Привычным взглядом Вилкас увидел издали трёх высоких идолов — трёх богов. Перкуно, Потримпо и Патолло. Три создателя мира, три его владыки. Перкуно — огненноволосый бог, повелевающий молниями. Потримпо — бог молодости и цветения. Патолло — мрачный бог старости и смерти.
Подъехав поближе, Вилкас соскочил с коня и поклонился богам. Затем достал из-за пазухи остаток лепёшки, тщательно разделил на равные части и принёс благодарственную жертву.
Богам не важна величина жертвы. Важно внимание и почтение.
Дальше Вилкас пошёл пешком, ведя жеребца в поводу. До главного святилища пруссов оставалось совсем немного. Вилкас шагал, с удовольствием вдыхая лесные запахи и слыша перепархивание пичуг над головой. Птицы уже начали вить гнёзда в кронах священных деревьев. Хороший знак — значит, год будет благоприятным.
Сквозь зеленеющую дымку лесной чащи сын вождя разглядел толстые брёвна частокола, который окружал главное святилище пруссов и росший в его центре священный дуб. Возле корней этого тысячелетнего дерева проводились праздники и жертвоприношения, здесь хоронили умерших вождей и чествовали новых.
По привычке Вилкас поднял голову, стараясь над брёвнами частокола разглядеть крону дуба-великана. Разглядел и улыбнулся.
Он подошёл к деревянным воротам и постучал. Конечно, жрецы-вайделоты заметили его ещё на подходе. Их глаза видят всё, что происходит в священной роще.
Но пришедший должен постучать и попросить разрешения войти. Таков закон и обычай.
Ворота открылись сразу же. Дежуривший возле них вайделот молча посторонился.
— Позови Агне, — сказал ему Вилкас.
Вайделот, ничего не отвечая, запер ворота и так же молча ушёл. А Вилкас привязал жеребца к коновязи и пошёл к священному дубу.
Сам священный дуб был огорожен крепкой изгородью и укрыт шатром из полотнищ. В этот шатёр мог входить только верховный жрец Криве-Кривейто.
Вилкас остановился возле изгороди, опустился на колени и достал самое главное сокровище пруссов — солнечный камень величиной с кулак. Этот камень Вилкас сам нашёл в водорослях на берегу. Если посмотреть на свет — в нём была видна застывшая навеки неведомая тварь.
Вилкас вспомнил легенды о том, что солнечный камень может поглощать души демонов и грешников, и по спине пробежал холодок озноба.
Он положил камень к изгороди. Когда Вилкас уйдёт, жрецы заберут его и присоединят к другим дарам, хранящимся в полотняном шатре. Путь боги пруссов будут милостивы к своему народу и сыну вождя.
За спиной послышались лёгкие шаги. Вилкас поднялся на ноги и обернулся.
— Агне!
Серые глаза доверчиво смотрели ему в лицо.
— Здравствуй, Вилкас! Соскучился?
Лёгкая улыбка пробежала по губам девушки.
— Конечно, соскучился! — воскликнул Вилкас.
Он хотел обнять Агне, прижать её к себе. Но в последний миг опомнился. Здесь, в священной роще это было бы святотатством.
Ну, ничего! Скоро будет праздник середины лета, и там они с Агне объявят о своей свадьбе. Сама свадьба состоится осенью, и это будет небывалое событие. Дочь верховного жреца Криве-Кривейто выходит замуж за сына вождя пруссов!
— Пойдём, погуляем? — предложил Вилкас девушке.
— Пойдём, — не раздумывая, согласилась она.
Они подошли к воротам, и Вилкас отвязал коня. Жеребец легонько заржал, приветствуя девушку. Молчаливый вайделот отодвинул тяжёлую створку и вновь запер ворота за ними.
Вилкас вскочил в седло, протянул Агне руку и посадил её перед собой на гриву коня. А затем пустил жеребца рысью в сторону морского побережья.
Вилкас был бы не прочь погулять в лесу. Но Агни почти всю свою жизнь проводила в священной роще и очень любила прогулки у моря. Ей нравились безбрежная серая даль, морской ветер и ощущение простора.
Неторопливо шагая по мокрому песку вдоль самой кромки воды, Вилкас рассказывал девушке о приезжих монахах и их неслыханном предложении.
Агне слушала и хмурилась.
— И что же решил Арнас? — спросила она, когда Вилкас замолчал.
— Не знаю, — тяжело вздохнул юноша. — Наверное, пока ничего не решил. Когда я уехал, он как раз собрал совет.
— А что решит? — настаивала девушка. — Ты ведь знаешь своего отца.
— Знаю, — согласился Вилкас.
Помолчал и добавил:
— Мой отец решит так, как лучше для народа. Для людей. Вот только бы знать, как будет лучше.
— Я должна рассказать об этом своему отцу, — сказала Агне. — Пусть он поговорит с Арнасом и этими… монахами.
Вилкас хотел возразить. Но потом понял, что отец давно догадался, куда уехал сын. Их отношения с Агне ни для кого не тайна. А уж для вождя — тем более.
Вряд ли отец рассердится. Так или иначе, а ему предстоит разговор с Криве-Кривейто. И лучше уж этот разговор состоится с глазу на глаз у них в деревне, чем во время праздника солнца в священной роще.
Резкий порыв ветра налетел с моря. Агне поёжилась, несмотря на меховую накидку. Вилкас молча снял с себя куртку и укутал плечи девушки.
