— Может, ещё раз позвонить попытаемся? — Тревор с тоской глядел на горящие фонари и окна домов, мимо которых мы проезжали.
— Время потратим, — ответил я.
До города добрались к рассвету. Мы ехали по трассе, стараясь прижиматься к обочине, чтобы максимально облегчить обгон. При наших габаритах это было не такое простое занятие.
Сразу за указателем с названием города был расположен пост ГАИ. Дежурный был на посту и, увидев нас, уже начал выходить на дорогу.
— Тормознёт наверняка, — заметил Иван.
— Может, через его начальство попробовать достучаться? — мне в голову пришла неожиданная мысль.
— Дело! — Согласился Ваня, — давай!
Постовой уже начал поднимать жезл. И тут рассвет, разгоравшийся слева от нас, вдруг разом стал ярче. Я посмотрел в ту сторону. У горизонта горело две зари: одна настоящая, на востоке, как полагается. И вторая — на севере. Она быстро гасла, словно двойник настоящего Солнца стремился спрятаться как можно быстрее после того, как его уличили в обмане.
— Движок надо бы заглушить… — тихо сказал Ваня, наблюдая за этой картиной.
— Поздно, — ответил я, — нас бы уже вырубило, если бы импульс достал.
Ровно в этот момент мигнули фонари, освещавшие трассу, и немногочисленные горящие окна в ближайшем микрорайоне. Однако через секунду с электричеством снова всё было в порядке.
Мы проехали мимо поста. Гаишник так и не поднял жезл, увлечённый небесным зрелищем.
— По городу ехать не вариант, — заметил Ваня, когда мы отъехали от поста.
— Согласен, — кивнул я и припарковался на обочине.
— Ребят… — вмешался Тревор, — тут такое дело… мы должны понять, что делать дальше.
— В смысле, что делать? — насупился Иван, — ты вроде знаешь на каких ты условиях тут.
— Знаю, — согласился Тревор, — и свою часть сделки полностью выполнил.
Я почесал подбородок.
— Ты прав, — кивнул я, — но понимаешь какое дело: у тебя сейчас нет документов, чтобы выехать легально. А к вечеру, я думаю, никакие документы уже не будут никому нужны… у нас нет способа своевременно доставить тебя на родину.
— Серёг… — Тревор взял меня за локоть, — у тебя есть представление, что будет происходить дальше? Какая часть мира уцелеет и как надолго?
Я прикрыл глаза и покачал головой.
— В самых общих чертах.
— Так поделись.
— Никакая не уцелеет. Если то, что я видел — правда, нам всем конец. По срокам не скажу. Возможно, дни. Или даже месяцы. До вас за большой лужей по идее должно дойти в последнюю очередь. По крайней мере, до основной территории. Надеюсь, ты не с Аляски.
— Я с Кентукщины, — вздохнул Тревор, — ребят, нам надо определиться, что делать. Всё понимаю, но хочу как можно дольше продлить, так сказать, своё земное существование. Если захотите прорываться со мной — помогу чем смогу.
— Каким образом? — спросил я, — без документов?
— С Казахстаном граница прозрачная. Там до посольства рукой подать. Похлопочу со своими связями — думаю, получится вас с собой забрать.
— В курсе, что у меня семья? — спросил я.
Тревор сначала удивился. Потом на его лице отразилось понимание.
— Алина, — произнёс он.
— Ага, — кивнул я.
— Дети?
— Сын.
— Блин. Это усложняет дело, но всё возможно. Они в Москве?
— Нет, — я покачал головой, — они в убежище. На Алтае.
— Ребят, вы вообще в курсе, что дезертирство тут обсуждаете? — вмешался Ваня, — со всеми вытекающими.
Я вздохнул.
— На настоящий момент ты прав, Ваня, — ответил я, — но это только пока существует система управления войсками. Думаю, очень скоро её не будет. Инициатива при отсутствии приказов — это уже не дезертирство.
— Что за убежище? — заинтересованно спросил Тревор, проигнорировав реплики Ивана.
— Моё личное. На случай глобальной атомной войны.
— Степень автономности?
— Очень высокая. Вплоть до пожизненного существования в изоляции, — ответил я, после чего, улыбнувшись, добавил: — да, я хорошенько вложился.
— Провидец, что уж там, — осклабился Тревор, — скажи лучше вот что: переживёт оно то, что будет? Или нет?
Я задумался. До сих пор мне не очень понятна природа того, что пришло в наш мир. Насколько глубоки производимые им изменения. Кажется, все изменения и перестройки касались живых существ. И ещё, возможно, сложных информационных систем. Скалы, воздух, вода — всё оставалось привычным.
— Возможно, — ответил я, — такая вероятность есть. При полной изоляции. Если дождаться того момента, как оно покинет наш мир.
— А оно покинет? — заинтересованно спросил Иван.
— Почти не сомневаюсь. Наш мир — это промежуточная ступень его существования. Вот только проблема в том, что я не знаю, каким оно оставит наш мир. И можно ли будет в нём хоть как-то выжить.
— В любом случае это гораздо лучше, чем верная гибель. Не так ли? — спросил Тревор. — Тогда следующий вопрос. Сколько человек твоё убежище сможет выдержать?
