Но 'жуков' и 'букашек' это не особенно трогало. Откусить бы сладкую крошку, да проглотить поскорей, чтоб следующую успеть попробовать. Надо получать удовольствия от жизни. Это главное. А горе… Пусть горюют те, к кому оно пришло. Сытый голодному — не товарищ.
- Слушай, а этот, молоденький, будет? — поднимаясь на крыльцо, щелкнула пальцами чопорная дама, в которой без труда можно было узнать ту самую утопающую, что забыла поблагодарить своих спасителей на пляже.
- Будет, — освежив воздух коньячным перегаром, успокоил ее пузатый спутник.
- Ну, Кока, ты же не знаешь, о ком я спрашиваю.
- А тут и знать нечего, сегодня все будут. Инициатива оттуда, — он многозначительно указал пальцем вверх.
Дама проводила его жест недоверчивым взглядом и, словно увидев на небе подтверждение, облегченно вздохнула.
- Хорошо. Только зачем они название такое неприятное выбрали. Неужели, повеселей ничего не нашлось? Втягивают народ в то, чем сами должны заниматься. Кстати, ты фотоаппарат в номере не забыл?
- Нет, в барсетке лежит.
Длинноногая блондинка, возвышаясь над толпой, словно учительница над первоклашками, пытала в дальнем углу фойе своего крутолобого приятеля.
- Вовик, а ты раньше тоже террористом был?
- Ты че метешь, дура?! — цыкнул бык, озираясь по сторонам. — Рэкетиром, а это совсем другая статья.
- По мне, так все едино, — махнула пальчиками манерная девушка. — Не могли получше название для концерта придумать? Мы, наверное, отдыхать собираемся, а не уголовный кодекс изучать.
В артистических кругах витали похожие настроения. 'Чес', 'бабло', 'капуста' - в этом смысл жизни, красивой, заметьте, жизни. Остальное — шелуха.
- Ладно, вас, патриотов, сюда нагнали, — жаловался за кулисами один известный певец другому. — А нас–то, жаворонков, зачем? Моя публика хочет радоваться, а не слезы лить, ей про любовь, про красивую жизнь подавай, не желает она ни о каком терроре слышать.
- Не все люди — желудки, — возразил коллега. — Я лично обеими руками поддерживаю эту акцию.
- Ты оглянись вокруг. Мы вдвоем в курилке. Перед кем понты рисуешь?
- И то, — согласился патриот. — Чего я тебе, жаворонку, о наших, вороньих, делах каркаю.
- Ой, посмотрите, обиделся. Как будто я неправду говорю.
- В том–то и дело, что правду. Пошли скорее уже концерт начинается.
Людское море, затопившее фойе, весело плескалось, искристо пенилось, шумно бурлило горячими течениями. Первое, особо нетерпеливое, впадало в туалет, второе, чуть менее быстрое, — в буфет. Было хорошо заметно, что эти, казалось бы, разножанровые места, по сути, являются сообщающимися сосудами. Потому как тот, кто выплывал из туалета, немедленно перетекал к буфету, и после небольшой паузы, наоборот. Складывалось ощущение, что люди готовились к выходу в свет загодя: как минимум, неделю ограничивая себя в питании и пару дней не посещая отхожих мест. Этот круговорот мог бы продолжаться до бесконечности, но устроители решили: 'хватит' и открыли центральные шлюзы.
Народ, не успев доесть, допить и застегнуть на все пуговки ширинки, стремительно хлынул в зрительный зал. Пол задрожал, как при землетрясении, сиденья плаксиво заскрипели, у артистов в гримерках зазвенели ложечки в стаканах.
- Кока, где наши места? — ткнула впереди плывущую спину чопорная дама, поправляя съехавший на нос парик.
- Какой я те Кока, дура! — обернулся Крутолобый. — Ой, извините, я думал, это моя штакетина рамцы попутала.
- Я тоже ошиблась, — поддернула женщина сползший на живот бюстгальтер. — Кока, ты где?..
Рэкетиру в этом смысле повезло больше. Его спутница белым знаменем реяла над толпой и была видна отовсюду.
- Валек! — крикнул он, взмахнув волосатой рукой.
- А?! — откликнулось сразу несколько человек, но только не блондинка.
- Валенок! — повторил он громче.
На этот раз встрепенулись двое: его тугоухая подружка и какой–то подслеповатый старичок.
- Иди сюда, вот наши места.
Дед пополз, а девушка нет — стояла, как на якоре.
Не успела чопорная дама, заняв свое кресло, раскрыть рот, чтоб высказать претензии мужу (четвертый ряд — это ж почти заполярье), как рядом появился смуглолицый мужчина с полиэтиленовым пакетом в руках.
- Извините, вы бы не согласились поменяться с нами билетами?
- Какой ряд? — настороженно спросила женщина.
- Третий. Мы здесь с друзьями, — кивнул он на коренастого приятеля, — поэтому хотели бы, чтоб вместе…
- Кока, за мной, — подскочила дама, не дослушав объяснений. — Конечно, надо помочь людям. Третий ряд — это ж не четвертый.
- Спасибо, — поблагодарили ее мужчины.
Крутолобый рэкетир, наконец, вызволив 'знамя' из толпы, водрузил его на законное место. Как только девушка опустилась в кресло, у сидевших за ее спиной зрителей, соответственно в четвертом и пятом рядах, испортилось настроение — программу придется смотреть с помехами. Смуглолицый и крепыш, недовольно вздохнув, обменялись друг с другом местами.
