ыша выгнулась над ним, и две её части едва удерживались от падения. Сквозь дверной проём и волокна мха просвечивала пустая улица — стены, примыкающей к ограде, просто не было. Речник, осторожно переступив через скопление ползучих грибов, взошёл на крыльцо, встал в тени навеса — каменный козырёк, хоть и треснул, ещё держался на базальтовых опорах — и посветил в дверь. Изнутри что-то блеснуло в ответ, Фрисс сделал ещё шаг — и остановился у порога. Внутри поблескивала вода. Вся придверная зала была затоплена, и в луже успел вырасти белесый водяной мох. Над водой едва выступала спина догнивающей тхэйги — костяной голем утонул в болоте, и ржавчина и плесень сейчас доедали его. Что-то сверкнуло под ногами, Речник покосился на осколок пирита, оброненный каким-то големом, но поднимать не стал.
«Ох и мерзкое это место…» — Фрисс неохотно посмотрел на стену храма. Лезть в нору под лестницей ему совсем не хотелось. Чем ближе он подходил к башне, тем сильнее пахло кровью — даже вонь протухшей воды, окутавшая весь город, не могла перебить этот запах.
Что-то большое темнело на склоне нижней ступени. Подойдя поближе и смахнув свисающие мхи, Речник увидел плоские каменные кольца — пять колец, вложенных друг в друга и вместе составляющих огромный диск. Обломок гранитного стержня, соединившего их, ещё торчал из стены, но диск давно перекосило, и его кромка глубоко ушла в мох. От края камня протянулся к стержню зыбкий зеленоватый луч, перечёркивающий пять высеченных на камнях знаков. Знаки ещё читались — их засыпали когда-то битым стеклом, и оно намертво прикипело к мрамору диска. Фрисс осторожно провёл пальцем по перечёркнутым значкам. Он ещё мог распознать символы лет и дней — три из пяти, ещё два ряда знаков были ему незнакомы — а то, что читалось, складывалось в обозначение давно минувшего дня и забытого года.
«Календарный камень Джилана,» — хмыкнул Речник. «Зачем повелителю тлена счёт дней?.. Любопытно, крутится ещё это колесо?»
Он с силой налёг на меньший из камней — тринадцать знаков на нём обозначали года — и попытался провернуть его. Календарный круг заскрежетал так, будто готовился расколоться на тысячу частей. Камень не шелохнулся.
Тень упала на замшелую стену, и вокруг мигом потемнело — словно солнце ушло за тучи. Речник развернулся, выхватил мечи из ножен и оцепенел, глядя на силуэт, закутанный во мрак. От существа, замотанного в чёрный струящийся кокон, тянулись пряди тумана. Холодный ветер ожёг Фриссу лицо.
— Как ты ссмеешшь прикассатьсся к моим камням, ссмертный?! — туман на плечах существа взвился и вытянулся в стороны, как распахнутые крылья. — Ты ссгинешшь тут, ничтожное ссоздание!
Из-под чёрного капюшона виднелись светящиеся точки — белесые глаза, лишённые зрачков. Нежить вскинула костлявые руки — дым взвился над чёрными ладонями. Речник шагнул бы назад, но за ним была стена, а на ней — мох и ползающие по нему слизняки… Его передёрнуло от омерзения.
Нежить взмахнула рукой, и облако дыма обволокло Фрисса. Едва уловимый сладковатый запах коснулся ноздрей, и Речник изумлённо мигнул. Пахло Джеллитом.
— Ты пришшёл на мою землю, ссмертный, — глаза под капюшоном злорадно сверкнули. — Я — власститель мертвецов! Ессли хочешшь ссохранить ссвою шшкуру, отдавай мне ссвои ссокровища. Отдавай мне мечи, и ссвой блесстящий шшлем, и крассивую ссумку… Будешшь ссопротивлятьсся — ссгниёшшь заживо!