Тяжёлый вопрос, если честно. Я вспомнил охрану, которую контора приставила к убежищу. Что будет с ними? Сколько их? Смогу ли я в глаза глядеть им, если придётся оставить их снаружи? Впрочем, почему «если»? Придётся в любом случае. Да, я строил убежище с запасом. Ресурсов хватит на пятерых легко. Но не на десятерых и более. Так или иначе, люди, с которыми я знаком, даже бывшие противники — имеют приоритет перед теми, кого я совсем не знаю. Понимаю, это сомнительно с точки зрения общепринятой морали — но это моё дело и мой выбор.
— На нас хватит, — ответил я, — но не больше.
— Серёг, мне важно понимать, что именно сейчас ты говоришь правду. Если мест не хватает — я без претензий. Найду как провести оставшееся время. Постараюсь получить от жизни всё. Но если ты оставишь меня за периметром…
— Я говорю правду, — твёрдо ответил я, перебив американца, — мы поместимся. Больше — никто.
— Слушайте, если нам удастся выжить — наверняка и шишкам из правительства и высшего командования тоже, — сказал Ваня, — значит когда эта штука уйдёт, выживать будет проще. У нас действительно будет шанс.
— Не уверен, Ваня, — ответил я, — они не понимают природы вторжения. Принимают поспешные, катастрофические решения. Госмашина сконструирована так, чтобы иметь запас прочности, но за счёт этого она крайне неповоротлива. Ты сам в этом уже убедился. Мы ведь правда пытались всех спасти, — я вздохнул, — они останутся на связи. Будут пытаться контролировать происходящее. Наблюдать за поверхностью. И это их настигнет, ничуть не сомневаюсь…
Помолчали. Мимо проехала легковушка, чуть притормозив возле нашего борта. Я успел увидеть заинтересованно-озадаченное лицо водителя.
— Ладно, — кивнул Ваня, — ты прав, пожалуй. В штабе округа нам делать нечего. Прямых приказов у меня нет. Ничто не мешает мне поехать с вами на Алтай. Вопрос: как мы это будем делать? На этой штуковине?
— Откроются отделения Сбера, я смогу по биометрии снять деньги, — ответил я, — купим машину.
— Будем сидеть под дверями до открытия? — Ваня поднял бровь.
— В этом нет необходимости, — ответил я, — думаю, несколько часов у нас точно есть. Время надо провести с пользой. Отдохнуть, принять душ, привести себя в порядок. Поспать пару часов.
Ваня с недоумением на лице развёл руками.
— Гляди, — я указал в сторону микрорайона, где над одним из зданий горел логотип сети «Азимут», — пешком минут двадцать. Пойдёмте, что ли.
— С оружием как быть? — поинтересовался Тревор.
— Берём, конечно, — ответил я, — там в багажном отсеке я видел черные мешки. Используем их.
Тревор ждал нашего заселения у входа в гостиницу. Нам пришлось ограничиться двумя номерами — по биометрии система могла подтянуть только наши с Иваном данные; по понятным причинам, данных американца на Госуслугах не было.
— Вы оплатили ранний заезд, и вам доступна услуга завтрака, — услужливо улыбнулся портье, — можете пройти в ресторан или заказать в номер. Как вам было бы удобнее?
Мы с Ваней переглянулись.
— В номер, пожалуйста, — ответил я.
— Аналогично, — добавил Ваня.
— И можно мне, пожалуйста, двойную порцию? Я доплачу.
— Конечно, — кивнул портье, — посмотрите в сканер, пожалуйста.
Я авторизовал транзакцию.
— У нас вкусные завтраки, — неожиданно добавил портье, молодой парень; я заметил, что его распирает от любопытства — всё-таки не каждый день видишь потрёпанных военных в полевой форме в городе, но он старался сдерживаться. А тут, видимо, увидел шанс разговорить нас, — после полевых выходов самое то. Вы с учений, да?
— Да, — кивнул я, — верно. Техника подвела, своим ходом от полигона добирались.
Парень улыбнулся, довольный своей прозорливостью, удовлетворившись той дичью, что я сказал.
Оставив свои вещи в номере, я спустился за Тревором. Я решил поселить его в своём номере, специально взял с раздельной кроватью. Портье только улыбнулся, увидев нас. В конце концов, мы ничего не нарушали, в гостинице не возбранялось принимать гостей.
Почти сразу после того, как мы по очереди помылись в душе, принесли завтрак.
— У меня очень странное чувство, — сказал Тревор, накалывая на вилку кусочек омлета.
— М-м-м? — я старался есть быстрее, рассчитывая поспать ещё хотя бы часок.
— Мы знаем, что наступил конец света. При этом заселились в отель. Сходили в душ. Завтракаем. Будто ничего не произошло.
— Наслаждайся, — посоветовал я, — скоро этого ничего не будет.
17
Я снова на плато Путорана. Парю над землёй в лёгких потоках восходящего воздуха.
Тут многое изменилось. Это место больше не похоже на Землю. Даже уцелевшие потоки древней лавы, голые и чёрные, теперь выглядят совершенно чужеродно.
Долины заполнены чёрным лесом. Стволы этих «деревьев» ощерились бритвенно-острыми лезвиями. Какие-то существа бредут по тропинкам, которые когда-то были реками. Издалека они напоминают людей, но когда я снижаюсь, специально чтобы рассмотреть их поближе — понимаю, что у них неправильные пропорции и огромные размеры. А вместо головы — что-то вроде розовых воронок, из которых поднимается желтоватый дымок. Он сливается в воздухе в сплошное облако.