Аня не стала мыться в душе и пить чай, а сразу набросилась на папку. Потребовалось время, чтобы изучить все бумаги, среди которых были как уже известные ей данные, так и совершенно новые. Только через пару часов следователь отправилась спать. Сама не зная зачем, папку она прихватила с собой в постель. Мало ли.
На следующее утро, едва успев принять душ и даже не завтракая, Анна помчалась на работу. Нужно было срочно рассказать о документах начальству и пообщаться с Василием. Руководства на месте не было, чему девушка только порадовалась. В идеале было бы сначала раскрыть дело, и уже после идти к начальнику. М-да, только кто сказал, что расследования бывают идеальными. Скорее, наоборот.
– Ты вообще спала? – с порога набросился на нее Василий, когда Анна вошла в кабинет.
– Да, все нормально. Сейчас важно не это, – со сверкающими глазами она положила на стол криминалиста папку. – Нашла вчера у себя в квартире.
– Что?! И к тебе вломились? Они совсем там оборзели уже! – негодование коллеги было искренним.
– Я положила сверху ту информацию, которая ранее была нам неизвестна, – уточнила следователь и села за свой стол, чтобы включить компьютер.
– Что думаешь? – спросила она Василия через полчаса. Других постоянных помощников в этом деле у Анны не было, и, несмотря на раздражающую ее болтливость криминалиста, обсуждать с ним детали иногда было полезно.
– Думаю, что все это уже какой-то пипец, – не удержался тот от эмоций.
– Ну, это мы и раньше знали.
– И кто этот добрый и милый человек, который так тщательно записывал все детали преступлений? Даже тех преступлений, о которых мы не знали?
На слове «мы» голос Васи дрогнул, выдавая злость.
– Слушай, кем бы он ни был, главное сейчас добыть сведения о тех трупах. Я имею в виду настоящие сведения, а не самописные отчеты доморощенного детектива, – Аня очень хотела узнать как можно больше о квартирах, в которых они еще не были, и об их владельцах. – Нужно сегодня же побывать на 12, 8, 6 и 2 этажах. И нужно запросить всю информацию по делу Александра и Евгении, брата с сестрой. Там работал другой следователь, и никто так и не догадался по-настоящему связать эту квартиру со всеми остальными делами.
– Понятно почему: там самоубийство и похищение. Убийства-то не было!
– Чего уж теперь гадать. Нужно работать. Номера квартир я написала на папке карандашом. Сможешь там пофотографировать?
– Ты думаешь, хозяева меня пустят просто так, без ордера? – удивился Василий такой спешке. – Анна Сергеевна, ты же сама против произвола всегда.
Аня только досадно выдохнула, ведь коллега был прав: прямо сейчас у них нет оснований для того, чтобы проводить обыск или опрос, нужно разрешение руководства. А того, как назло, нет на месте.
– Блин, ты опять прав…
– Давай лучше подумаем, о том, кто тебе подкинул эту папку.
– Не просто подкинул. Открыл дверь ключом, зашел в квартиру, не наследив, и положил бумаги на стол, – брови у девушки сами собой поднялись, давая понять собеседнику, что она тоже в шоке. – Запасной ключ есть только у консьержки, но она рисковать своим местом и вламываться… ладно, проникать в чужие квартиры не станет…
– Тем, кто подбрасывает трупы, такое делать тоже ни к чему, ведь материалы явно приближают нас к разгадке.
– Тогда кто? Какой-то сторонний наблюдатель? – следователь пожала плечами, будто оспаривая свое же собственное высказывание. – Даже в порядке бреда не хочу принимать эту версию.
– У меня мысли закончились, – сдался криминалист.
– Слушай, пока ждем шефа, можешь сгонять в дом и поговорить с Софьей Михайловной? Пожалуйста? – попросила Анна.
– И зачем тебе это? – не понял Василий.
– Ну вдруг она разговорится и расскажет что-то о жильцах с 12, 8, 6 и 2 этажей? Она же это любит.
– Старушка чересчур это любит, в прошлый раз еле отвязался, – скорчил недовольную гримасу Вася.
– Заодно Лилию проведаешь, – надавила на больное следователь. Но криминалист лишь застенчиво улыбнулся.
– Ладно, съезжу, только соберусь сначала, – с этим словами он начал складывать аппаратуру в кофр, но его прервал телефонный звонок.
– Да, – начал Вася сразу же раздраженным тоном. – Хорошо, мама. Я понял. Да. Да, услышал.
После нескольких сухих «да» и «понял», Василий положил трубку и продолжил собирать вещи с каким-то остервенением.
– Как же она меня достала! – взорвался он наконец. – Вот ты только послушай…
Но Анна Сергеевна ничего именно на эту тему слушать не хотела.
– Василий, пожалуйста, перестань!
– Чего перестать? – мужчина явно был в замешательстве и не понимал, чего от него хотят.
– Просто при мне не говори плохо о своей маме… о любой маме.
Повисла неловкая пауза, которую нарушали только булькающие пузыри в кулере. Анна Сергеевна повернулась в своем кресле и молча смотрела в стену. А Вася лишь присел за свой стол и пытался понять, как лучше нарушить молчание.
