– Полнейший абсурд, – усмехнулся он и, выудив из связки мастер-ключ, открыл дверь и вошел в палату.
– Меня зовут Игнат Сергеевич, я заведующий…
– Я знаю, кто ты, – перебил его пациент, вперившись в доктора пристальным, изучающим взглядом. Его бледно-голубые глаза, напоминающие жидкий перламутр, смотрели не мигая. Мужчина выглядел крепким, даже накачанным, особенно в сравнении с субтильным Игнатом, на котором вся одежда висела как на вешалке. Он был выше доктора на целую голову и поэтому глядел на него сверху вниз, точно на какую-то ничтожную букашку.
– Я знаю, что ты сделал, – сказал мужчина, и Игнат почувствовал, как его лицо наливается жаром, а подлый язык намертво прилип к нёбу. Резкая боль пронзила голову точно током, отчего в глазах потемнело и он чуть пошатнулся.
За спиной послышался язвительный смешок. Пациент, который только что спал, смотрел на доктора и улыбался, обнажив большой беззубый рот.
Пробормотав что-то вроде «я зайду позже», Игнат вышел из палаты и направился в свой кабинет.
«Он блефует, просто блефует». Доктор обхватил голову обеими руками и сделал вдох через нос, досчитал до четырех, потом, задержав дыхание, досчитал до семи и медленно выдохнул. Так Игнат проделал несколько раз, и ему полегчало.
Сняв халат, он накинул пальто, обмотал шею шарфом, который ему подарила Лиля на Новый год, и двинулся к выходу. Дойдя до двойной двери, он вдруг остановился, вернулся на пост и дал распоряжение внимательно следить за новеньким в наблюдательной палате.
Постовая медсестра – пышная дама неопределенного возраста, которая постоянно что-то жевала, – заверила, что все сделает как надо, и, жеманно улыбнувшись, пожелала доктору хорошего вечера.
– Игнат Сергеевич, что же вы без зонта? На улице льет как из ведра. Хотите, принесу из ординаторской?
– Не нужно беспокоиться, Людочка, до парковки не так уж и далеко, – отмахнулся он, но, выйдя на улицу, тут же пожалел о своей беспечности. Ливень плотной стеной поливал землю, ледяные капли стучали по лицу и закатывались за шиворот. Подняв воротник пальто и немного согнувшись (будто это могло помочь), Игнат зашагал по блестящей асфальтированной аллее. Когда он сел в автомобиль, его волосы, прилипшие ко лбу, можно было выжимать.
Накрутив в машине печку и радио, доктор вывернул с больничного двора и медленно покатил в сторону дома. Навигатор показывал девять баллов. Ну понятно, дождь, мелкие ДТП, вечернее время, час пик. Все спешат домой, хотят поскорее набить свои животы какой-нибудь дрянью, плюхнуться на просиженный диван и забыть этот день под монотонный гундеж зомбоящика. Все как обычно.
На Тучковом мосту он окончательно встал в пробку, не двигаясь с места уже несколько минут. В лобовое окно остервенело били дождевые капли, тут же стираемые услужливыми дворниками, из динамиков доносились минорные ноты какой-то тоскливой песенки под стать создавшейся атмосфере.
«Я уже дома, а ты где?» – пришло оповещение от Лили.
«В жопе», – едва не написал Игнат, но тут же все исправил на «Я в пробке. Надеюсь, что не навсегда».
«Жду тебя», – и конечно же сердечко.
Слабо улыбнувшись, он отправил ответное сердце.
«Интересно, когда мы станем старыми и дряхлыми маразматиками, то тоже будем отправлять друг другу дурацкие сердечки? – подумал он. – Надеюсь, что да».
Наконец-то гудящая вереница машин тронулась с места, и уже через двадцать минут, оставив свой старый «Макан» на подземной парковке, Игнат вошел в тарахтящий лифт. Клубный дом, в котором они жили с женой, имел свой собственный теннисный корт, милый скверик с фонтаном, крытый бассейн, патио и кафетерий, где подавали тонкие, ажурные, как коклюшное кружево, блинчики. Но по каким-то загадочным причинам в нем никак не могли установить нормальный лифт. Этот же бедолага хоть и выглядел вполне презентабельно, но поднимался и спускался так тяжело, точно испытывал невероятные муки.
Открыв дверь своим ключом, Игнат вошел в квартиру. С кухни доносились ароматы выпечки, шоколада и чего-то мясного. Он знал, что эту еду Лиля купила в кулинарии рядом с домом. Она не любила готовить и никогда этого не делала.
Единственный, поздний и долгожданный ребенок, Лиля была очень разбалованной, капризной, и что удивительно, Игнату это нравилось. Несмотря на свою взбалмошность, эгоцентричность и проскальзывающий инфантилизм, она умела создать ту самую нужную атмосферу, в которую хотелось возвращаться. Она была фундаментом, на котором держалась их семья. Ее плавная кошачья походка, манкий взгляд, воробьиное щебетание – все это притягивало Игната.
– Привет, милый, – Лиля звонко чмокнула его в губы. – Ты опять без зонта?
Игнат снял насквозь мокрое пальто и, виновато улыбнувшись, окинул нежным взглядом жену. Тонкие светлые волосы, бледная, почти прозрачная кожа, через которую проступали венки, узкие, как у школьницы, запястья. Всегда изящная, утонченная даже в длинной домашней футболке на голое тело, она выглядела восхитительно.
