«А ведь он прав. Я и правда виноват», – подумал Игнат, и его резко зазнобило. «Нет, не виноват», – прошептал другой голос, более тихий и неуверенный. И шептал до тех пор, пока он не погрузился в сон.
Резкий звонок точно катапультой выдернул его из недолгого забытья. Нащупав на ковре разрывающийся телефон, Игнат нажал на зеленый кружок. Молчание.
– Алло! Я вас слушаю, – прохрипел он осипшим от сна и алкоголя голосом.
В ответ молчание.
Опять этот чертов псих. Игнат чувствовал, как вместе с ним просыпается и злость. Встав на ноги, он сделал шаг и качнулся. Его шатало, будто он находился на корабле, попавшем в шторм. Сколько же он вчера уничтожил виски?
На кухне Лиля пила кофе. Увидев мужа, она демонстративно нахмурилась и отвернулась.
– Не дуйся, – примирительно сказал Игнат, присаживаясь рядом. – Ну прости меня, а? Иногда мне кажется, что я совсем не осознаю, что делаю и что говорю. – Он взял ее за руку и поцеловал теплую ладонь.
– Ты придешь сегодня на открытие выставки? – спросила она у чашки с кофе.
– Конечно! – закивал Игнат, смотря на жену взглядом нашкодившего пса.
Недоговоренности, обиды, ссоры всегда угнетали его, тяжелым грузом тянули на дно.
– Ладно, – снисходительно сказала Лиля, пробежав по нему глазами, – и побрейся, ты совсем зарос, – добавила она и ушла в душ.
Игнат выпил аспирин и сделал себе двойной эспрессо: сегодня ему предстоял насыщенный день.
Позвонив знакомому айтишнику, который на самом деле был первоклассным хакером, он договорился с ним о встрече. Парень обещал подъехать в течение часа и установить камеру. Камеру, которая снимет этого проклятого Яна, и тогда он уж точно обратится в полицию.
А до этого он заедет в больницу и вытрясет из него всю дурь. Стоп. Он же врач, а Ян его пациент, он не может так поступить.
«Но он должен ответить за все эти обвинения», – шептал ему писклявый голосок.
Пока Игнат кружился в лабиринтах своих размышлений, то даже не заметил, как Лиля, переодевшись во все черное (кожа, шипы, портупея. Это точно выставка живописи?), упорхала в арт-галерею. Вскоре пришел айтишник и за час установил над дверью камеру, а в телефоне Игната программу, через которую он мог наблюдать онлайн.
«Теперь твои фокусы не прокатят», – удовлетворенно подумал доктор, покидая квартиру. Он так и забыл побриться и, кажется, даже причесаться.
Выйдя из дома, Игнат тут же попал в молочную кисею, делающую всех слепыми. Из-за плотного тумана, накрывшего город, он с трудом смог отыскать свой автомобиль. Когда он уже собирался в него сесть, заметил глубокую, точно порез на коже, царапину, тянувшуюся от капота к багажнику.
– Ах ты ж ублюдок, – прошипел он в туманное облако. Его челюсти сжались так сильно, что выступили желваки. Игнат не сомневался, что эту пакость сделал Ян. А кто же еще?
Теперь ему было плевать, что он врач, а Ян его пациент.
«Он перешел все границы».
Тяжело дыша от бурлившей в нем злости, Игнат нырнул в «Макан» с небывалой ранее для него прытью.
Сегодня машина завелась с первого раза, и он медленно выкатил из двора, едва различая дорогу. С автомобилем что-то происходило. Даже при черепашьей скорости его трясло и уводило влево. Покрепче сжав руль в руках, Игнат стал высматривать обочину, чтобы остановиться на аварийке, но вдруг машину понесло в сторону, и он впечатался в дорожный отбойник, едва не задев автобус.
На долю секунды все резко стихло, и Игната охватило странное чувство, что он находится одновременно в двух измерениях. Вокруг суетились люди, кто-то стучал ему в окно, но он никого не замечал, а только глядел вперед тоннельным зрением.
Наконец он выбрался из машины и, глотнув мерзлый, пропитанный влагой воздух, посмотрел на машину. Хищная морда «Макана» была искорежена, а из спущенного переднего левого колеса торчал металлический штырь. Теперь автомобиль точно придется менять.
– Ублюдок, ты заплатишь мне за все свои делишки, – рыкнул Игнат, доставая из багажника увесистую биту. Зеваки, окружившие место ДТП, испуганно ахнули.
Он купил эту биту еще пятнадцать лет назад, когда жил в неблагополучном районе. Думал ли он, что она ему когда-нибудь пригодится?
Ждать наряд ГАИ, менять колесо, заполнять бланки у него не было ни времени, ни желания, он хотел лишь одного: поскорее добраться до этого психа.
До работы оставалось всего несколько кварталов, и поэтому, бросив израненную машину, впечатанную в бетонный отбойник, Игнат бодрой, почти веселой походкой зашагал по тротуару, слегка помахивая битой.
Прохожие, попадающиеся ему на пути, провожали его недоуменными взглядами, но Игнату было плевать. Он шел к своей цели, вдыхая в себя сырость дня, целиком состоящего из тумана и влаги. Молочная морось делала мир ненастоящим: величавые вековые постройки парили словно миражи, люди, выныривавшие из бледных сгустков, походили на привидения. Игнату казалось, что он попал в безвременье, в лакуну без начала и конца, и бродил в ней, пытаясь найти выход. Но выхода не было.
– Добрый день, Игнат Сергеевич, – поздоровалась с ним постовая медсестра Людочка.
