Кофе — это еще и повод для проявления патриотизма. Несколько раз Сандро приезжал за мной в Ниццу — и ни разу не дал мне спокойно выпить кофе после самолета. Поначалу я отнесла эту странность на счет помутнения рассудка, наступающего во время первой влюбленности. Потом стала возмущаться и требовать кофе.
— Выпьем кофе в Вентимилье, — говорил он, мягко, но настойчиво запихивая меня в машину.
— Но я хочу кофе сейчас, — говорила я.
— А мы быстро поедем, — говорил он и давил на газ.
Тут уж и до моего замутненного влюбленностью рассудка стало доходить, что есть некая весомая причина, чтобы пить кофе не в Ницце (пусть и итальянской когда-то, но с 1860 года много воды утекло), а в какой-то Вентимилье. Причина оказалась очень простой: итальянский кофе вкуснее французского. А Вентимилья была всего лишь первым по дороге итальянским городком. А я-то думала, что там какие-нибудь памятники архитектуры, старинные кафе или другие красо́ты… Нет, там был просто хороший (то есть итальянский) кофе. И для Сандро было более чем нормально потерпеть полчаса для того, чтобы выпить un caffè come si deve[10].
Тут надо сказать, что некоторое время у меня не было возможности оценить вкус итальянского кофе в полной мере, поскольку даже после знакомства с Сандро я еще довольно долго пила по инерции американо. В Италии на меня смотрели плохо, когда я его заказывала. Но клиент есть клиент, к тому же — не по-нашему говорит… «Что с нее взять, с бедной, пусть пьет свое пойло», — явно думали они. Со скорбными лицами наливали стандартную порцию эспрессо в чашку для капуччино, ставили передо мной, некоторое время выжидали — а вдруг я одумаюсь? — и потом со вздохом приносили мне кипяченой воды в молочнике. И на Сандро глядели с сочувствием, конечно. Он не стал настаивать или объяснять: улыбался, отшучивался, уходил от темы. Наверное, он просто ждал, что я созрею. И оказался прав. В конце концов — почти через год после нашего знакомства — я решила из любопытства выпить то, что итальянцы называют caffè normale, и… после этого ни разу в жизни мне не пришло в голову заказывать себе кофе в большой кружке.
Теперь я отчаянный патриот Италии: пью правильный кофе, ем правильную еду — пардон, нормальную. Хорошо, что этого вполне достаточно для итальянского патриотизма.
«Che bello!». О ключевых словах итальянской жизни
Есть в лингвистике закон экономии языковых ресурсов, смысл которого вполне ясен из названия — язык, как и экономика советских времен, стремится быть экономным.
Итальянское слово «чао» — это абсолют экономии языковых ресурсов: «здравствуй» и «прощай» в одном флаконе. Очень удобно, и думать много не надо. Самим итальянцам это слово страшно нравится, и они говорят его по сто раз на дню.
Обращаясь к барышне, не важно, красивая она или нет, прибавят «белла». Впрочем, не только к барышням. Итальянцам чужда любая форма дискриминации, поэтому молодые люди тоже могут услышать в свой адрес «Эй, белло!», что значит всего лишь «Эй, парень!» — и ничего больше.
Вообще слово «bello» в частотном словаре итальянского языка должно идти сразу после «чао». «Che bello!» — это не только «как красиво!», это нормальная реакция на всё подряд: ужин уже готов? Ке белло! Хотите пойти в этот собор? Ке белло! Наконец-то вытянули ноги в кресле после долгого дня? Ке белло!
Оптимистам-экстравертам может понадобиться еще слово «bravo» — это не только об актере, но также о парикмахере, банкире, мойщике окон и продавщице, которая наконец-то догадалась, что вам надо.
К услугам пессимистов и невротиков — многофункциональное слово «schifo» (скифо). Обозначает оно — все оттенки гадости, и мне напоминает всякий раз о тех самых скифах, которые неустанно поражали античный мир отсутствием культуры и отвратительными привычками.
Чтобы не уронить гордое звание представителя великой русской культуры, надо освежить в памяти еще три ключевых слова: «grazie» («спасибо»), «prego» («пожалуйста» в смысле «на здоровье») и «per favore» (в смысле «дайте мне всего и побыстрее») — и тогда никто не вспомнит, что славяне живут нынче и на тех территориях, где когда-то с гиканьем носились скифы. Это, кстати, почти серьезно: русскую культуру в Италии очень любят, неплохо знают, и к русским вообще очень тепло относятся, хотя и мучают периодически мечтательными разговорами о коммунизме. И вот здесь как раз вам поможет ваше незнание языка, которое можно выразить фразой: «ио нон парло итальяно» — и всё! Баста! Фине дель дискорсо! (Конец беседы.)
«Манджаре» — ключевой глагол всей итальянской жизни — обозначает «есть» в смысле поглощения пищи. И это главное, что нужно знать из ресторанно-обеденной лексики. Все остальные слова являются либо давно знакомыми (pizza, pasta, lasagna, martini, grappa, etc.) либо легко узнаваемыми: «zuppa» («суп») или «insalata» («салат»). Важные, но никак не вычисляемые слова — «pesce» (пеше) и «carne» (карнэ) — стоит запомнить: это «рыба» и «мясо».
