– Деликатный вопрос, но, вероятно, это не тайна: император захотел, чтобы я дала ему несколько уроков. Я приехала по приглашению лорда-регента.
У него застыло лицо. Прямо-таки за несколько секунд превратилось в деревянную маску. Ирис испугалась:
– Вам плохо?!
– Ничего, – сказал он сипло. – Значит, эти люди с вами – слуги лорда-регента?
Она кивнула, уже понимая, что в чем-то ошиблась, и мучительно пытаясь понять, поправима ли эта ошибка.
– Вам лучше уйти, – сказал он глухо. – Я сейчас упакую ракушки.
Он отпер дверь, отдернул занавеску. Двигаясь медленно, как в толще воды, поставил ящик на стол посреди комнаты: ящик был полон упаковочной стружки.
– Ольвин, – она все еще искала выход, – объясните. Вы настолько ненавидите лорда-регента?! Но я ведь не служу ему, я преподаю музыку ребенку!
– Вы… принадлежите другому миру, – он мучительно подбирал слова. – Здесь Каменный Лес. Вы приехали – и уедете…
Наверное, у нее тоже изменилось лицо, потому что он оценил ее реакцию и заговорил быстрее:
– Я вам очень благодарен, госпожа Ирис. За то, что вы слушали… и назвали меня музыкантом. И предложили сыграть дуэтом. Но… знаете, в наших краях у рыбаков есть байка об огромной медузе, способной принимать облик девушки и заманивать парней – в прибое у пустых берегов. Парни тянутся обнимать ее, а она кричит им в ухо одно только слово. Тогда они проживают сто лет мучений за одну секунду и умирают.
– Какая… жуткая и мерзкая легенда.
– Некоторые считают, что это правда. Но… понимаете, я не могу ненавидеть лорда-регента. Он для меня – невозможная в нашем мире вещь, вроде как… крик медузы. Поэтому я обманываю себя, я внушаю себе, что его нет… или он далеко. Если вы приехали по его приглашению – и вас тоже нет. Я вас не вижу. Я вас не слушал. Я вас не встречал.
Он говорил, а руки его двигались, упаковывая ракушки в ящик среди полотна и стружек. Алекс снова появился в дверях и был на этот раз настроен решительно:
– Госпожа Айрис, смеркается, мы должны ехать немедленно!
– Можно грузить, – она указала на ящик.
Кучер и стражник вдвоем вынесли тяжелый груз. Алекс ждал ее, она махнула рукой:
– Я буду через минуту! Дождитесь у экипажа!
– Я обязан сопровождать вас.
– Может, вы наденете на меня поводок?!
Она нервничала и не выбирала выражений. Алекс вышел – он тоже волновался и злился на нее.
Ольвин стоял среди пустой лавки. Пол был усыпан упаковочной стружкой, на столе валялся кошелек с деньгами – с момента, когда Алекс со звоном опустил его на столешницу, Ольвин к нему так и не притронулся.
– Возьмите эти деньги, – сказала Ирис. – Купите себе новый резонатор. Вы совершенно правы: музыки гораздо меньше, чем пустых ракушек.
Она вышла, отдернув портьеру, и поразилась, как изменился воздух: стало холодно. От моря наползал туман. Экипаж дожидался в ста шагах, кучер и стражник, едва различимые в дымке, грузили покупку в багажное отделение. Алекс раздраженно шагал по пустеющему рынку, Ирис почти не видела его, только слышала грохот башмаков по брусчатке.
За ее спиной молчала бывшая лавка поющих ракушек. У Ирис было чувство, будто она оставляет горящие развалины родного дома. Странно, учитывая, что еще сегодня днем она понятия не имела о существовании этой лавки.
Она остановилась. Почти сделала шаг, чтобы вернуться. Туман сгустился так, что Ирис показалось, что в лицо ей тычут мокрой ватой. Алекс уже добрался до экипажа и ругал за что-то кучера, не выбирая слов – срывал злость…
Ей зажали рот сзади – широкой ладонью в перчатке. Ирис забилась, ее сдавили крепче, обездвижив, почти полностью перекрыв воздух.
– Тихо! Все в порядке, сестра и племянники здоровы… Будете кричать?
Она помотала головой, насколько позволял захват. Ее выпустили. Вокруг стояла стена тумана – фонари на экипаже были едва различимы. Она обернулась и мельком увидела лицо под надвинутой шляпой, наполовину закрытое высоким воротником.
– Мы патриоты Каменного Леса, нам всего-то и нужно, чтобы император услышал нас.
У нее перед глазами оказалась рука в перчатке, со светло-бежевой ракушкой на ладони:
– Положите на полку с другими записями, пусть император найдет. Не пытайтесь прослушать сами; если попробуете, мы обязательно узнаем. Надо говорить, что мы тогда сделаем с вашей сестрой и племянниками? Нет?
Ракушка была рельефная, колючая, очень холодная.
– Вам ничего не грозит, – еле слышно сказал человек из тумана. – Никто не заподозрит. Лорд-регент чудовище, но император невинный ребенок. Дайте ему шанс! Сделайте это – помогите себе, сестре, Каменному Лесу… всем! Спасите нас, госпожа Айрис!
…Только в апартаментах, оставшись в одиночестве, она разжала ладонь. Ракушка нагрелась в ее руке; на коже остались синеватые вмятины от «рожек» вдоль завитка.
