остового отсека. За ним совершенно бесшумно двинулась аспидно-черная махина облаченного в скафандр ЭТО биолога.
– Он бесплоден, – осторожно заметил Гесс. – Остальные детали его… состояния лично мне неизвестны.
– Ну, а я тут при чем? – возмутился Макар, идя на звуки голоса Игоря.
– Пока затрудняюсь ответить. Несколько вариантов: в качестве донора для фаворита, в качестве племенного… производителя, они там все носятся с нужным набором генома, вдруг твой подошел, или…
– Просто я ей приглянулся. Такое случается с королевами. Особенно, если у них уже восемь мужей… Кстати, если вдруг ты не понял: мы прямо сейчас отправляемся в госпиталь. Стэм не выходит на связь.
И тут Гесс покачнулся.
_________________________________________
¹Административная столица Шедара – г. Шипсильяфдунд. На планете осталось одно государство, объединяющее остатки некогда существовавших.² Астери (αστέρι) – в пер. с др. греческого: – звезда.
__________________________________________________
Следующая глава будет… остросюжетной. Но мы с вами ведь смелые и всегда помним: ХЭ обязателен, правда?
41.(Не) убийство
Обитаемая планетарная система Шедар, планета Шедар, сектор посольства Империи, Госпиталь посольства Империи.
Он меня не пропустит. Придется убить. Эта мысль вдруг показалась такой правильной и органичной, что я улыбнулась, правой рукой понимая опять слегка дрогнувший плазер.
Мужчина, стоящий передо мной, даже не дрогнул. Я попыталась почувствовать его, и обнаружила вдруг, что «ослепла». Нити чувств и эмоций, которые я так явно видела, оборвались, истлели. Мир вокруг стал пустым. Как звали этого человека? Не помню. Забыла. Как звали меня? Во сне это не важно. Мне нужно отсюда уйти.
«Давай уже, двигайся! » – снова боль и я делаю шаг.
– Нэрис, послушай… – начал было мужчина, но посмотрел мне в лицо и осекся. Подал знак невидимке, стоящему у меня за спиной Почему я его не почувствовала?
Он назвал меня «Нэрис».
– Пропусти меня, или я выстрелю, – хрипло сказала, понимая отчетливо в ту же секунду, что не смогу. Я скорее себя пристрелю. Даже не помня его, я почувствовала: человек этот – друг. То немногое, что еще была в состоянии чувствовать.
Он назвал меня «Нэрис».
– Зачем? – совершенно спокойный вопрос. – Тебе будет больно.
Правда. И жалость во взгляде. На плазер он не взглянул, будто его между нами и не было.
Я хотела ответить. Пожаловаться, рассказать ему, как потерялась во сне, что мне делают больно, а боли я не умею противиться. Но что-то вдруг изменилось. Раздался тихий хлопок и я совершенно оглохла. Лицо мужчины исказилось, как будто от боли, и он рухнул мне под ноги. Я отшатнулась.
Кровь.
Ее запах заставил меня содрогнуться. Из правой руки выпал плазер. На полу стремительно расползалась кровавая лужа. Мужчина, лежавший у ног, не подавал признаков жизни.
А ведь он даже назвал меня. Нэрис.
«Ты убила его! » – радостно прозвучало.
«Теперь ты преступница. Тебя осудят по законам Империи и твой муж от тебя отвернется.» – наотмашь ударило. – «Кому нужна полоумная убийца?»
Муж. Империя. Я не смогла это вспомнить, но поняла очень остро: этой смерти он мне никогда не простит. Я стал убийцей. Мне нужно бежать!
Быстрее!
Метнулась поднять с пола плазер, но он упал в лужу крови. Прикоснуться к нему я заставить себя не смогла.
Рванулась к двери, она оказалась открыта, и я сломя голову понеслась вперед по коридору, словно зная, куда он ведет и зачем мне туда нужно. Холодные серые камни обжигали голые ступни. Из одежды на мне оставались лишь короткие белые шорты и маечка. Участки тощего белого тела, сплошь покрытого синяками, болезненно торчали из-под одежды.
Как холодно.
Поворот, спуск по едва освещенной запыленной лестнице, песок под ногами.
Опять.
Очень скоро передо мной оказалась узкая дверь, отозвавшаяся на удар кулаком гулким звуком металла. Толкнула ее и она вдруг открылась, а я оказалась на улице. Огромное серое здание, узкие бойницы окон. А еще, очень – холодно.
Рядом стоял крохотный катер, двухместный. В кабине его сидел тот, от одного только вида которого мне захотелось кричать. Я его помнила.
«Подойди ко мне, сладкая девочка, ты стала еще аппетитней». резануло жгучей болью голове в моей голове.
Нет. Лучше я тут умру. Точно лучше. Жить преступницей не хотелось. Снова удар, я падаю на колени, удирившись больно о мелкие камушки на земле. Серый перед глазами, упираюсь в него ладонями, отталкиваюсь. Некрасивые руки. Мои? Омерзительное ощущение собственного уродства. Медленно поднимаюсь, оглядываясь.
«Я жду терпеливо». Он мне не привиделся. Сидит, как ни в чем ни бывало, и улыбается. Очень красивый, практически безупречный. Но красота эта мертвая. Холодная, словно блеск драгоценного камня. От него никуда я не денусь и нечего даже мечтать.
Двинулась в сторону катера. Чтобы иметь право выбора, нужно быть сильной. Я слабая, болезненно-некрасивая, я могу вызывать лишь отвращение. У меня нет больше прав.