Надо же, он и не заметил, как добрался до работы, проскочил КПП, больничный двор и вошел в корпус своего отделения.
– С вами все хорошо? – осторожно спросила она, задержав взгляд на бите. У нее был такой взгляд… Этот взгляд ему был хорошо знаком, вот только Игнат никак не мог вспомнить, что он означает…
Не удостоив медсестру ответом, доктор быстрыми шагами направился к наблюдательной комнате и, отворив дверь, вихрем ворвался внутрь.
– Эй, ты! Вставай! – крикнул он спящему Яну.
Тот открыл глаза и посмотрел на доктора. Вместо того чтобы испугаться, этот наглец лишь ухмыльнулся.
– Как ты это провернул? – За спиной Игната послышались возбужденные шепотки и охи.
Ян продолжал непонимающе смотреть на доктора, разыгрывая дешевый спектакль.
– Моя машина, надпись на двери, все эти звонки, эсэмэски… Ты перешел все границы! – Игнат видел в его глазах лишь усмешку, этот чертов псих издевается над ним. – Как тебе удалось отсюда выбраться?
Ян продолжал хранить молчание.
– Отвечай, ублюдок! – заорал доктор, сотрясаясь всем телом.
– Игнат Сергеевич, – послышался голос Ивана Олеговича, – пойдемте с нами…
В палате набралось полно народа: врачи, медсестры, санитары, пациенты, все что-то говорили, бубнили под ухом.
– Не лезьте не в свое дело, это мой пациент, и я сам с ним разберусь, – отчеканил Игнат, не сводя глаз с Яна.
– А разве ты сейчас не должен быть на выставке? – невозмутимым голосом спросил пациент. – Твоя жена, наверное, сильно расстроится, если ты не придешь.
Игнат раскрыл рот, точно ему перекрыли кислород.
– Не говори о ней, слышишь! Я запрещаю тебе, – процедил он сквозь зубы, чувствуя, как его руки все крепче сжимают рукоять биты.
– Хорошо, хорошо, – не переставая ухмыляться, Ян шутливо поднял руки. – А смотреть хоть на нее можно?
– Что? Что ты несешь, чертов псих?
– Ах, как нехорошо так отзываться о пациентах, – порицательно цокнул Ян, покачав головой, – они ведь тебя так любят, а вот Лиля… Не уверен, что ваши чувства взаимны. – С этими словами он достал из кармана штанов Лилино фото и медленно провел по нему указательным пальцем. – А она ничего такая, симпатичная…
Ярость, копившаяся внутри, словно жидкая лава в вулкане, бурля и пузырясь, вырвалась наружу. Сжав биту руками, точно двурукий меч, Игнат замахнулся, и в этот же миг послышались грохот, звон и протяжные женские всхлипы.
Обернувшись, он так и замер с поднятой битой в руках. Рядом с ним стояла пациентка и держала в руке позолоченную ручку от кружки. Потом, упав на колени, она принялась судорожно собирать фарфоровые черепки, тут же поранившись до крови.
– Мой сынок, мой родненький… Доктор, как же так?
Ян встал с кровати и, укоризненно глядя на Игната, проговорил:
– Очень жестоко… Зачем ты это сделал?
Игнат опустил биту и шагнул к двери, чувствуя, что его мутит. Перед глазами все закружилось, точно в центрифуге: бежевые стены, койки, пациенты, врачи, санитары, решетки на окнах и эти взгляды…
Он вспомнил их. Так обычно люди смотрят на душевнобольных.
Потом все резко потемнело и он осел на пол.
– Помогите ему! Игнат Сергеевич, что с вами? В процедурную его! – раздавались голоса со всех сторон.
– Оставьте меня! Не трогайте! – Игнат вырвался из обхватывающих его рук санитаров, которые до этого скрутили сотни пациентов, и, размахивая битой, точно разгоняя рой мух, помчался по коридору.
Плач, вопли пациентов, крики персонала, топот ног еще долго преследовали его, даже когда он выбрался за территорию клиники и брел по улицам, ему казалось, что за ним гонятся.
Люди, машины, автобусы, даже тучи над головой – все куда-то спешили, нервничали, толкались. Инверсия последних дней, перевернувшая все с ног на голову, сводила с ума. Он больше не принадлежал себе. Остановившись посреди дороги, Игнат посмотрел наверх, в сизое, точно застиранное покрывало, небо.
Бесконечность, вокруг одна бесконечность.
В этот момент позвонила Лиля.
– Ты скоро? – спросила она взбудораженным голосом.
– Что? – Он потер лоб ладонью.
– Я говорю, ты скоро приедешь? Выставка уже началась.
Точно. Выставка. Как он мог забыть?
– Да, да, я еду. Просто… тут такой туман…
– Хорошо, я тебя жду. – Она отключилась.
Игнат осмотрелся. Слева от него расстилался утопающий в тумане парк Декабристов, а значит, до «Эрарты» идти пешком не так уж и далеко. Устало вздохнув, он поднял ворот пальто и зашагал в сторону арт-галереи.
Выставка, которую курировала Лиля, называлась «Memento mori – Помни о смерти». Глядя на удручающие, наполняющие душу тоской картины, все, кто на них смотрел, невольно задумывались о ней.
Игнат зашел в большую залу с ковровыми дорожками рубинового цвета, по которым от холста к холсту неспешно блуждали задумчивые посетители, старательно силясь понять весь экзистенциальный смысл представленных картин. Облаченные в total black, точно вороны с начищенными до блеска перьями, они пили шампанское, дискутировали, познавали непознанное.