— Ха-ха-ха! Бить по кошельку! Отличная мысль!
— Ну и последнее: заранее создать авиационную группировку для разведки лесных пожаров и тушения их с воздуха. Заодно и авиаторы потренируются. Теперь всё.
— Хорошо. Мы с тобой поговорили о многом, думаю, что поговорить придётся ещё. Запомни: о тебе знают только два человека: я и товарищ Момышулы. Офицеры, которые приезжают к тебе — связные, которым неизвестно содержание твоих записок.
— Понимаю.
— И последнее: если вдруг вспомнишь что-то очень важное, звони по этому телефону, это наш человек в Целинограде.
Сергей Иванович протянул мне бумажку с телефоном и именем.
— Что при этом сказать?
— Позовёшь к телефону Андрея Ахметовича, и скажешь, что у тебя готовится новая концертная программа. Этот человек работает в управлении культуры. Ну, Юрий, давай попрощаемся, я отправлюсь по своим делам, а тебя доставят домой.
ПГТ Троебратский, 23.45. 30.08.1971, суббота
— Юрий, как ты относишься к брачному союзу между мной и Ириной?
Дин Рид, закутавшись в одеяло, сидит напротив меня на ленуськиной кровати, у нас в мансарде. Ленуська отправилась ночевать на диван, в зале. Рокировку провели, потому что Дину ночевать у Ирины Сергеевны неприлично, они ещё неженаты, а в гостиницу отправлять его не по-людски. Вот я и пригласил Дина к нам.
— Хорошо отношусь. Вы прекрасная пара, и, кажется, отлично подходите друг к другу. Но почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Ты самый близкий друг Ирины, она говорит, что это ты её создал как творческую личность, ты дал ей новый смысл, новые песни. Это правда? Ирина о тебе говорит с восхищением, как о взрослом человеке, как будто ты учитель, а не она.
— Я отвечу на твой вопрос, Дин. Но сначала позволь сказать, что твои успехи в изучении русского языка просто великолепны. Всего месяц, и ты почти свободно говоришь по-русски. Великолепно!
— Это Ирина. Она занимается мной постоянно. К тому же я профессиональный актёр и приучен запоминать большие куски информации.
— Искренне восхищён. Что касается Ирины Сергеевны, то с ней мы познакомились в прошлом году, когда она была отчислена из Консерватории. Думаю, она сама расскажет о причинах. Здесь, в Троебратном, Ирина Сергеевна оказалась случайно: заехала к своим дальним родственникам. Так получилось, что именно в это время мы с ребятами создали музыкальную группу и пригласили её на должность руководителя.
— И она так легко согласилась?
— О! Это было вовсе не легко! Но у нас были свои аргументы: во-первых, и я и ребята сочиняем недурные песни. Во-вторых, директор нашей школы предложил Ирине Сергеевне отличные условия для работы. И наконец, Ирине Сергеевне почти сразу выделили отдельную квартиру. Тут я должен пояснить: в нашей стране очень суровый климат, и жилые дома обходятся намного дороже домов в Европе или Америке. Дома у нас дороже просто потому, что строительных материалов на них уходит вдвое, а то и втрое больше, чем у вас на такой же дом. Поэтому у нас есть проблема с жильём.
— Понимаю.
— Что касается наших отношений с Ириной Сергеевной, то они основаны на творчестве. Я сочиняю музыку, Дина Нурпеисова сочиняет тексты песен, ребята исполняют, а Ирина Сергеевна руководит нами и поёт. Было несколько ситуаций, когда мне пришлось словом и делом помочь Ирине Сергеевне. Мы с тобой мужчины, и понимаем, что иногда нам положено быть сильными.
Дин кивнул.
— Я горд тем, что Ирина Сергеевна считает меня своим другом. Это великая честь. Признаюсь, я немного влюблён в неё, но в Ирину Сергеевну влюблены почти все мальчишки нашей школы, не говоря о зрителях и слушателях. Тебе повезло, Дин, она выбрала тебя.
— Я это понимаю. Прости, Юрий, но я посчитал тебя соперником и решил поговорить по-мужски. Теперь я понял, что мы можем стать друзьями.
— Благодарю за доверие, Дин. Мне бы тоже хотелось стать твоим другом.
Одновременно мы встали и обнялись посреди комнаты. В носу у меня защипало, да и у Дина глаза на мокром месте.
— Юрий, я чувствую, что духом ты мой ровесник или даже старше. Разреши называть тебя братом? И ты придёшь на нашу свадьбу?
— Мы братья, Дин! А на вашу свадьбу я непременно приду. Но если только вы будете справлять её не за границей.
— Я хочу принять советское гражданство. Правда, я не хочу терять гражданства Юэсэй.
— Понимаю тебя. Родина есть Родина. Надеюсь, наше правительство пойдёт тебе навстречу и разрешит двойное гражданство. Хочешь, я сочиню на вашу свадьбу песню?
— И ты спрашиваешь? Конечно, хочу. Знаешь, мне не терпится прокатиться с гастролями, представляя твои песни!
— Дин, я уверен, что твои концерты будут иметь бешеный успех. А документальный фильм, в котором мы снялись, добавит им популярность.
Мы поболтали ещё немного, и уснули. Снилось мне наше путешествие из Москвы в Троебратное.