– Сегодня у меня был трудный день. Выставка уже на носу, а двух утвержденных картин до сих пор нет. – Опершись спиной о стену, она с упреком посмотрела на бокал с сухим красным и сделала глоток. – Ничего, что я начала без тебя?
– Конечно, ничего, у меня тоже выдался тот еще денек… – Игнат прошел в гардеробную: идеально сложенные вещи, блузы, сорочки, платья, строгие костюмы, твидовые жакеты, все висит в ряд на вешалках, точно в брендовом бутике. Лиля всегда была перфекционисткой. Особенно это проявлялось в вещах, милых и совсем не дешевых безделушках. Она видела красоту, чувствовала ее нутром. На шедевры в искусстве у нее был нюх, как у собаки-ищейки. Десятки нынче известных художников, выставляющихся по всему миру, были обязаны ей своим успехом, ей, неравнодушному искусствоведу, когда-то нащупавшему и воспевшему их талант.
Гостиная, спальня и даже прихожая были увешаны работами «гениев нашей современности», как выражалась Лиля. Она всеми силами старалась приблизить своего мужа к современному искусству, но он был далек от него, как Марс от Плутона.
Более того, он считал все это мыльным пузырем, не представляющим абсолютно никакой ценности
«А король-то голый!» – так и хотелось выкрикнуть ему в лицо очередному умнику, с видом знатока рассуждающему о современном искусстве.
Переодевшись в домашний хлопковый костюм, Игнат вошел на кухню. В аккуратно расставленных на столе тарелках и бокалах празднично поблескивали золотистые огоньки гирлянды, которой Лиля, не дожидаясь декабря, украсила кухню.
Початая бутылка «Пино Гриджио» уже приближалась к своему завершению, а в воздухе пахло чем-то таким, что Игнат на дух не переносил.
– Ты что, курила? – Он скорчил такое лицо, будто в него брызнули чем-то едким.
Лиля заметно напряглась.
– Я давно бросила…
– Ты же знаешь, это вредно для ребенка. – Игнат старался говорить не сильно грубо, но все равно вышло жестковато.
– Но ведь я даже не беременна…
– Нашего будущего ребенка. – Он тыкнул вилкой воздух, а потом наколол подрумяненный кусок индейки и отправил в рот. – Очень вкусно, – одобряюще кивнул он.
Лилино лицо приобрело прежнюю безмятежность.
– Я на завтра заказала столик в «Мансарде», – сообщила она.
– Отлично, – улыбнулся Игнат, – ты, как всегда, на шаг впереди меня. – Я как раз хотел заняться этим…
– А еще пригласила Луизу, Эдика и моих родителей.
Игнат поперхнулся и, сделав несколько быстрых глотков вина, с упреком посмотрел на жену:
– Зачем?
– Чтобы они разделили с нами это событие. – Она нервно вертела в руках бокал, создавая в нем винную бурю.
– Но это событие касается только нас двоих. Это только наш праздник!
– Игнат, милый, ну не начинай… – Она окутала его таким взглядом, которому он не мог противостоять.
– Знаешь, что я хочу тебе сказать? – Игнат склонил голову, любуясь ее красивым лицом с ровным скандинавским носиком, усыпанным бледными веснушками. – Ты выглядишь сногсшибательно.
Напряженные губы Лили тут же растянулись в сладкой улыбке, обнажив ровные белые зубы. Придвинувшись к нему вплотную, она обвила его шею руками и поцеловала в губы.
– Я все время по тебе скучаю, даже когда ты рядом, – прошептала она, вонзив тонкие пальцы в его жесткие, как проволока, волосы.
– Я тоже…
– Нет, ты не понимаешь. Я имею в виду другое: ты вроде рядом, но в то же время где-то далеко, в другой галактике.
– Ты же знаешь, ты всегда в моих мыслях… – Он погладил ее по обнаженному бедру и дернулся от неожиданного звонка.
К нему на телефон пробивался неизвестный номер. Игнат нажал кнопку «ответить».
– Алло. – Тишина. – Да, говорите!
Так и не дождавшись ответа, он нажал сброс.
– Кто это звонил? – спросила Лиля, вглядываясь в напряженное лицо мужа. Но он будто ушел в себя, свои мысли, не замечая ничего вокруг.
– Игнат, милый, ты меня слышишь?
– Да, да, – кивнул он.
– С тобой все нормально? У тебя бледный вид.
– Все хорошо. – Он заставил себя улыбнуться и подумал, не рассказать ли жене про нового пациента, имени которого он даже не знал. Но тут же отмел эту мысль в сторону.
– Не волнуйся за меня, просто я сегодня сильно устал. Ты иди ложись, а я скоро к тебе присоединюсь.
– Ладно, – устало проговорила Лиля и зевнула.
После того как она покинула кухню, Игнат открыл барный шкаф, достал продолговатую бутылку с цифрой двенадцать и налил себе виски.
«Неужели это тот пациент? – подумал он, выходя на лоджию. – Ерунда. Просто кто-то ошибся номером».
В темное эркерное окно громко барабанил дождь. По стеклу сползали крупные, выпуклые, как мазки на холсте в технике импасто, капли. Игнат сделал глоток, и добрый виски огненной лавой потек по его пищеводу.
Он просто устал. Да еще и навалилось все разом: годовщина свадьбы, аврал на работе, приближающийся собственный день рождения, перед которым его всегда штормило, и в довершение всего самоубийство пациента, ставшего ему другом.