- Да. Я сама собралась к ней идти, а тут его нелегкая принесла. Вот и встретились нос к носу.
- А я думала, он выкручивается.
- Нет, все правда.
- Мне об этом тоже ничего не рассказала.
- Он после убийства попросил не распространяться на эту тему, чтоб лишних подозрений не вызывать.
- Так ты через дверь к ней входила?
- Хотела, но потом решила не рисковать, чтоб опять с Елисеем не встретиться. Пролезла через балкон — для меня задача нетрудная, на тренировках посложней кульбиты выписывали.
Юля оправила ее волосы, чуть наклонившись, заглянула в глаза.
- Вот ты какая, подруга, а я тебя тихоней считала. Тайну искала не там, где надо было. Главная- то, рядом оказалась.
Вика опустила взгляд.
- Никакой тайны во мне нет — обычная русская баба. Ребята, которые домой цинковый гроб привозили, рассказывали, что им эти 'Белые колготки' в Грозном житья не давали. Специально стреляли нашим солдатам по ногам, что б те подольше мучились, и своих на помощь звали. А потом добивали всех вместе. Мой также погиб. Говорят, до последнего вздоха ящик с патронами за собой тащил. Когда на поминках сидели, они все сокрушались, что убить пока ни одной не смогли. А тут, вот эта гадина, за стенкой, плясала на моем горе. Как представила себе, что это она моего Лешку, ну и… Она у меня жизнь забрала, а я у нее.
- У тебя жизнь? — переспросила Юля.
- Конечно. Я два раза травилась, к нему, на небо, хотела попасть. Не могла без него, света белого не видела. Но не получалось — не пускали люди добрые, откачивали.
- Вы не были женаты?
- Не успели. Мне тогда еще 18 не было. Можно было, конечно, и пораньше расписаться, но он сказал, что до армии не стоит, неизвестно, как все получится. Обо мне думал, проблем не хотел создавать. Будто в воду смотрел.
- Потом замуж так и не вышла?
- Нет, хоть и просил он.
- Кто?
- Леша.
- Как это?
- Ребята от него конверт передали. На обратной стороне страшная надпись: 'Если меня убьют, то прошу передать…' и мой адрес. Они там перед боем все такие оставляли. А в письме приказ - сильно не горевать и жить дальше счастливо, — у Вики задрожал подбородок. — Если хочешь, сама почитай, я не могу — она вытащила из конверта письмо.
Юля осторожно взяла из ее рук ветхий, видно, на тысячу раз перечитанный, листок. Глаза пугливо опустились на рваные свинцовые строчки.
'Здравствуй, Солнышко. Даже и не знаю, как начать, получается, что привет тебе с того света передаю. Извини. Не собирался писать, но ребята говорят — надо, если не хочешь, чтоб подруга до конца жизни мучилась. А я не хочу, поэтому слушай мою последнюю волю.
Приказываю жить тебе, девочка, без меня долго и счастливо. Обязательно выйти замуж, нарожать детей, обо мне забыть, любовь дарить хорошим людям, плохих к себе не подпускать. На могилу ходить не чаще раза в год, реже можно, фотографий на видном месте не держать, с собой не носить, письмо это, после прочтения, уничтожить, душу свою им не травить. Вот, собственно, и весь наказ. Не сложно? Пожалуйста, выполни, иначе я себя на небе плохо чувствовать буду. Не стану напоследок говорить о своих к тебе чувствах, чтоб сердце не рвать нам обоим. Скажу, лишь одно, ты для меня была важнее воздуха, дороже жизни. Наверное, только в разлуке понимаешь это по–настоящему. Ночью, когда вижу тебя во сне, начинаю задыхаться. Тянусь к тебе, как из глубины, но не хватает воздуха, тону. Просыпаюсь, вскакиваю, вроде бы, сам живой, а души нет, захлебнулась. Ну вот. Кажется, меня, все–таки, понесло, извини. Сейчас ненадолго отлучусь. Нас командир вызывает. У парней, что на площади совмина сидят, боеприпасы закончились, нужно подвезти. Потом вернусь, напишу что–нибудь обнадеживающее…
Юля подняла глаза.
- Не вернулся?
Подруга покачала головой.
- Нет.
- Солнышком тебя называл. Вот он где был настоящий 'Солнечный удар'.
- Ты о чем?
- Полынцев говорил, что бандитская акция так называлась. Выходит, ты их удар, своим перебила.
Виктория бережно опустила письмо в конверт.
- Не я — любовь.
- После смерти Янки, тебе легче стало?
- Не знаю.
И снова Юля убеждалась в том, что сильные чувства — это не радость, а большая проблема. Молодая, красивая женщина и до сих пор живет одна. Кому нужны такие страдания?
- У тебя еще все впереди, — ободрила она подругу, вставая с кровати. — Попадется и тебе хороший человек.
- 26 — уже не молодость. В этом возрасте все нормальные мужики давно по рукам разобраны. А бабы старухами считаются.
- Ты правда так думаешь?
- Почти, — грустно улыбнулась Вика. — Не теряй времени, потом близок будет локоть, да не укусишь.
- Угу, — задумчиво промычала Юля. — Не было, говоришь, Полынцева?
- Нет, и, мне кажется, уже не будет.
- Почему?
- Я же тебе объясняла, в другое место пойдет искать.
- Кого?
