— Не спешите, Реймонд. Мы ещё успеем поужинать. Такие страшные дела нужно вершить на полный желудок…
Перрон, у которого ждал отправления полуночный состав, оказался совершенно пуст. Вдалеке светились окна основного павильона вокзала. Где-то в голове состава слышались голоса, что-то иногда гремело, тяжело «вздыхал» локомотив-реакторовоз, а на бетонном языке горела вереница фонарей, каждый из которых выхватывал из серебристого лунного сумрака чёткий круг искрящегося золотом химического света да ветер гонял какой-то мусор. Адмирал и адъютант неторопливо шли по перрону в сторону хвоста состава — запасной вагон был присоединён едва ли не последним. Реймонд галантно (совсем не так, как во время их прогулки по сражающемуся линкору) держал даму под ручку, а дама заканчивала наставления:
— …Именно двухмачтовый парусник. Там может быть несколько кораблей с одинаковым названием, «Родрик-Космоходец» вообще притягивает удачу к торговцам. Но вам нужен именно парусник и именно двухмачтовый. Не найдёте или окажется всё-таки два таких — тогда уже спрашивайте капитана. Не стоит соваться в портовую контору, лучше у матросов. Двухбородого Вика там многие знают, подскажут. Кстати, не стесняйтесь попросить у него денег — даст. Вашего кошелька надолго не хватит, а я помочь не могу, издержалась. Скажете ему, что ваши родители компенсируют.
— Я запомнил, госпожа адмирал, — они остановились возле нужного вагона. Света в его окнах, конечно, не было, но в распахнутых дверях заднего тамбура светились две химические свечи. Лейтенант встретился взглядом с командующей. — Насколько я могу ему доверять?
— Не скажу, что как себе или хотя бы как мне, но он в курсе последних событий. Вообще, умный человек, — Каррисо усмехнулась краешком рта. — Из нескольких, кому я советовала заняться более спокойным делом, он единственный, кто меня послушался. И, что характерно, пережил всех остальных… Теперь я иногда даю ему советы, а он помогает мне в разных мелких делах.
— Ясно, — фок Аркенау так понял, что взявшийся доставить его в безопасное место капитан — бывший пират.
— Он же сообщит вам, куда точно вы направляетесь и имя человека, который укроет вас до поры. Пока что знать такие подробности вам не стоит, сами понимаете… Сперва доберитесь до порта, — адмирал поёжилась. По перрону гулял холодный ночной ветер, а Каррисо была в своём обычном лёгком камзоле. Впрочем, красный мундир Реймонда (слегка, кстати, жавший под мышками) был ничуть не теплее, однако холода молодой человек не чувствовал совершенно. — Ладно, отбытие с минуты на минуту, мы почти опоздали. Обживайтесь в вагоне, он весь ваш. Только спать ложиться не стоит, разбудить вас к нужной станции некому.
Реймонд кивнул, вскочил на подножку тамбура и обернулся, держась за край проёма. Открыл было рот, чтобы сказать хоть что-то, да так и замер, подбирая слова. Эльда секунду смотрела на него, потом заговорила сама:
— И ещё. Ваш орден за Траунгольское сражение…
— Ох… — лейтенант не вспоминал о награде с момент ареста. «Серебряный пламень» вместе с сертификатом остался либо в гостиничном номере, либо, если люди адмирала, перевозившие его вещи, ничего не потеряли, в квартире Каррисо. Из своих вещей Реймонд взял лишь запасной мундир, гражданский костюм, да пистолет. Даже шпагу пришлось принять чужую, фамильная была слишком приметна.
— Он сейчас у меня. Как коронного преступника вас должны лишить всех наград, полученных на службе Империи, — адмирал смотрела снизу вверх и глаза её горели зелёным огнём, как два железнодорожных семафора. — Но я передам орден вашим родителям, пусть будет у них… Спросят — скажу, что был утерян. Вы его заслужили, чего бы вы ни натворили потом.
— Спасибо, — только и смог сказать лейтенант.
Командующая вдруг подалась вперёд, протянула руку и с улыбкой поправила лейтенанту воротник — словно безалаберному курсанту. Подмигнула ошарашенному офицеру:
— Берегите себя, лейтенант. Теперь вы почти что в вольном плавании. Курс вам проложен, но на пути могут встретиться шторма. Я верю, что вы справитесь. Продержитесь, пока я… пока мы будем разбираться. Это ненадолго, обещаю.
От головы состава раздался приглушённый по ночному времени гудок. Послышалось могучее шипение. Поезд дёрнулся назад, вперёд и сдвинулся с места.
— Удачи! — командующая отошла от вагона. Реймонд молча отступил вглубь тамбура. Примерился снять свечу с крепления, когда вдруг сквозь шипение и лязг донеслось едва слышимое:
— Реймонд!
Лейтенант бросился к выходу и опасно вывесился из вагона почти всем телом, вцепившись в поручни. Каррисо стояла на перроне, вскинув руку.
— Что?! — почти выкрикнул адъютант.
— Так ты точно не травил меня?!
— Клянусь! — шум колёс стал нарастать, поезд набирал скорость, и их с адмиралом разделяло уже шагов пятнадцать, причём расстояние быстро увеличивалось. Пришлось кричать. — Чем угодно клянусь!!
— Я верю тебе! Слышишь! Верю!..
Звонкий голос адмирала пробился даже сквозь свист пара и перестук колёс…
Часть вторая
Глава 4
…Дверь с негромким скрипом приоткрылась, и заглянувший в каюту матрос произнёс:
— Господин фок Аркенау?