- Ой, Вовик, у меня под попкой какая–то шишечка торчит, — пожаловалась блондинка.
- Геморрой, — успокоил ее приятель.
- Я сказала 'под', а не 'в'. На сиденье что–то выпирает.
- Возбудилось, — гоготнул крутолобый.
- Давай махнемся, тебе все равно, ты жирный.
- Как ты меня достала, — пробурчал бык, выбираясь из кресла.
Смуглолицый и крепыш вновь разменялись местами.
Свет в зале погас, занавес открылся, на экране замелькали кадры трагических событий: взорванные дома, испуганные заложники, переполненные ранеными больницы.
Зрители отнеслись к этому по–разному: одни с подобающей серьезностью, другие с совершеннейшим безразличием, третьи — с явным раздражением.
- Слушай, ну зачем нам такие вещи показывают?! — возмущенно зашептала чопорная дама на ухо своему спутнику. — Своих проблем у нас мало?
Мужчина со вздохом развел руками…
- Вовик, ну когда там концерт начнется? — рассматривая в темноте свои, расписанные под хохлому, ногти заерзала в кресле блондинка. — Сколько можно эти ужастики смотреть. Кстати, на этом сиденье тоже какие–то бугорки, мне опять неудобно.
- Терпи.
Ждать пришлось недолго. Официальная часть закончилась ровно через 10 минут. Ведущий, выразив соболезнования жертвам террора, перешел к объявлению концертных номеров. На сцене заиграла ритмичная музыка, запрыгали в языческих оргиях начинающие исполнители. Через какое–то время к ним на помощь стали подтягиваться более именитые артисты, а последних, в свою очередь, готовились сменить звезды первой величины.
Полынцев сидел за декорацией разрушенного дома в глубине сцены и, сквозь щель в 'руинах', пристально всматривался в зрительный зал. Место за местом, лицо за лицом, ряд за рядом. И еще раз в обратном направлении. Жаль, бинокля не было. Спецэффекты, прожектора и, что уж греха таить, сами артисты, особенно подтанцовка, превращали нехитрую задачу в тяжкий труд.
- Громозека, ответь Циклопу, — крикнул он сквозь музыкальный шум в рацию.
- Просто Гром, — поправил его Погремушкин. — Слушаю тебя.
- Где обещанное? У меня после третьего ряда лица размываются.
- Уже несу. А ты там поменьше девкам под юбки заглядывай, это ослабляет зрение.
Не далек был от истины коллега. Кто б мог подумать, что смотреть на поклоны артисток сзади, куда интересней, чем спереди. Если б зрители (мужчины, разумеется) знали, какого зрелища их лишают…
- Ага, — вынырнул из–за декораций Погремушкин. — Где ж тут бандитов увидишь, когда такие задницы перед глазами мелькают.
- Слюнявчик надень, — серьезно ответил Андрей, впрочем, не отрываясь от созерцания поклонной композиции
- На, держи, — протянул сыщик бинокль. — Только девок взглядом не сожги.
- Я на девок не смотрю, — сказал Полынцев, настраивая резкость. — Ой, кажется, у одной трусики порвались.
- Где? — прильнул к декорации Погремушкин.
- Шутка. Это я тебя на вшивость проверил, маньяк курортный. Теперь ясно, кто пытался изнасиловать эстонку.
- С чего ты взял?
- Ну, как же — сексуальная озабоченность налицо.
- Да нет, я про изнасилование…
- Опа, — прервал его на полуслове Андрей. — У мужика, что на Юлькином месте сидит, в руках фотоаппарат появился.
- Там фээсбэшники рядом, — махнул рукой Погремушкин, — у них все под контролем. Ты лучше сообщников высматривай.
На сцену, под визг молодых и рев пожилых женщин, выскочил жаворонок российской эстрады с популярной песенкой о лете.
Чопорная дама закрыла улыбкой собственные уши.
- Кока, снимай его, снимай!
Супруг успел поднять фотоаппарат на уровень груди и тут же замер: в боку что–то кольнуло, на руках что–то щелкнуло, за спиной прозвучал угрожающий голос.
- ФСБ. Сиди тихо, опусти голову.
Полынцев нацелил бинокль на третий ряд. Молодцы фэбсы не стали сразу выводить из зала сладкую парочку, побоялись распугать подельников. Подруга задержанного показалась ему чем- то знакомой, но он не успел рассмотреть, чем именно, потому что ее тоже согнули буквой 'зю' и заковали в наручники. На этом ряду, вроде бы, все было чисто. На четвертом… Порядок… На пятом… Стоп. А вот и первый — усатый жук с опухшим носом.
- Погремушкин. Я нашел одного. Шестой ряд, восьмое место.
- Отлично, — поднес рацию к губам сыщик. — Центр, Грому на связь.
- Центр на связи.
- Готовьте собровцев к захвату, есть контакт…
Андрей заканчивал чесать седьмой ряд, когда ведущий объявил выступление певца–патриота. По залу прокатился одобрительный гул мужских голосов. Зазвучали аккорды любимой военной песни. Сердце застучало в такт мелодии. Сразу же вспомнилась армейская служба: полигоны, учения, стрельбы… стоп!
Полынцев, как ужаленный, подскочил на месте
- Погремушкин, мы не того взяли! Мужик просто для себя фотографировал. Кому на хрен нужен слюнявый попсовик. Акция будет сейчас, вот на этой самой песне. Выводи в зал собровцев, пусть ломают всех, кто принес фотоаппараты. Я не нашел бандитов, меня гнать надо из органов! Давай, родной, не тормози, счет на секунды.