С восходом воспаленная кожа начала ныть, будто арию в опере исполняя, и заполнила собой все сознание, вытеснив нарастающее беспокойство. Но затем мужчина открыл глаза, осмотрелся и все вернулось на круги своя: бразды правления взяли страх и чувство обреченности.
Это были самые ужасные дни в его жизни. Ничего хуже представить нельзя. Ничего бредовее вообразить невозможно. И такой кончины даже заклятому врагу не пожелаешь.
Напомнили о себе и затекшие мышцы, но что толку, ведь их все равно не размять. Федор мог шевелить головой, кистями и ступнями. При попытке сделать более резкие движения ногами или руками стул качался и мог наклониться, и тогда падения не избежать. А ведь оно могло бы решить все проблемы. Продолжать ждать? Или все-таки прыгнуть?
Они так и сказали три дня назад, что ему не придется решать жить или умереть. Выбор нужно будет сделать лишь между долгой и мучительной или быстрой и безболезненной смертью. Только определиться не так просто. Позавчера мужчина однозначно решил, что ни за что не прыгнет, этому не бывать. Вчера стал думать, почему бы и нет. А сегодня твердо намерился сделать это. Пусть не прямо сейчас, возможно, не после обеда, но вечером точно. Сил-то уже не останется, они не бесконечны. Боль, обида, ненависть к неизвестным людям, которые похитили его и заставили проходить изуверские испытания, постепенно вытесняли из сознания страх перед прыжком и моментальной смертью, последующей за ним.
Шансов выжить, упав с тринадцатого этажа, не было. Федор о таких чудесах не слышал. Чтобы отвлечься от мыслей о падении, он начал шарить взглядом вокруг. За ночь действительно ничего не изменилось. Внизу строительный участок с временными постройками, в одну из них он непременно угодит. Кран, техника, стройматериалы, сама многоэтажка. И ни души в радиусе нескольких километров. Район хоть и достаточно оживленный, но этот участок находился в некотором отдалении от основных дорог, с двух сторон – лес. Другими словами, никто его не услышит, Федор проверял. В первый день он орал так, что чуть кровь из горла не пошла. Они и в этом были правы: никого за два дня.
Что там они еще говорили? Дайте-ка вспомнить.
– Не беспокойся, – услышал он мужской голос за спиной сразу, как только очнулся. – Попасть обратно в эту комнату ты точно не сможешь. И после того, как оставим тебя на досках, старайся не дергаться: упадешь, не успев ни о чем подумать.
В следующие пару секунд двое неизвестных взяли стул, к которому был привязан Федор, и поставили его на балки так, что за ним и перед ним оказалась пропасть. Хотелось тут же подскочить и вырваться, но при малейшем движении стул начинал наклоняться вперед.
– Итак, вкратце: ты сидишь на высоте тринадцатого этажа. Перепрыгнуть или перекатиться обратно не вариант, – продолжил голос за спиной. Федор попытался обернуться, чтобы правым глазом рассмотреть говорившего, но увидел лишь часть высокого мужского силуэта в темном костюме. – Следующие две недели на этой стройке никто не появится, об этом мы позаботились. Соответственно, через несколько дней ты точно умрешь, просто выбери – от обезвоживания и палящего солнца или от падения с высоты.
– Что вам надо? Что вам еще от меня надо?! – Федор наконец вспомнил этот голос, принадлежащий мужчине в подвале, где его держали, прежде чем привезти сюда. Там-то он и подрался с одним из похитителей, когда пытался сбежать. – Неужели вы не можете оставить меня в покое?
– Мы как раз это и делаем – оставляем тебя в покое, – раздалось прямо над ухом. – И чтобы тебе было легче, помни: ты сам во всем виноват!
Спросить, в чем именно он виноват, Федор не успел, поскольку после звука удаляющихся шагов, наступила тишина.
Из одежды на нем оставили только джинсы. Хорошо это или плохо, сейчас сложно сказать. Они укрывали от солнца часть тела, но так пропахли мочой! Разило, словно от помойки! Федор долго привыкал к запаху и к постыдной мысли, что пришлось обмочиться. Поначалу он терпел, долго терпел, но, когда мочевой был переполнен, терпение лопнуло. Лучше оно, чем мочевой. Дальше мужчина перестал себя сдерживать, правда, и мочеиспускания стали редкими, что вполне логично. Но запах держался и вызывал спазмы в пустом и раздраженном желудке.
И вот он сидел на вершине тринадцатиэтажного недостроя, привязанный к стулу по рукам и ногам, с ушибами, гематомами и обожженной кожей. Ничего не сделать, никого не позвать. Оставалось только думать.
И Федор начал думать. Не о прошлом и точно не о своем будущем – о смерти, исключительно о ней. О том, как много у нее обличий и причин. При всем многообразии ему достался худший вариант. Вопрос – за что? Он в жизни ничего плохого не сделал. Плохого в общепринятом смысле: не обманывал, не крал, не причинял физическую боль, не обижал словом, делом или наоборот бездействием. Кто мог желать его смерти? Неужели владелец кого-нибудь питомца, которого Федору не удалось спасти? Что-то он не припомнит настолько убитых горем клиентов.