- Ее — любовь.
Эпилог.
В участковом пункте милиции было жарко и душно. Полынцев чувствовал себя гусем в раскаленной духовке. Маленький кабинет медленно пропекал его распаренное тело до румяной кожицы. Расстегнув ворот рубахи, он со вздохом захлопнул служебный журнал, откинулся на спинку стула. Надоело. Тяжело после отпуска входить в колею. Такое ощущение, что из леса на асфальтобетонный завод вернулся. В голове промелькнули яркие кадры недавнего отдыха: море, пальмы, пляж, красивые девушки. Впрочем, о последнем удовольствии можно было умолчать. Оно успешно пробежало стороной. Вот именно. А все, потому что идиот. Умный бы попользовался теми радостями, которые светили, а проблемы скинул, как 'щипач' кошелек. Дурак же, поступил наоборот. Кому рассказать — на смех поднимут.
Такая возможность незамедлительно представилась. Телефонный звонок истерично взвизгнув, залился стервозным писком.
- Полынцев слушает.
- Андрюха, е–мое, с приездом! — раздался в трубке радостный бас коллеги Фокина. — Поздравляю тебя с выходом на службу! А мы тут ждем, не дождемся, когда позовешь курортные фотки разглядывать.
- В пятницу вечерком подтягивайтесь, посидим, чайку попьем.
- Заметано! А чего такой кислый — простыл?
- Почему простыл?
- Ну, я в том смысле, что девчонки там местные, говорят, все насморком болеют, климат такой, ага. Семенов в прошлом году, по–приезду оттуда, месяц из вендиспансера не выползал.
- Да нет, здоров я. Не с чего было.
- Как это не с чего? А на фиг ездил?
Тут самое время было сказать: 'Раскрывать преступления', но пожалел себя, не стал хвастать ослиными ушами.
- Ну как, на фиг? Отдохнуть, на людей посмотреть.
- А чего тогда грустный такой, не влюбился часом? — гоготнул Фокин.
- Пока не знаю, — честно признался Андрей.
- Ага, стало быть, в точку я попал. Значит так, к пятнице, что б все знал и друзьям подробно рассказал! Как понял меня, прием?
- Понял вас хорошо, к указанному сроку буду готов.
- Ну и добренько, — кхекнул приятель. — До связи.
- Счастливо, — буркнул Полынцев, опуская трубку.
Полминуты посидев, он достал из стола черную кожаную папку. Порывшись в ее пухлом брюхе, вытащил на свет новенькую записную книжку с надписью 'курортный блокнот' на обложке. Листая страницы, снова взялся за телефон…
* * *
Юля, вернувшись после работы домой, без особого аппетита поужинала и прилегла на диван, почитать журналы. Месяц в руки не брала — нужно было срочно наверстывать упущенное, вливаться в русло последних событий. Отпуск закончился, начались пыльные будни: встречи, интервью, полосы, материалы и прочая газетная рутина. Куда деваться — отдых долгим не бывает.
- Ты почему посуду за собой не вымыла? — послышался из кухни недовольный голос матери. — Кому оставила?
- Ну, мам, я не успела, у меня дел по горло.
- Я вижу твои дела — на диване с журналами валяться. А за домом кто смотреть будет, я, старуха?
- Какая же ты старуха, — подхалимским тоном прощебетала Юля. — Тебе еще до пенсии, как до луны пешком.
- Лень вперед тебя родилась, доченька, — вздохнула мать. — Ну, ничего, попадется муженек крутого нрава, запрыгаешь перед ним зайчиком.
- Что–то ты перед отцом не слишком высоко прыгала.
- Потому и бросил, что невысоко. А сейчас, рада бы, да не перед кем. Ты лучше скажи, почему тебе кавалеры после отпуска не названивают. В прошлом году не успела приехать, они уже все телефоны оборвали. Или не познакомилась ни с кем?
- Да ухаживал там один чудак, все большую любовь искал.
- Нашел?
- Не знаю, у меня не было.
Из кухни выглянула точная Юлина копия предпенсионного возраста.
- И, слава Богу. Прикипишь сердцем к какому–нибудь малохольному и будешь потом всю жизнь маяться. Мужа надо выбирать не по любви, а по состоятельности, по положению. Это самый правильный расчет — всегда будешь одета, обута, накормлена. А с этими искателями — одна беда.
- Да знаю, я мам, знаю.
- И красотой пользуйся, пока молодость позволяет. Это сильное оружие.
- Тоже знаю.
Мамаша удовлетворенно крякнула.
- Вот и молодец. А почему тогда квелая? Позагорала, отдохнула — летать должна, песни петь.
- А вот этого, уже не знаю! Что–то не летается мне и не поется. Иди давай, не мешай работать, у меня дел невпроворот.
Когда мать вновь загремела посудой, Юля взяла в руки глянцевый журнал. На первой странице красовалась яркая курортная фотография. Пальмовая аллейка, нарядная беседка, целующаяся парочка. Душа тоскливо заныла. Невеселый какой–то в этом году отдых получился, безрадостный. И, спрашивается, по чьей вине? Кто его таким противным сделал? Вот именно. Достав из сумочки записную книжку с надписью 'курортный блокнот', она протянула руку к телефону…
* * *
Длинный гудок на третьем куплете стих, и после секундной паузы в трубке послышался мягкий женский голос.
- Слушаю вас.