– Мой лорд, госпожа Айрис Май пожелала посетить лавку, где торгуют ракушками. Она знала об этой лавке заранее. И такое впечатление, что она знает и лавочника! Они беседовали, как родные…
– Очень хорошо, Алекс. Пусть за этим лавочником присматривают. Но тихо, чтобы не спугнуть.
– Будет сделано, мой лорд.
Теперь у него был собственный инструмент, немногим уступающий свирели самой Ирис. По правде говоря, эта морская свирель была даже слишком хороша для ученичества: широкое устье, великолепный объемный звук. Естественно, звук извлекала Ирис: у императора, несмотря на все его старания, свирель хрипела и похрюкивала в руках.
Он сел на подоконник, глядя на море, баюкая свирель в натруженных руках. Это был замечательный момент, чтобы незаметно подкинуть на полку чужую ракушку, но Ирис упустила его.
– Не расстраивайтесь. Чтобы хорошо сыграть простую гамму, надо тренироваться многие месяцы.
Он грустно смотрел на нее, в его взгляде было сомнение и что-то еще, чего она не могла понять.
– Скажите, – начал он, – ведь у меня получится когда-нибудь… Не так, как вы, но хотя бы… чтобы вышла настоящая музыка?
– Конечно, – сказала она горячо. – Обязательно. Если только вы не забросите занятия…
– Никогда не заброшу! – Он смотрел с благодарностью, как будто Ирис сняла с его души огромный груз. – Я клянусь, никогда не заброшу… но… может быть, вы останетесь у нас… подольше?
Ирис осторожно улыбнулась. Ход разговора перестал ей нравиться.
– Нет, я не могу остаться, – сказала она, как могла, мягко. – Но я обязательно вернусь… скоро. Четыре дня на пароходе – не такой уж и долгий путь.
В дверь просунулась сухая мордочка камердинера, за его спиной маячила стража.
– Государь, позвольте напомнить, что время урока…
Император резко обернулся:
– Здесь я решаю, когда истекло время!
Камердинер, кажется, растворился в воздухе. Ирис опустила глаза.
– Ой, простите, – сказал он совсем другим голосом. – Вы ведь не устали? Просто скажите, когда утомитесь, и мы закончим. Ненавижу камердинера, он такой назойливый…
Ирис кивнула, стараясь не смотреть на него.
– Я бы не хотел, чтобы вы уезжали, – сказал он и прокашлялся. – Но у меня и в мыслях не было… вас задерживать. Я понимаю. У вас, наверное, есть семья… на континенте?
Ирис посмотрела ему в глаза. Император выглядел удрученным, но ни единой задней мысли в его вопросе не было. Ирис закусила губу.
– У меня есть сестра… старшая. Ее зовут Лора. У нее два сына.
– А… муж? Вас многие должны любить, добиваться…
– Нету.
– Это грустно, – сказал он после паузы.
– Но почему?! У меня есть музыка…
Он о чем-то глубоко задумался.
– Вы учите племянников играть на свирели?
– Нет, они не хотят. Им больше нравится кататься в лодке и рыбачить.
– Дети, – сказал он со странным выражением, – редко понимают, что на самом деле ценно.
Он снова уставился на море. Ирис упустила еще один великолепный шанс незаметно подбросить ракушку.
– Если бы у меня был брат, – сказал император, глядя на белые гребешки внизу. – Или сестра. Все было бы по-другому. Мы бы играли вместе, гуляли по галерее, ходили на шлюпке…
– Почему бы вам не найти друзей? – сказала она, не успев подумать, поддавшись сочувствию. – У членов императорского совета наверняка есть дети, да и просто… может быть… дети добропорядочных горожан?
Он посмотрел на нее огорченно: конечно, она ничего не понимала в здешних реалиях.
– К сожалению, нет, – сказал взрослым голосом. – Меня хотят убить. Мальчик, девочка, взрослый, друг… Любого можно шантажировать. Любого можно запугать, и он подбросит яд в мой стакан… Поэтому я сижу взаперти.
Ирис будто невзначай взяла платок и стала протирать свирель – чтобы увлечь себя действием, чтобы руки не дрожали.
– Вы думаете, я фантазирую, – сказал он укоризненно. – Но это правда. Речь идет не просто о будущем… о самом существовании Каменного Леса.
Он встал и прошелся по комнате, взмахнул рукой, разрезая воздух, будто что-то кому-то запрещая.
– Так. – Он остановился, сжал зубы, на бледных щеках заиграли желваки. – А вы с сестрой – вы дружите? Вы близкие люди?
– Очень, – сказала Ирис, благодарная ему за смену темы. – Она меня вырастила… почти как мать. Мы рано осиротели.
– Понимаю, – сказал он шепотом. – Я тоже… я знаю.
Тогда Ирис не выдержала и обняла его – трогательного ребенка, одинокого сироту. Он в первую секунду съежился, будто его никто не касался раньше, а потом вдруг обнял ее в ответ, но вовсе не по-детски, не сыновними объятиями.
Она наконец-то истолковала выражение, с которым он раньше на нее смотрел, и ей сделалось страшно. Высвобождаясь, она оттолкнула его, неделикатно, почти грубо.
Сердце грохотало в ушах. Щеки горели. Она была идиоткой, слепой дурой, она ошиблась и не представляла даже цену этой ошибки. Первый ее взгляд был – на дверь.
– Не уходите, – сказал он умоляюще. – Я все понимаю, я же не сумасшедший. Не бойтесь, пожалуйста, я знаю, как себя вести. Просто это все музыка…