Из Москвы мы выехали в том же салоне-вагоне, прицепленном к пассажирскому поезду. Кроме нашего вагона был ещё вагон со съёмочной группой Центрального Телевидения, которая сходу взяла нас в оборот. Кстати, я думал, что снимать нас будут на телекамеры, но оказалось, что сейчас съёмку вне студий производят на обычные кинокамеры, и только потом изображение переводят в телевизионный формат.
Путь наш вышел довольно замысловатым: из Москвы мы прибыли в Ульяновск, где посетили дом-музей семьи Ульяновых и музей Ленина. Потом была Казань, Свердловск, Кустанай и наконец, оттуда доехали в Троебратное.
По нашей просьбе в Ульяновске нам организовали экскурсии на автомобильный и авиационный заводы. В знак благодарности мы устроили небольшие концерты перед рабочими. Ещё один концерт был перед школьниками Ульяновска, и на всех концертах вместе с нами выступал Дин Рид. Да, редкостного дарования артист! Бесконечно обаятельный, живой, многогранный. Я ещё в Москве подкинул ему «Отель „Калифорния“»[79], правда без слов, но общую идею текста Дин Рид и Дина Нурпеисова передали блестяще: вот роскошный отель среди пустыни, где тебя ждёт море наслаждения, все мыслимые удовольствия, как только ты войдёшь туда. Но прежде, чем войти подумай: чем ты будешь платить? И не забывай, что за выход с тебя возьмут дороже, чем за вход в медовую ловушку. Песню Дин исполнял по-английски и по-русски. Русский текст ему написала наша Дина.
Когда наш поезд отправился от платформы вокзала Ульяновска в сторону Казани, в купе, которое я делил с Валерой и Кайратом, явился Дин Рид. Он остановился в дверях:
— Ребята, мне можно войти?
— Входите, Дин. — ответил я. Можете сесть на правую полку, она свободна.
— А почему ты на верхней полке, Юрий?
— Не знаю. Я с детства любил поезда, и всегда стремился именно на верхнюю полку. Кайрат тоже. А вот Валера любит нижнюю полку. Дело вкуса. Ты по делу, Дин?
— Да, по делу. Юрий, «Отель „Калифорния“» великолепная песня, но у меня чувство, что у тебя имеется ещё нечто для моего исполнения.
— Есть такая песня. Но, как понимаешь, стихи для неё тоже нужно сочинить.
— О, если мне поможет Дина, то никаких проблем не возникнет.
— Хорошо, сейчас позовём Дину и можно приступать.
— Где будем работать? Если хочешь, можем здесь.
— Ни в коем случае! — влез в наш разговор появившийся ниоткуда режиссёр. — Идите в салон, там и вам удобно, и мы сможем снять по-человечески процесс работы над песней.
— Что, Дин, подчинимся? Люди работают, нужно помочь.
— Без проблем. А хочешь, я принесу электроорган?
— Он на батарейках?
— Нет. Но мне сказали, что от поездной сети он может работать.
— Отличная идея, Дин. Несите.
В салоне моментально установили съёмочную и осветительную технику, режиссёр указал нам места, куда садиться.
— Не обращайте на нас внимания, просто работайте, а мы будем снимать всё подряд. — предупредил режиссёр.
Я взял глюкофон, Ленуська — свой любимый аккордеон, Фая — флейту, а Валера и Кайрат — гитары. Без инструментов остались только Дин, Ирина Сергеевна и Дина. Впрочем, у них в руках были блокноты для записи нот и текста.
— Представьте себе картину: многополосная автострада, забитая машинами. Машины то останавливаются, то срываются с места и мчатся по улицам, по эстакадам, по шоссе. Ночь, с низких облаков хлещет дождь. Дорогу освещают только фары и придорожные фонари, и видно, что каждый человек в отдельной машине отделён от остальных. Он одинок, он никому не нужен. И человек невольно задумывается, а нужна ли ему цель, к которой он стремится? Не уподобился ли он крысе в стае других крыс, что мчатся по канализационному коллектору?
Все внимательно слушают меня, Ирина Сергеевна вполголоса переводит Дину непонятные моменты моей речи.
— И вот, наш герой видит у обочины женщину. Как раз в это время поток замирает, и человек видит, что рядом с его машиной стоит его мать. Мать спрашивает: «Сынок, куда ты так мчишься? Разве ты не знаешь, что эта дорога ведёт в ад?» Видение исчезает, и поток машин снова срывается с места.
Я взял глюкофон:
— Сейчас я покажу основную канву. Кайрат, тут работа по твоему вкусу: гитары должны звучать мощно, агрессивно. — и я стал играть знаменитую мелодию Криса Ри «Дорога в ад».
Дина сразу выпала из реальности и застрочила карандашом в блокноте, то, улыбаясь написанному, то, хмурясь и зачёркивая. Взгляд её перестал что-либо выражать. Мне тоже знакомо состояние творческой эйфории, блаженства от самого процесса создания литературного произведения. Гениальный Мануэль Бандейра блистательно описал это:
Стихи слагаю — как будто плачу
От невезенья и от печали…
Кто слез не знает, найдя удачу,
Пусть кончит чтенье еще в начале.
Пишу — как кровью, пылая страстью,
Томясь от боли, напрасно каясь…
Бушуют в венах и скорбь, и счастье,
Струясь из сердца и растекаясь.
Грусть этих строчек — тяжелый груз,