– Она ведь жива у тебя? – неожиданно уточнила Анна. – Мама?
– Да, конечно, – начал было Вася.
– Вот и будь благодарен, – грустно произнесла следователь. – А сейчас поезжай на Некрасовскую, пожалуйста. И позвони мне, когда закончишь.
Аня не повернулась, пока не услышала звук закрывающейся за криминалистом двери. Не хотела, чтобы тот видел ее слезы. Только после она встала и направилась к зеркалу. Тушью девушка не пользовалась, поэтому глаза лишь слегка покраснели, других следов нахлынувших эмоций не было. Убедившись, что выглядит относительно неплохо, а точнее – почти как обычно, Анна вернулась за рабочий стол. Ей предстояло перенести все важные заметки анонима с бумажного носителя на электронный. А после осмыслить их. Еще раз.
Только вот зараза: слова Васи о матери никак не шли из головы. Пусть слезы прекратились, но внутренне она еще плакала. Всегда плакала, казалось, ни разу не прекращала все эти годы. Мама и ее странное исчезновение. Пусть отцу и сестре она сказала, что поверила в смерть мамы, сама Аня так и не научилась считать ее мертвой. Это было выше ее сил.
С возрастом, приобретая новый опыт, изучая семейную жизнь коллег, знакомых, подозреваемых – всех вокруг, девушка лишь сильнее убеждалась в том, что ее мама – лучшая. В детстве это казалось естественным. Разве бывает еще какие-то мамы, кроме любящих? Нет, это выдумки из страшных сказок. Все мамы хорошие, все они – самое дорогое, что есть у детей, все они готовы отдать жизнь за своего ребенка. В детстве…
Когда ты маленькая, нет никого могущественнее мамы, ведь она знает и умеет абсолютно все: готовит вкуснейшие вафли-трубочки с вареной сгущенкой, поет песни так, что становится весело даже в грустный день, рассказывает смешные истории, гладит по волосам и целует в макушку, а если заболеешь, сидит у кровати ночами напролет и потихоньку плачет, потому что очень хочет, чтобы ты быстрее поправилась.
Лучшая на свете мама будет защищать тебя перед всеми, даже перед учителями. Она позволит тебе самой выбрать кружок, в котором хочешь заниматься, сошьет классный костюм на новогодний утренник и положит под елку подарок, о котором ты мечтала. А еще она будет говорить, что любит тебя каждый день. Каждый день. А если вдруг забудет сказать, то обнимет или посмотрит так, что ты сама это почувствуешь.
У Ани была такая мама. Идеальная. Роднее и дороже ее не было никого. Других таких чувств никто девочке не дарил: защищенность и превосходство над всеми. Аннет, только повзрослев, смогла описать словами то, что она испытывала, когда мама была рядом. Словно ты можешь все на свете, а когда достигнешь долгожданного успеха, поймешь, кому хочешь рассказать о нем первой. И если не достигнешь его, единственный, с кем поделишься этой новостью, снова будет мама. Все потому, что Мари – так мама просила взрослых ее называть – любила своих дочерей самозабвенно и готова была ради них на все. Правда связь со старшей была сильнее. Аннет была для нее не просто дочерью, а лучшей подругой. Других за всю жизнь женщина так и не смогла найти.
Мари была честной настолько, насколько может быть честной мать со своей дочерью. Она объясняла сложные вещи простым языком, и дочь не чувствовала себя при этом глупой. Если и запрещала что-то, то только ради безопасности дочери. Аннет знала, что лазить по заброшенным стройкам опасно, что целоваться с мальчиками в ее возрасте рано, а невыученные уроки могут навредить будущей карьере. И понимала девочка это не потому, что ее ругали, кричали на нее, запрещали всяческие развлечения, как делали в семьях одноклассниц. Она это знала, потому что Мари умела убедить несмышленого ребенка в том, что правильно, а что нет, по-доброму, по-хорошему.
Жизненный опыт помог Анне понять, что таких матерей вовсе немного. Например, ее сестра своего сына не любила и даже не скрывала этого. Решила родить ради мужа, а нужно было ради сына. Вышло из этого какое-то сложное соседство, а не семья. Еще один пример – университетская подруга Ани, которая называла свою мать на «вы», поскольку не испытывала к ней не то, чтобы любви, даже родственницей ее не считала. Кстати, чувства были взаимными. А один из коллег откровенно ненавидел свою мать, потому что та испортила ему жизнь чрезмерно строгим воспитанием. Сейчас он не мог нормально общаться с противоположным полом, к сорока годам все еще был холост и без намека на отношения. Во всем он винил злостную родительницу.
К счастью, Анне не в чем было винить маму. Она ее боготворила. До сих пор. Прошло больше двадцати лет, а исчезновение Мари все еще не давало ей покоя. Этот загадочный случай из детства повлиял на выбор профессии: девочка решила, что станет раскрывать преступления, когда вырастет. Может быть, однажды попадется такое же необычное, и его обстоятельства прольют свет на то, что произошло с мамой.
Погрузившись в воспоминания, Анна Сергеевна так и не успела до конца занести данные в компьютер. И звонок услышала не сразу.
– Ничего здесь нет, – произнес по слогам Василий.
– Прости, что? – не сразу опомнилась следователь.