— Спасибо.
Вилкас погладил девушку по голове и наклонился, высматривая что-то в водорослях, которые прибило к берегу ветром.
— Ого! Смотри, какой!
Юноша поднял с песка солнечный камень. Тот был почти незаметен в буро-зелёных листьях, но Вилкас всё-таки углядел его.
— Похож на сердце, правда? — спросил он Агне.
— Похож, — удивилась девушка.
— Думаю, это хороший знак, — решил Вилкас.
Он протянул камень Агне.
— Возьми в подарок. Только не приноси его священному дубу, а оставь себе, ладно?
— Ладно, — улыбнулась девушка, пряча камень.
Тут Агне пришла в голову та же самая мысль, что и Вилкасу.
— Думаешь, твой отец знает, что ты поехал ко мне?
— Думаю, да, — кивнул Вилкас.
— И не остановил тебя. Значит, он хочет, чтобы Криве-Кривейто знал о предложении монахов.
Девушка решительно повернулась к Вилкасу.
— Едем обратно! Надо поговорить с отцом!
— А как же… — начал обескураженный Вилкас.
Но Агне не дала ему договорить. Улыбнувшись, она обхватила юношу за шею и поцеловала в губы. И ещё раз. И ещё.
— Теперь ты доволен? — лукаво спросила она.
И тут же нахмурилась.
— Едем, пожалуйста! У меня сердце не на месте.
— Ну, хорошо.
Вилкас вскочил в седло и снова усадил девушку впереди себя.
— Держись крепче!
Он пустил коня галопом вдоль берега, отыскивая взглядом тропинку, которая вела к священной роще Ромове. Тонкий белый песок взметнулся из-под тяжёлых копыт и снова осел на землю.
Глава 9
«Я, барон фон Рауш, командир второй роты Первого гренадерского полка его Величества Фридриха Второго, пишу это письмо перед тем, как оставить город Пиллау русским войскам.
Армия наша разбита превосходящими силами коалиции. Защищать город нет никакой возможности. В связи с этим, командир нашего полка полковник фон Штаале, отдал приказ об отступлении и эвакуации тех жителей города, которые не хотят оставаться на милость русских.
Мною было получено от командира предписание скрыть все документы городского архива до возвращения Пиллау под власть прусской короны.
Девятого апреля одна тысяча семьсот пятьдесят восьмого года мы с бургомистром Вилем вырыли яму возле северной стены кирхи города Пиллау и заложили в неё сундук, в который поместили все документы городского архива. Нижние чины не привлекались ввиду особой важности и секретности порученного нам дела.
Координаты ямы: пять шагов на север от восточного угла стены и семь шагов влево.
Русские войска не далее, как в трёх милях от города. Завтра мы грузимся на понтоны и попытаемся уйти по косе в сторону Гданьска и Берлина.
Написано одиннадцатого апреля одна тысяча семьсот пятьдесят восьмого года в доме барона фон Рауша, город Пиллау.
Да поможет мне Бог!»
— Ничего себе! — повторил Севка, когда Мишаня закончил читать письмо. — А ещё что-нибудь в шкатулке есть?
Я заглянул в шкатулку, хотя заранее знал ответ.
— Нет, больше ничего. Пусто.
— Вот чёрт! Я надеялся, что этот барон фамильные драгоценности зарыл, а тут — архив!
— Севка, не говори ерунды, — строго сказала Оля. — Документы куда важнее драгоценностей. По ним можно изучать эпоху. А драгоценности положат в витрину на радость туристам, и всё.
— Что делать будем? — растерянно спросил Мишаня.
Как единственный владеющий немецким языком, он по-прежнему держал в руках письмо барона фон Рауша.
— Я иду за милицией! — решительно заявила соседка.
— Правильно! — поддержал я женщину. — А ты, Севка, беги за Валерием Михайловичем. Пусть идёт сюда. Мишаня, хватит лапать документ! У тебя руки потные. Положи его в шкатулку.
В ожидании Валерия Михайловича и милиции я присел на табурет. В голове, помимо воли, всплыли воспоминания.
Вот Азиз виновато улыбается мне. А его лбу от волнения выступили маленькие капельки пота.
— Мы не виноваты, начальник! Хотели с окна краску снимать. А доска совсем гнилая оказалась — сама лопнула! Мы сразу хозяину сказали, а там вот что — посмотри!
Азиз протягивает мне шкатулку. Я открываю её и достаю письмо. Оно написано по-немецки, а этого языка я не знаю.
Хозяин квартиры Дмитрий наклоняется над моим плечом и внимательно заглядывает в шкатулку.
— Ещё что-то там было? — сердито спрашивает он Азиза.
Совсем, как Севка сегодня.
— Ничего больше не было, хозяин! Мы коробку нашли и сразу тебя позвали, честно!
Азиз заметно бледнеет. Он чувствует, что попал в неприятную историю, и очень хочет, чтобы ему поверили.
— Выворачивайте карманы! — командует Дмитрий.
Его мощная, словно у породистого хряка, шея напряжена. Ворот дорогой рубашки врезался в неё, оставляя красную полоску.
Молчаливые рабочие без споров по очереди подходят к столу и вываливают на него содержимое карманов. Сигареты, мелкие деньги. Какие-то винты, гайки и саморезы. Спичечный коробок.