и забирал его в город на девять месяцев. Маме не разрешали его навещать, нельзя было приезжать на осенние или зимние каникулы, ей оставалось только лето.
Мальчик не знал, что именно произошло между родителями, он плохо помнил время, когда они еще жили вместе. Знал только, что вскоре после того, как сын пошел в первый класс, родители развелись. Отец как успешный и влиятельный адвокат без труда смог сделать так, что сын остался с ним, а маме пришлось принять все условия. Но ей это никогда не нравилось. Она начинала грустить еще в середине августа, за две-три недели до приезда отца. Иногда Леша просыпался от ее горького плача, иногда от того, что она сжимала его в объятиях или гладила по голове долго-долго. Он не мешал и не просил отстать от него, понимал, что скоро будут безумно скучать друг по другу.
После первых пары лет, прожитых в таком режиме, Леша сказал отцу, что хочет остаться с мамой навсегда. Тот лишь разозлился, начал кричать, что никогда его не отпустит и не позволит переехать к маме, а если сын будет настаивать, то вовсе не увидит ее.
Стук в дверь прервал сон Алексея. Мужчина снова проснулся с бешено бьющимся сердцем. Тревога, которая пришла во сне, продолжила нарастать. К нему стучались очень редко. Соседи знают, что тревожить его бесполезно, ведь он все равно не откроет, курьеры наизусть выучили алгоритм взаимодействия: оставить товар под дверью, написать СМС, подождать на первом этаже десять минут, пока он переведет деньги, и, если все окей, уехать. Так что, кто это мог быть, хозяин не имел ни малейшего понятия. Подскакивать с кровати и нестись открывать дверь – не в его правилах. Пусть там будет хоть кто, если у него в багажнике не припасен суррогат, может спокойно идти лесом.
Алексей лежал и не собирался вставать или подавать каких-то сигналов даже после пяти минут стука. Затем все стихло, и послышались удаляющиеся шаги. Но уже через пару минут звуковой сигнал оповестил, что лифт остановился на его этаже, и кто-то опять начал тарабанить.
– Алексей Викторович, откройте, пожалуйста. Это полиция, – послышалось из общего коридора.
Мужчина и не думал подниматься с кровати.
– Консьержка сказала, что вы дома… всегда. Мне очень нужно с вами поговорить.
Непрошеный гость уйдет, когда поймет, что ловить ему тут нечего.
– Алексей Викторович, я задам всего пару вопросов. Это не займет много времени.
– Я не могу открыть вам дверь, – произнес тихо Алексей. Он устал слушать этот бесполезный треп, встал с кровати, подошел к двери и решил попробовать объяснить все настойчивому полицейскому.
– Почему?
– Я физически не могу открыть вам дверь…
– Эм, у вас нет рук?
– Боже упаси! Этого мне еще не хватало! – вот дебил, подумал Алексей. Акротомофобия уже практически захватила его сознание, несколько недель мужчина каждое утро боялся обнаружить, что ночью ему отрубили руки или ноги. И этот тут еще!
– Простите, я не понял…
– Я не могу открыть дверь, потому что страдаю тяжелой формой агорафобии. Я панически боюсь выходить на улицу и впускать людей в свое жилище. Так понятно? – зло отчеканил Алексей.
– Понятно, – растерялся полицейский. – Ну а вот так, через дверь мы можем поговорить?
Хозяин задумался. Если представить себе, что это разговор по телефону, то можно совладать с эмоциями. Наверное.
– Можно. Только покажите удостоверение сначала.
– Да, конечно, – полицейский поднес к глазку документ, где было написано, что он старший лейтенант полиции Семен Игнатьевич Х. Алексей посмотрел на раскрытое удостоверение, затем на самого полицейского, который был уже не так молод, как на фото, но походил на изображение. После этого хозяин немного успокоился.
– Слушаю вас.
– Скажите, пожалуйста, вы не замечали чего-то странного в доме в последние несколько недель?
– В доме, в смысле где-то, кроме своей квартиры? Вы ведь поняли, что я никуда не выхожу? – ответил Алексей вопросом на вопрос.
– Вообще-вообще?
– Совсем, – хозяин квартиры почувствовал раздражение от общения с этим типом всего за несколько секунд.
– Э-м-м, хорошо. А во дворе каких-то посторонних личностей не видели?
– Я не интересуюсь тем, что происходит во дворе.
– Не выглядываете на улицу? Никогда? – для полицейского он был туповат.
– Никогда.
– Понятно. Ну а звуков каких-нибудь странных вы не слышали? – уже безо всякой надежды спросил Семен Игнатьевич.
– Что вы имеете в виду?
– Ссоры, борьбу, ругань, выстрелы? Хоть что-то, что выбивается из определения нормальности.