Туман опутывал Речника, лип к скафандру. Фрисс замигал, а потом глупо хихикнул. От нежити тянуло холодом, и плащ её был соткан из мрака… но ни малейшего страха Речник не чувствовал, и взгляд этого мертвяка не пронизывал насквозь. Чем бы ни было это существо, умертвием оно не было — и Фрисс с усмешкой вложил один из мечей в ножны, освобождая руку с кольцом.
— Ал-лийн!
Водяной шар упал на «умертвие», и нежить взвизгнула, шарахаясь назад и путаясь в полах плаща. Дурманный дымок горящего Джеллита развеялся, по камням мостовой потекла грязная водица. Туман поник, солнце снова выглянуло из-за пелены морока — и Речник сверху вниз посмотрел на худосочную нежить, выставив между ней и собой повёрнутый плашмя клинок. В его свете мертвяк, вытирающий мокрое лицо, казался до омерзения жалким.
— Кто ты? — спросил Фрисс. — Я не трону тебя, но больше не пытайся меня напугать. Ты на умертвие непохож.
— Хссс… — мертвяк стряхнул капли с чёрной ладони и неприязненно посмотрел на пришельца. Дымящийся капюшон упал на плечи, открыв голый желтовато-чёрный череп. Кожа, покрывающая кости нежити, разлезлась на лохмотья, да и сами они подгнили, фаланги пальцев почернели и поотваливались, на остатках ладони чудом удерживались тяжёлые самоцветные перстни. Нежить шагнула назад, выставив перед собой полуистлевшую руку.
— Хозяин ушшёл, — бормотал мертвяк, не сводя глаз с Речника. — Ушшёл, теперь ссмертные кишшат здессь, трогают вссё, вссюду шшарятсся… Не прикассайсся ко мне, нессчасстный, иначе сстанешшь сслизняком!
— А, так это твоя работа? — хмыкнул Речник, указывая на слизистые потёки на мостовой. — Что же, попробуй.
— Хссса! — мертвяк взмахнул рукой, швыряя в лицо Фриссу горсть мокрой трухи. Речник взмахнул мечом, и прах вспыхнул на лету, источая сладкий запах Джеллита. Лишь малая часть дыма просочилась сквозь фильтры сарматской защиты — Фрисс только пожал плечами и шагнул вперёд.
— Перестань жечь Джеллит, — попросил он с самым миролюбивым видом. — Я сказал уже — я тебя не трону. Ты ирн, так ведь? Я думал, тут не осталось разумной нежити, все ушли с Кэйшесом. Ты знаешь Кэйшеса?
Мертвец вздрогнул всем телом и прижал искалеченные ладони к груди.
— Кэйшшесс! Повелитель Кэйшшесс, великий Кемирейксс, великий власститель… Ты из коатеков, ссмертный? Я не вижу твоего лица… Кэйшшесс, я знаю Кэйшшесса… я знаю хозяина…
Ирн протянул руку к расколотому пополам дому у храмовой ограды.
— Сславный дом Кэйшшесса, его крепоссть… некому теперь сстеречь его, я сслишшком сслаб. Прекрасснейшший храм Шши-Илана давно опусстел, всся площадь пусста, некому приходить ссюда. Я украссил его — близитсся день плодов Чинпы, он близко, и вссё должно быть украшшено…
Его бормотание становилось всё тише. Он прижал к груди скомканную гирлянду из почерневших лепестков Гхольмы и растерянно огляделся по сторонам. Фрисс отвёл взгляд — ему было не по себе.
— Так тебя Кэйшес создал? — подумав, он убрал меч в ножны — если что, ему хватило бы серебряного кольца. — Я видел его недавно. Он — сильный чародей… Ты помнишь своё имя? Меня называют Водяным Стрелком.
— Хсс, сславный коатексский воин, — ирн на мгновение склонил голову. — Хорошший госсть в пусстой земле… Я — Тлапиайа, так меня называют здессь…
Туман окончательно втянулся в ткань чёрного плаща. Теперь видно было, что ткань тронута плесенью и вываляна в болотной жиже, и ползучий гриб сидит на плече, не пугаясь ни тумана, ни холода, веющего от нежити.
