– Зови кого хочешь, – равнодушно бросил он и, услышав громкий «чмок», нажал отбой.
Уединившись в кабинете, Игнат сделал себе четвертую чашку кофе. В голове, словно навязчивая мелодия, крутилась мысль о новом пациенте.
Кто он вообще такой? И что ему от него нужно?
Выудив из вороха бумаг три истории болезни новых пациентов, он принялся листать ту, на которой большими буквами было написано «Ян».
Она оказалась пустой.
Пациент без прошлого? Интересно…
На улице крапал мелкий дождь. С горбатых крыш в водостоки медленно стекала вода и уже оттуда, разогнавшись как горная речка, пенясь и шумя вырывалась на волю из металлических желобов. Ветер остервенело кружил последние листья, похожие на ржавые промокашки. Игнат посмотрел в окно и увидел воробья, нахохлившегося от холода. Он сидел на карнизе и внимательно смотрел на доктора. Взяв из вазочки печенье, Игнат подошел к окну, чтобы открыть его, и только сейчас обратил внимание, что на нем была решетка. Как и на всех окнах в клинике.
Ощущение безысходности и замкнутого пространства так сильно охватило его, что он спешно, будто начался пожар, покинул свой кабинет.
У него не было ни малейшего желания общаться с Яном, но игнорировать его он тоже не мог. Во-первых, помимо Яна в наблюдательной комнате находились еще двое пациентов, нуждавшихся в его лечении, а во-вторых, это было не профессионально. Закончив вечерний обход, доктор все же заставил себя войти в наблюдательную комнату.
Уделив внимание сначала двум пациентам, неподвижно лежащим на койках, он подошел к Яну. Сидя спиной к доктору, он не отрываясь наблюдал за медленно ползущими, как улитки по стеклу, дождевыми каплями.
– Док, ты хорошо плаваешь? – спросил Ян, даже не удосужившись повернуться. – Хорошо держишься на воде?
– Почему вы задаете мне этот вопрос?
– Ты знаешь почему! – Мужчина резко повернулся, вперив в доктора взгляд, полный презрения.
– Я не пойму, о чем вы говорите.
– А я могу напомнить: лето, каникулы, станица Мелиховская… Тебе десять, ему семь…
По спине Игната пробежал холодок. Глядя в ледяные, почти прозрачные глаза пациента, доктор испугался. Всего на несколько секунд, но все же испугался.
Этот человек был первым, кто посмел ему бросить в лицо обвинение подобного рода. И попал в яблочко.
Попятившись к выходу, Игнат выскочил в коридор и закрыл за собой дверь. Его голову словно сжимало тисками. Сейчас ему хотелось только одного: выпить виски, лечь в мягкую постель и ни о чем не думать. Но он должен ехать на это чертово торжество, улыбаться, поддерживать разговор, притворяться, что эти люди ему интересны.
Переодевшись в строгий костюм и приведя себя в более-менее презентабельный вид, Игнат вышел на улицу. От свежего, бодрящего воздуха ему стало немного легче.
Нырнув в машину, он завел двигатель и уже через минуту растворился в вечерних сумерках.
В черном элегантном платье с открытой спиной и сережках, поблескивающих изумрудами, Лиля выглядела великолепно.
– Они прекрасны, – улыбнулась она, взяв в охапку облако белых роз, которые Игнат купил по дороге в ресторан.
Вечер проходил напыщенно, церемониально и ужасно скучно. Лиля трещала как заведенная, гости же, напротив, вели себя скованно, настороженно, точно ожидая подвоха. С самого начала ужина Игнат стал украдкой посматривать на часы, словно это могло ускорить время. Ему почему-то вспомнилась картина Сальвадора Дали, ассоциировавшаяся у него с безвременьем.
Время и пространство замерли, расплавленные часы уже не идут. Как и сейчас, как и в последнее время.
После двух бутылок шампанского гости понемногу растормошились: тесть с тещей мертвой хваткой вцепились в оробелых Смирновых, Лиля с подругой что-то увлеченно обсуждали, а Эдик, решив блеснуть своей эрудицией, завел разговор об искусстве.
– Как ты относишься к тому факту, что живопись становится виртуальной? – спросил он, обращаясь преимущественно к доктору.
– Ну…
Не дождавшись ответа, Эдик задал новый вопрос:
– А как ты смотришь на то, что один художник из Италии продал пустоту, ну то есть невидимую скульптуру под названием «Я есть», за восемнадцать тысяч долларов?
– Э, э… – Игнат добавил в шампанское лед и жадно отпил. Чертов уязвимый нарцисс, что он к нему прицепился?
– Игнат, а расскажи что-нибудь про своих психов. – Новый каверзный вопрос спас его от предыдущего. Жаждущая липких новостей Луиза, которую на самом деле звали Лиза, выжидающе хлопала ресницами.
Как же ему надоели подобные разговоры. Они что, думают, он выступает в цирке? Пока Игнат подбирал в голове более-менее нейтральный ответ, ему на телефон пришла эсэмэска.
«Я знаю, что он приходит к тебе в ночных кошмарах», – было написано со скрытого номера.
У Игната перехватило дыхание и непроизвольно сжались кулаки. Вскочив со стула, он задел рукой бокал с шампанским, и тот со звоном упал на стол, дав трещину. Пузырящаяся лужа кляксой растекалась по скатерти, капая на пол.