Не советую заучивать никому не нужные слова «a destra» и «a sinistra» («направо» и «налево») — в эмоциональной и мелодичной речи итальянца, которого спросили, как пройти к вокзалу, слова «дестра» и «синистра» сможет различить только очень чуткое ухо. Гораздо лучше совать ему под нос карту города и повелительно мычать, как булгаковский господин в сиреневом пальто, — тогда, может быть, удастся получить внятное объяснение.
(Во время своих первых самостоятельных прогулок я думала, что с помощью карты и знания английского мне удастся ориентироваться в Генуе. Но кривые улочки выводили меня в такие места, где не было ни одного понятного мне опознавательного знака, — а когда я просила на английском помощи, даже самые приличные люди ускоряли шаг и попросту убегали. Сандро, два раза приезжавший за мной на скутере, потом объяснил: большинство просто не понимает беглый английский без итальянского акцента (или вовсе его не знает). Вот с тех пор я и научилась, потерявшись, немедленно превращаться в немтыря. А потом и приложение «Google Maps» подоспело.)
«Кампанилизм» — как особая разновидность местечкового патриотизма — еще одно понятие, пронизывающее все сферы жизни итальянцев, но абсолютно неочевидное для иностранцев. По поводу его происхождения есть сразу несколько версий, из которых мне больше всего нравится понятное в каждом уголке Италии объяснение, что свою деревню узна́ешь именно по колокольне («campanile») — ведь они в каждом местечке разные, а наша, конечно же, самая красивая.
Это вполне рифмуется с русским выражением «смотреть со своей колокольни», поскольку кампанилизм принято осуждать как раз за узость взглядов и неспособность посмотреть на мир как на спутниковую карту, а всего лишь с высоты собственной — пусть и самой лучшей — колокольни.
Насчет самой красивой и самой лучшей — это только со стороны смешно звучит, а итальянцы-то свято в этом убеждены. Отсюда и нотки ревности к соседям (гиды не преминут рассказать вам про условную деревеньку, где на высокой башне были установлены часы со всех сторон, кроме одной, — выходящей на соседнюю деревню: чтобы, значит, они нашими часами не пользовались и наше время не видели), и не подвергаемое сомнению ощущение собственного превосходства перед жителями других провинций и — тем более — других областей (помните же, да, какого мнения генуэзцы о пизанской фокачче? и так — во всём), и никуда до сих пор не исчезнувший дух непримиримого соперничества (слава богу, что теперь лишь так; в Средние-то века — просто воевали…), и многочисленные отражения в культуре — от великих писателей, даже не пытавшихся скрывать сарказм при описании жителей других регионов, до народных пословиц, поговорок, прозвищ и шуток.
С другой же стороны, кампанилизм — это «вот моя деревня, вот мой дом родной» без малейшего намека на комплекс провинциала. Нет такого комплекса в этой благословенной стране. А есть — самая искренняя гордость за свою кампаниле-колокольню. Это, согласитесь, совсем другая система координат, хоть и не совсем очевидная для стран с четко обозначенным в сердцах и умах столицей как центром всей жизни. Для итальянца же нет сомнений в том, что центр мира — это дом, и отсчет (с резким сокращением любви на каждом этапе) идет именно в таком порядке: дом — родная деревня/местечко/городок — коммуна — провинция — область — страна.
Впрочем, есть еще и версия о том, что, несмотря на все усилия Гарибальди и Мадзини, а также на стремительную глобализацию и тотальную унификацию в наши дни, единой страной Италия так до конца и не стала. Осталась набором уникальных и очень разных мини-стран, и в каждой отчасти сохраняются до сих пор свой язык/диалект и традиции…
А в самой сердцевине итальянской жизни некоторые слова и понятия, от которых не ждешь никакого подвоха, неожиданно соскакивают со своих линейных значений и разбегаются по дорожкам двойных смыслов.
Простое «scusa» («прости») при добавлении восклицания «eh» (э) начинает звучать как обвинение. Подрезали на дороге? Надо вытянуть в его сторону руку и громко сказать «scusa, eh!». Работает примерно как «нет, ну ты дебил?..». Или на улице кого-то заденешь случайно (улицы-то узкие) — и немедленно прилетит в спину как камень: «scusa, eh!».
Зато, если по-крупному извиняться, то можно сразу же и реабилитироваться, добавив слово с двойным значением: «cazzata». Оно более или менее переводится на русский словом «фигня», тоже с двойным значением: либо что-то плохо получилось, либо это ерунда, мелочь, не стоящая внимания. И получается, что, когда тебе приносят вроде бы осмысленные извинения — за то, например, что раздолбал в металлолом твою машину: «scusa, ho fatto una cazzata» — это звучит одновременно в двух плоскостях: «да, глупо, да, накосячил, — но это ж фигня, пустячок, так ведь?..». (У более северных народов так работает обычно только в сочетании с алкоголем, когда «прости, был пьян» значит, что сам за себя не отвечал. Но, кстати, тоже ведь работает.)