Дверь кабины широко отодвинулась и меня резко вдернули внутрь, схватив больно за руку и сильно ударив о стальную ступеньку. Я ничтожество. Боль сломила меня. Безвольная кукла, я снова готова на все, только бы ее больше не чувствовать.
Паника накатила быстрой мутной волной, и вот я уже задыхаюсь от страха, сердце колотится где-то в горле. Руки дрожат, лицо заливает липкими каплями пота. Я свернулась в комочек на кресле, зажмурившись, зажав уши руками. Бесполезно. Он давно сидит где-то внутри, не давая сбежать и очнуться. Холодно. Больно.
– Гвел, прекрати! – громкий крик властного женского голоса заставляет меня вжимать голову в плечи. Но словно разжались стальные тиски, даже дышать стало легче. Невыносимая боль отступила. – Что ты творишь? Рефлексы у тела останутся! Оно и так уже в плачевном состоянии. Лечить теперь еще и лечить, а времени у нас мало. Мне достаточно перепало уже от «наследниц». Что теперь с этим делать?
– Она вкусная, – его голос выполз из моей головы как скользкий морской червь и прозвучал сиплым звуком. – Ее страх возбуждает меня.
В ответ раздалось ругательство на лиглянском. Откуда я это знаю? Закрыла глаза. Голос той, которая оборвала моего мучителя, что-то смутно напоминал. Видно мне ее не было. И не очень хотелось. Мне уже все равно, совершенно. Болела спина, ныли лодыжка и ребра.
– Надеюсь к нашему вылету все готово. – Снова она.
– Надеюсь, ты хорошо все продумала. – прозвучало насмешливо. – Ты не боишься, что этот мальчишка опять все испортит? Зачем он тебе?
– Мальчишка… – женский голос словно бы смаковал это слово. – Нет, тут ты ошибаешься, дорогой. Чем больше я его узнаю, тем сильней убеждаюсь в правильности нашего выбора… Ты даже представить себе не можешь, насколько.
Гвэл закрыл дверь, набрал на панели катера координаты и откинулся на узкую спинку пилотского кресла. Я бы очень хотела не видеть его, но глаза меня совершенно не слушались, заставляя смотреть против воли.
– Продолжай, – его холодная маска его безупречного лица казалась высеченной из камня. Никакой мимики, никаких лишних чувств и эмоций. Лишь иногда он позволял себе тихий смех и поднятую бровь – жест бесконечного удивления. Но я четко помнила выражение болезненно-жадного любопытства на этом лице. Так он смотрел на меня, содрогающуюся от страха, брезгливости, отвращения. Как червь-палочник, – паразит, что годами лежит на песке притворяясь мусором, а стоит живому приблизиться, как он сбрасывает оболочку и мгновенно ввинчивается под кожу своей жертвы. С той самой секунды дни ее сочтены. Я почувствовала себя такой жертвой. Но искорка памяти вдруг согрела, перед глазами встал кусок берега, где мы с друзьями играли, и палочников ловили. В моей жизни был не только этот холодный мучитель. Мне нужно все вспомнить.
– В первый раз… нам с тобой повезло, очень крупно. Обоим. Ты же знаешь, новичкам вечно везет. Наша дочь… ты ее даже не вспомнишь уже. Конечно, для тебя этот несчастный ребенок был лишь донором.
– У нее не было шансов стать полноценной! – резко перебил ее Гвэл. Как много эмоций для бездушного и жестокого истукана… – Никаких, ты же знаешь. Анэнцефалия. Не помнишь, каких мне усилий стоило сохранение, рост и развитие ее тела?
– Мы все забыли… Но, говоря откровенно, ценой успеха той операции была твоя жизнь. – Прозвучало… насмешливо? – Я не об этом толкую сейчас, дорогой мой. Не будем скатываться к супружеской ссоре со списком взаимных претензий, не стоит.
Гвэл промолчал. Выразительно так…
– Малышка, у которой не было даже своего имени, не оставила мне никаких следов своей личности. Их просто не было. А вот дальше… Дальше все доноры оставались со мной. Сильные личности, многогранные. Подбирая … носителей спермы ты превзошел сам себя. Каждая новая версия королевы Агаты получалась значительно лучше меня. Они всегда стоят рядом. А с ними – их память. Привычки, рефлексы, глубокие переживания. Ты представляешь? Что осталось теперь от меня? Жалкое подобие той Агаты, которая…
– Почему ты молчала? – Гвэл резко спросил. – Все это время шла речь лишь о проблемах физических. Аллергии, брезгливость, память тела, устойчивые рефлекторные страхи…
– Которые ты культивируешь в этой малышке. Ты занят своими делами, мой дорогой погружен в бесконечные эксперименты и давно позабыл о том, что такое вообще эти глупые чувства. У тебя одна память. То, что за все эти годы тебе донора не нашлось, мне не кажется невезением. Искусственно выращенное тело, лишенное всех физических недостатков и половины потребностей? Мне это больше не кажется чистой случайностью.
– О чем ты сейчас? – что-то увидев через лобовое стекло, Гвэл чертыхнулся отчетливо на имперском и вцепившись в штурвал увел катер в крутой вираж, явно пытаясь уйти от погони. – Имперская слежка, прости. Поясни, я не понял.
Они разговаривали так спокойно и неторопливо, будто рядом на узком сидении не лежала преступница и убийца, постанывая болезненно от накатывающей тошноты, а маленький катер не уносил ее невесть куда и зачем.