– Вот дерьмо! – буркнул Игнат, отряхивая мокрые брюки. Он готов был взорваться от ярости. – Прошу прощения, – тут же добавил он, стараясь не глядеть на обращенные к нему напуганно-изумленные лица.
– Игнат, милый, что случилось? – взволнованно спросила Лиля.
– Я сейчас. – Он вышел из-за стола и быстрыми шагами направился в туалет.
Включив кран на полную мощность, он сунул голову под холодную струю воды, точно желая смыть с себя прилипший страх. Страх прошлого.
Если бы этот Ян сейчас находился перед ним, то он бы точно проредил ему зубы.
Да как он смеет ему такое писать? И вообще, откуда у него его номер?
Игнат был в замешательстве и не мог найти ответы на эти вопросы. Но он обязательно разберется. Разберется с этим особым пациентом.
Выйдя из туалета, он наткнулся на Лилю, караулившую его у двери. Выглядела она сильно обеспокоенной.
– Что произошло? – накинулась она на мужа.
– Это с работы…
– Что-то серьезное?
– Просто один пациент… – замялся Игнат. – В общем, не важно, все хорошо, любимая. – Он дотронулся до ее губ, и уже через несколько мгновений тягостные остатки мыслей об эсэмэске растворились в сладком поцелуе.
После долгих тостов за счастье молодых, развернутых пожеланий долгой семейной жизни и непременно трех детей, фотогеничной слезы тещи и стального рукопожатия тестя наконец-то праздничный ужин подошел к концу.
По пути домой, сидя в такси, Игнат снова вспомнил про эсэмэску и все никак не мог взять в толк, откуда Ян узнал такие подробности. Возможно, раньше он жил в Мелиховке и именно в этот день оказался на речке.
Ладно, это еще можно хоть как-то логически объяснить, но откуда он мог знать про его кошмары? Он что, ясновидящий, экстрасенс? Ерунда какая-то.
Вернувшись домой, Игнат первым делом щедро плеснул в бокал свой любимый «Макалан» двенадцатилетней выдержки. Сделав большой глоток реанимирующего напитка с горьковатым, ванильным послевкусием, он прикрыл глаза и тут же почувствовал, как что-то нежное и бархатистое прикоснулось к его коже.
– Ты так напряжен. – Лиля провела ладонью по его худому скуластому лицу. Несмотря на уставший вид и намечающиеся темные круги под глазами, он все равно был красив.
Его миндалевидные карие глаза с вкраплением тусклого золота смотрели на жену с нежностью и желанием. Игнат притянул ее к себе и жадно поцеловал. Сладкий, с цветочными нотками аромат тут же окутал его, заставляя забыть обо всем на свете.
Он мог сказать, как любит ее, как сильно она ему нужна, но есть вещи, которые можно выразить только через прикосновения.
В пять тридцать, сотрясаясь всем телом от догоняющего его кошмара, Игнат открыл глаза. Когда же это закончится?
Добравшись до кухни, он сделал себе двойной эспрессо и сонными глазами уставился в окно. В доме напротив постепенно зажигались янтарные глазницы. Сейчас люди встанут с постели, включат телевизор, по которому бодрые ведущие с самым радостным видом вещают о жутких событиях, соберут детей в школу и садик, накинут на себя броню с шипами, натянут удобные обществу личины и поедут на работу. А там они будут перемывать кости начальнику-козлу и мечтать о долгожданном отпуске в Турции.
Так с остывшим кофе в руках Игнат сидел до тех пор, пока в огромные эркерные окна не стали заливаться ленивые лучи ноябрьского солнца. День обещал быть не дождливым и солнечным, что было равноценно волшебству.
В такую погоду совсем не хотелось работать, и его посетила крамольная мысль прикинуться больным. От усталости и постоянного недосыпа он в последнее время чувствовал себя разбитым, как треснувшая тарелка, которую попытались склеить, да что-то пошло не так.
Не отважившись на прогул, Игнат решил перед работой остановиться где-нибудь около воды и немного прогуляться. Выбор пал на набережную Лейтенанта Шмидта, тянущуюся от Благовещенского моста, который он проезжал каждый день по дороге в клинику.
Бронзовый адмирал Крузенштерн, сложивший руки на груди, выглядел угрюмым и словно бы говорил: «Оглянись вокруг, твой мир катится к чертям. Да и ты сам катишься к чертям. Но у тебя еще есть шанс все исправить».
Игнат подошел к чугунному ограждению и огляделся. Отсюда открывались красивые виды на противоположный берег и Английскую набережную. Переливающиеся на солнце воды Невы были покрыты крупной зыбью, как чешуя Левиафана, на причале покачивались огромные круизные лайнеры, выглядевшие гордо и даже высокомерно.
Игнат полной грудью вдохнул пахнущий тиной воздух и почувствовал какую-то щемящую в душе ностальгию. Та же набережная, те же фонари, те же голые липы, потерявшие сердцевидные листочки, те же люди, тот же воздух, вроде все то же самое, только с вкраплением его нового. Он стал другим. Даже любимая работа в последние дни приобрела иную коннотацию.
Возможно, все дело было в новом пациенте.