Алексей пытался вспомнить, может, он действительно что-то слышал. Лифт, мусоровоз во дворе, кто-то хотел вскрыть дверь в квартире напротив. Наверное. По звуку было похоже, что замок не поддается, человек явно попробовал не один ключ, а потом стал бить дверь ногами со злости. Алексей услышал, когда чистил обувь у себя в коридоре. Занимался он этим минут 30, а шум с лестничной клетки доносился минут 15–20, кому-то явно нужно было попасть в ту квартиру. Однако, когда Алексей решился взглянуть в глазок, на лестничной площадке никого не было.
– И вы так и не увидели, кто же это был? Мужчина или женщина хотя бы? – спросил Семен Игнатьевич, когда Алексей все ему рассказал.
– Я же говорю, никого уже не было.
– Да, понятно. Спасибо большое. Могу я вас попросить, позвонить мне, если вы что-то вспомните? – полицейский показал в глазок клочок бумаги с цифрами, а Алексей попросил оставить его с той стороны. – Ну или звоните, если у вас что-то произойдет, хорошо?
– А что у меня может произойти? – напрягся Алексей. – Вы что-то знаете? Мне стоит кого-то опасаться?
– Нет, нет! – не очень уверенно ответил Семен Игнатьевич. – Бояться нечего, но ситуации бывают разные. В общем, если вам понадобится помощь, сообщите мне и я вам помогу.
– Какие ситуации вы имеете в виду? Я что-то совсем вас не понимаю. Мне угрожает опасность или нет?
– Думаю, поскольку вы все время находитесь дома, вам ничего не грозит. Вы ведь совсем никому не открываете дверь и не покидаете квартиры? – уточнил полицейский.
– Да, я не выходил из квартиры почти полтора года…
Семен Игнатьевич аж присвистнул, когда это услышал.
– Тогда вам вряд ли что-то грозит. Спасибо еще раз за помощь. Всего доброго.
Алексей не стал ничего отвечать. Он расстроился очередному напоминанию о том, что окружающие считают его двинутым, ведь сам мужчина думал, что его образ жизни – самый нормальный. Нет ничего странного в том, чтобы беречься максимальным количеством способов из доступных. Если люди хотят подвергать себя опасности каждый день в течение всего дня и так на протяжении жизни – это их право. Он же имеет полное право сидеть в своей квартире, никуда не выходить и делать это столько, сколько нужно. Хоть до конца своих дней.
А этот Семен Игнатьевич мог бы быть и поделикатнее, не пугать его непонятными фразами и недосказанностью. Совсем не осталось ощущения, что ничего не угрожает ему после слов полицейского, скорее, наоборот. Что за придурок? Так напугать ни в чем неповинного человека!
Алексей решил, что нужно успокоиться и выпить чаю. Глянув на часы, он убедился, что до начала рабочей смены есть еще целый час, можно спокойно заварить любимый эрл-грей и насладиться им перед телевизором. Новостные каналы мужчина давно заблокировал, а пить чай предпочитал, смотря мультики. Сейчас он включил «ВАЛЛ-И». Пока милый робот расправлялся с мусором на брошенной всеми планете, мужчина потягивал из кружки чай вприкуску с кунжутным печеньем. Алексей не любил сладкое, только эти печенюшки. Закупал их коробками. Мама готовила такие каждое лето. Их и хворост, потому что сын любил именно эти сладости. Хворост, как готовила мама, найти не получилось. А печенье, хоть сколько-нибудь похожее не ее выпечку, он все же отыскал. Оно помогало разбавить скудный ежедневный рацион. Мужчина не нуждался в обильном меню, изо дня в день варил и жарил практически одно и то же, а готовую еду не заказывал, чтобы свести к минимуму визиты курьеров. Так было спокойнее, а спокойствие для него значило очень и очень много. Любой стресс мог вызвать новую фобию или усилить старую. Большинство из тех лекарств, которые выписывала Анастасия Геннадьевна или вовсе не помогали, или справлялись, но вызывали побочные эффекты: тошноту, диарею, сонливость, усиливали состояние тревоги, да много чего приходилось терпеть, чтобы хоть иногда спать нормально.
Сон вызывал больше всего проблем. Когда Алексей бодрствовал, он занимал себя всевозможными делами, которые сводились, в основном, к тому, чтобы бороться с фобиями. Эта ежедневная рутина, состоящая из того, чтобы повторять одни и те же действия в определенном порядке, и была его жизнью, помогала ему снизить страх, подавить его, убедить себя в том, что может контролировать абсолютно все в течение дня, и ничего ему не угрожает. Каждая мелочь, выбивающаяся из привычного графика, могла напугать до чертиков, и такие инциденты, как правило, заканчивались недельным восстановлением. Как бы там не было, но бодрствование хоть как-то подчинялось Алексею, а вот сон волен делать все, что угодно. Именно тогда приходили воспоминания и вопросы, на которые мужчина не мог ответить. А вместе с ними и страх. Отсюда поздние засыпания, ранние подъемы и хронический недосып.