Две недели – это они погорячились. Никто не выживет столько в таких условиях, особенно без воды. Старуха с косой придет намного раньше. Как минимум уже от обезвоживания можно коньки отбросить. А еще совершенно точно за это время свалишься вниз, без вариантов. Как он не упал во сне, мужчина и сам не понимал. Ведь тело расслаблялось и в конце концов могло само наклониться вперед. Но и совсем не спать он тоже не мог чисто физически. В общем, Федор не знал, почему все еще жив, знал только, что это ненадолго.
Смирение пришло как раз к концу первого дня, оставив позади отрицание и гнев. Впадать в депрессию особо некогда, а торг Федор оставил на последний момент. Приняв ситуацию, мужчина стал фантазировать, пытаясь самому себе ответить на вопрос: почему именно так? Зачем такая смерть? Нельзя, что ли, было преставиться по-человечески? С того момента все и началось.
Сначала это были безобидные мысли на тему того, как еще можно организовать собственную кончину. Один вариант, второй, третий. За столько часов одиночества удалось сочинить одиннадцать прекрасных, сногсшибательных способов убить себя. Идеальные одиннадцать смертей. И главное – все они с минимальными страданиями, то есть почти безболезненные. Безболезненные, мать его! А не вот это вот все! Какого черта нужно было его так мучить, если можно было просто пустить стрелу в голову из арбалета, выстрелить в сердце из пистолета, перерезать горло, ударить ножом или топором живот, сломать шею, отрубить голову, вскрыть вены, задушить, подсыпать яд, дать молотком по голове, уколоть смертельную инъекцию. Но только не спалить заживо. Хорошей двенадцатой идеи умерщвления не нашлось, поскольку к тому моменту Федор изнывал от боли и просто сдался. Поэтому на первом этаже труп оказался сожженным.
Ах да! Раз есть трупы и убийства, должны же быть свидетели? Точно должны. Так появились Валера, Ляля, Виктор и все остальные. Спускался Федор словно на лифте сверху вниз, с двенадцатого на первый, заселяя этаж за этажом разными героями, хотя, скорее – антигероями. Ведь в итоге практически ни одного положительного персонажа не получилось. Ну разве что Тихон с Анной. Просто Федор не очень любил людей и не видел в них ничего хорошего. Другое дело животные. С ними ему было гораздо проще и комфортнее. Хотя, оказалось весьма интересно выдумывать все новые и новые способы собственного убийства, заставляя окружающих нервничать, теряться в догадках, бояться и страдать. Пусть эти окружающие – всего лишь вымышленные, но сейчас ему были подвластны только они.
Вообще, забавно получилось. Прям целый рассказ. Или книга. Если собрать его мысли за последние два дня вместе, неплохая история получится. Как минимум интересная. А ведь только об этом он и мечтал в течение нескольких лет – написать роман. Все свободное время тратил на придумывание удачных сюжетов и колоритных персонажей.
Ветеринар с чувством собственного достоинства – так Федор себя называл. Непризнанный певец страданий флоры с фауной. С самого детства он писал стихи и небольшие рассказы о животных. Мечтал, что когда-нибудь из этого выйдет толк. И ветеринаром всегда хотел стать. Стал. А писателем не поучилось. Издательства отвечали исключительно отказами, да еще с приписками, что Корней Чуковский в истории литературы был, второго не нужно.
Тогда мужчина понял, что нужно написать ничему не обучающую и ни к чему не призывающую книгу, не претендующую на звание высокой литературы. Беллетристику – легкое чтиво для среднестатистического человека, которому добираться домой с работы час или больше, и это время должно пролететь максимально быстро. Целевая аудитория есть, а идеи нет. Рассказы о животных писались сами собой, а сюжета на миллион не нашлось. В голове не возникало ни одного героя, ни одного диалога, за которые хотелось бы зацепиться. Но желание написать что-то стоящее поселилось в голове навсегда. Это стало мечтой, о которой Федор грезил днями и ночами: посещал курсы, изучал советы в интернете, пару раз ходил на презентации книг, чтобы вдохновиться. Ничего. За пять лет стремление росло, а реализация все держалась нулевой отметки. Даже названия не придумал. Все, что он делал эти пять лет, – каждую новогоднюю ночь загадывал желания в одно слово – бестселлер. Ему представлялось, что если напишет популярную книгу, сможет заработать денег на этом и стать узнаваемым автором, то под эту марку пристроит и свои рассказы о животных. Таков был план. Теперь-то ему точно не суждено сбыться.
Эх, взять бы да и записать все, что пришло в голову за два дня про эти двенадцать трупов… ну или хотя бы кому-нибудь рассказать. Вот бы здорово было! Как же перед смертью разыгралась фантазия. Ну почему она не раньше не была такой бурной? Например, 18 лет назад, когда он поступал в училище и мечтал стать ветеринаром? Бесспорно, свою работу Федор любил, обожал. Только денег всегда не хватало, да и всех амбиций лечение и спасение животных не удовлетворяло. Хотелось большего.
Или почему фантазия не разыгралась восемь лет назад, когда от