— Тлапиайа, у тебя слизняк на плече, — нахмурился Речник.
— Пуссть, — отмахнулся ирн. — Мои коссти сскоро расспадутсся, что сс ним, что без него. Почему ты здессь, Водяной Сстрелок? Здессь нехорошшее мессто для живых…
— Я ищу чёрную траву, — ответил Фрисс, вглядываясь в мох на мостовой. — Она любит, когда вокруг разлита Квайя. Тут много Квайи, говорят, тут жили самые сильные Некроманты. Не знаешь, где мне найти это растение?
— Хсса… — протянул мертвяк, наклонив голову набок. — Хсса-а-а… Я знаю, о чём ты говоришшь… Морихийки, так она называетсся… очень сстранное расстение, не живое и не мёртвое. Повелитель однажды ссделал из него прекрассное зелье и даже мне не позволил к нему притронутьсся… Да, хозяин очень любил сставить опыты… очень много знал и ничего не боялсся, даже до того, как его убили… Это трава Морихийки, та-а, ссинхи…
Белесые глаза снова подёрнулись серой дымкой. Речник покачал головой.
— Где Кэйшес взял эту траву? — спросил он, тронув нежить за ледяную руку. Ирн вздрогнул.
— Вырасстил. Ссовссем немного… он поссеял её у ссеверной сстены Утукуту, и вссе маги ходили ссмотреть, как она расстёт… и питали её Квайей, посстоянно, так, что там всся земля ссветилась… Вссё, что выроссло, повелитель ссобрал и ссделал оружие… те, кто его убил, исспытали на ссебе ссвойсства Морихийки… не знаю, оссталиссь ли в земле корни…
Ирн прошипел что-то невнятное и замолчал, растерянно глядя на Фрисса. Тот кивнул.
— А здесь, в храме, есть чёрная трава?
Тлапиайа посмотрел на храм, потом на Речника и неуверенно усмехнулся безгубым ртом.
— Здессь не ссажают расстения, ссмертный. Здессь приветсствуют богов. Власститель тлена, Шши-Илан, принимает здессь подношшения, и ссюда приходят, чтобы узреть его могущество. Ссюда многие приходили в дни великих праздников… и в день плодов Чинпы тоже приходили ссюда, а ссейчасс тут пуссто, ничего не оссталоссь… некому ссюда прийти, никто не ссклоняетсся перед власстью Шши-Илана…
Его взгляд снова «поплыл». Фрисс в недоумении пожал плечами. «Без толку говорить с ним…» — Речник покачал головой и вновь тронул мертвяка за руку, стараясь не показывать омерзения.
— Тлапиайа, можно мне заглянуть в храм? — спросил он.
— Хсса… Ты пришшёл поклонитьсся Шши-Илану, а я мешшаю тебе… — сокрушённо склонил голову ирн. — Хорошшо, хорошшо, сследуй за мной. Ссейчасс под ссводами мрак, сслишком гусстой для глаз живых, сступай оссторожно…
Речник пригнулся, ныряя в пролом, и посветил в темноту фонариком. Что-то булькнуло чуть ли не под ногами. Ирн одобрительно шипел, то и дело останавливаясь и оборачиваясь на гостя. Фрисс сделал ещё несколько шагов, миновал привратный коридор, сплошь устланный влажным зелёным мхом, и замер, ошарашенно глядя вперёд.
Эту ступенчатую башню строили, как подставку под жертвенник, едва ли кто-то хотел жить внутри неё, но одна небольшая зала там всё же была — и в ней были каменные чаши, и огромные сундуки, и светильники из костей и черепов, и выложенные костями и клыками неизвестных существ узоры на чёрных стенах. Сейчас всё это тонуло в белесом мху — и мутной гнилостной водице. Зала для подношений превратилась в затхлый пруд, вода затопила чаши — только края виднелись над поверхностью, и серая тина липла к ним. Что-то плеснуло хвостом, на миг вынырнув у края чаши, и снова ушл