— Да? — ответил Реймонд, садясь на кушетке и откладывая книгу. Двенадцать дней назад он бы обязательно напомнил матросу о том, что прежде чем открывать дверь в чужую комнату, следует постучаться. Но это было двенадцать дней назад…
— Капитан просит вас подняться на мостик.
— Сейчас буду, — Реймонд заложил страницу книги клочком газеты и потянулся за туфлями. Раз капитан просит — нужно подняться. Просто так, чтобы, например, поболтать, Вик звать не станет.
Быстро обувшись, фок Аркенау натянул сюртук, застегнул его на все пуговицы и достал из-под кровати шляпу. Защитное поле «купола жизни» у «Родрика» мощностью не отличалось, и изрядную часть опасного для экипажа излучения не поглощало, а конвертировало в кинетическую и тепловую энергию, отчего при малейшем усилении солнечного ветра на открытой палубе поднимался ветер обыкновенный, да ещё и влажный от конденсата.
Это было весьма странно, учитывая биографию судна. «Родрик-космоходец» оказался переделанным в торговца военным кораблём. А конкретно — тяжёлым сорокадвухпушечным фрегатом. На таком Реймонд, ещё будучи курсантом, проходил флотскую практику в течение месяца. Разумеется, «Родрику» укоротили мачты и упростили оснастку, чтобы с ним мог управляться небольшой экипаж, а похожие на рыбьи плавники горизонтальные фланг-мачты с веерными парусами вовсе демонтировали. Переделки коснулись не только парусного вооружения — с бортов сняли навесную броню, заклепали пушечные порты, превратили пушечные палубы в грузовые, оборудовали в корме несколько комфортабельных пассажирских кают (одну из которых и занял Реймонд)…
Корабль подвергся большим изменениям, однако узнаваемые обводы корпуса сохранились, да и основные системы должны были остаться от фрегата. В том числе и мощный военный «колпак жизни». Хотя кто знает, конечно, через какие приключения и катастрофы пришлось пройти этому судну, сколько раз оно ремонтировалось и переделывалось… Фок Аркенау сильно сомневался в том, что фрегат достался Двухбородому Вику честным путём. Вообще-то, списанные военные парусники действительно иногда продавались в частные руки, особенно после появления реактороходов. Но «Родрик» скорее появился откуда-то из бурного прошлого капитана. Интересному кораблю — интересный капитан и, естественно, интересная команда…
Покинув каюту, Реймонд вышел из короткого коридора, образованного «гостевыми номерами», в грузовую часть второй палубы, не разделённую внутренними перегородками — здесь стояли какие-то мелкие тюки, небольшие ящики, мешки и бумажные пакеты. Тяжёлые грузы, занимающие много места, хранились ниже, в трюме. Кроме пассажирских кают и площадки для грузов, на этой же палубе находился матросский кубрик — в носу, как можно дальше от гостевых апартаментов. У правого борта имелась лестница с аккуратными перилами, устройством напоминающая пролёт в многоэтажной инсуле — с её помощью можно было как подняться наверх, так и спуститься в трюм. Лестница предназначалась главным образом для пассажиров и экипажа, а потому была довольно узкой. Товары попадали в трюм через большой сквозной люк в центре, сейчас запечатанный — его открывали только в портах, с помощью крана.
Реймонд замер на несколько секунд у лестницы, прислушиваясь, убедился, что наверху не шумит ветер, после чего сунул шляпу под мышку и поднялся на верхнюю палубу. Оказавшись на открытом воздухе, лейтенант вскинул голову и, щурясь от света, уставился на мачты. Корабль шёл под всеми парусами — по их золотистым полотнищам пробегали светящиеся янтарным энергетические змейки, а огни святого Эльма на верхушках мачт сияли ярким голубым светом. Если парусник движется полным ходом, то даже ночью, когда из освещения не гаснут лишь ходовые огни да окна застеклённого «вороньего гнезда», на палубе редко бывает темно…
— Лейтенант, прошу сюда! — окликнули Реймонда. Двухбородому Вику не требовался рупор, чтобы отдавать команды экипажу — при желании капитан мог орать так, что его могучий, чуть хрипловатый голос, был превосходно слышен в каждом закутке судна, исключая, возможно, трюм (Реймонд не проверял). Фок Аркенау оглянулся, вытащил из-под мышки шляпу и приподнял её над головой в приветствии. Затем, сунув её обратно, поспешил подняться на венчающий кормовую надстройку мостик, где пожал капитану, а по совместительству заодно и владельцу судна, руку. Двухбородый Вик, массивный, ширококостный мужчина лет пятидесяти с чем-то, постоянно облачённый в один и тот же красно-белый короткий кафтан, подозрительно смахивающий на слегка перешитый мундир морской пехоты со споротыми знаками отличия, получил своё прозвище, как это ни странно, за необычную бороду — словно бы разделённую на две равные части. Реймонд за время учёбы в Офицерской Академии успел усвоить, что прозвища в среде космонавтов даются согласно принципу Великого Хаоса, неопределённости, случайных чисел или чего-либо ещё в этом роде, но только не в соответствии с логикой. Вероятно, борода Вика действительно была уникальна — фок Аркенау видел нечто подобное единственный раз в жизни, на портрете какого-то древнего гроссландского адмирала, жившего ещё до создания Империи. Что ж, владелец собственного судна может позволить себе эксцентричность.