— Ночуем здесь, — Кытугьин перешагнул через лежанку и сел у жирника, отогревая руки. В тюке, из которого он кормил хийкиммигов, почти ничего не осталось.
— П-прямо здесь? — вскинулась Кесса, вздрагивая, как от ледяного ветра. — А демоны…
— Хийкиммиги не могут идти день и ночь, — нахмурился солмик. — Долина очень далеко. Спи в одежде, маленький воин. Если что-то случится, защищай тулуга.
— Я пойду на крышу, — сказал Речник Яцек, надевая блестящую накидку поверх меховой. — Икымту, твоя очередь через полтора Акена.
— М-м… Не береги стрелы, убивай всех, — пробормотал солмик, зарываясь носом в шкуры.
— А я? — привстал Хагван, разыскивая среди тюков свой самострел.
— Мы справимся, — покосился на него Яцек.
Верно, ночь едва перевалила за середину, — сквозь узкую щель в пологе, оставленную кем-то из стражей, Кесса видела мутно-серое небо, хмарь над далёкими вершинами и неподвижные снега вокруг. Справа от неё растянулся на спине Модженс, и кошка спала у него на груди, наполовину укрытая тяжёлой шкурой хийкиммига. Руки сармата были закинуты за голову — видно, Кесса во сне всё-таки придавила его и задела больное место. Она встревоженно посмотрела на прореху в скафандре, на повязки на кистях — нет ли свежей крови?
Кессе хотелось есть — так сильно, словно вечером она не съела свою долю и ещё половину доли Хагвана. Осторожно она выползла из-под груды одеял и запустила руку в ворох тюков — там, в самом низу, ещё оставался кусок солёного жира, вместе со шкурой свёрнутого в трубку. Речница, оглядевшись, отрезала узкую полосу и впилась в неё зубами, стараясь не чавкать.
«Ещё бы цакунвы, или хоть щепотку камти…» — вздохнула Кесса, заталкивая чистую полоску шкуры обратно в тючок. «Как наесться досыта, когда вкуса не чувствуешь?! Так я скоро стану круглой, как ниххик…»
Она пощупала свой живот — временами ей мерещилось, что накидка, и так не слишком просторная, становится тесна во всех местах. «Как только солмики живут без пряностей…»
— Я мало знаю о зноркском цикле размножения, — негромкий голос сармата заставил её вздрогнуть и испуганно обернуться. — Но тебе ещё рано увеличиваться в объёмах. Всё идёт, как положено, знорка. Не торопи события.
Кесса вздрогнула и пригнулась к настилу, чувствуя, как её сердце бешено колотится. Взгляд сармата был спокоен, как заснеженная равнина — и он не шутил.
— Модженс, — Речница замотала головой, — ты о чём? Ты думаешь… Почему?!
Теперь мигнул сармат. Койя зашевелилась и навострила уши, встревоженно глядя на Кессу. Та шмякнулась на настил и зажмурилась.
— Модженс, ты точно напутал, — прошептала она.
— В обычаях я тоже плохо разбираюсь, — сармат посмотрел в потолок. — Кажется, я сказал что-то не то.
Утро встретило Кессу ярким светом из-за откинутого полога, ледяным ветром в ухо и сердитым окриком Кытугьина — солмик загонял обратно в повозку Хагвана, роющегося в сугробах. Олданец обиженно смотрел на зеркальные осколки, тающие в ладони, а потом долго пытался отогреть руку.
— Двое Иситоков за ночь, — покачал головой Икымту. — Чуют тулуга. Потерял одну стрелу…
— Скорее, они чуют кровь Амакуга, — поморщился Речник Яцек. — Модженс, как спалось?
— Спокойно, — пожал плечами сармат, пытаясь забинтованной рукой удержать плошку. Аса вовремя подхватила посудину и поднесла к его рту. На повязке, закрывающей бок, не было свежей крови, и уцелевшие пальцы сармата как будто начали гнуться.
— Края ран сомкнулись, — Речник заглянул под повязку и одобрительно кивнул. — Ещё день — и можно будет убрать тряпку. Вот с пальцами хуже…
— Новые вырастут, — отмахнулся Модженс.
К полудню отдалённый вопль гуделки показался Кессе приятным и радостным — а Хагван метнулся наружу, чтобы ответить. Чья-то повозка поднималась в ущелье, путники её так и не увидели. Речник Яцек, убедившись, что раненый сармат уже освоился и не страдает от боли, перебрался на крышу с солмикским самострелом — судя по фырканью хийкиммигов, ледяные демоны были где-то неподалёку.
— Модженс, — Речница подползла к сармату, задумавшемуся о чём-то своём, — посмотри, у меня есть скафандр станции «Идис»! Он тонкий, не такой, как твоя броня…
«Тулуг» зашевелился, протянул руку к тёмно-синему комбинезону — и, опомнившись, отдёрнул её и сощурил глаза.
— Как утомляет эта беспомощность… — пробормотал он угрюмо. — На Восточном Пределе тёплый климат, в дополнительном утеплении нет смысла. Здесь иначе. Эта защита тебе не велика?
— Нет, — усмехнулась Кесса. — Посмотри, здесь у перчатки пять пальцев. Этот скафандр сделали для меня — я в нём могу пройти на станцию.
— Необычно, — сказал Модженс, прикладывая к перчатке свою четырёхпалую ладонь. — Сарматы Восточного Предела готовы впустить знорка на станцию?
— И я там была, — кивнула Речница. — У вас очень интересные устройства и сооружения! Я пока видела мало, но… Скажи, здесь, в городах солмиков, есть ваши подстанции? Всё построено из рилкара, тепло без огня… наверное, где-то стоит и накопитель, и мачта?
— Башни тулугов, — слабо усмехнулся Модженс. — Да, в каждом городе. Ты немало знаешь, как я смотрю.
— Солмики очень рады, что вы им помогаете, — закивала Кесса. — Каждый был бы рад! И вы создали для них траву Геджу?
— Да, биологических экспериментов было много, — сармат задумчиво разглядывал Речницу, и о чём он думает, она не могла понять. — Растения, животные… Многие удовлетворили своё любопытство.
— И ты создавал новых существ? — Кесса придвинулась ещё ближе. — Это очень сложно?
— Я шахтёр, знорка, — сармат качнул головой. — В биологии и генетике не силён. Значит, солмики рады… А где ты узнала устройство подстанции?
— Командир «Идис» построил для нас три подстанции на Реке, — тихо и торжественно сказала Речница. — И мы храним их, как зеницу ока. Я видела одну — снаружи и изнутри. Это удивительная штука.
— Командир «Идис»? Гедимин Кет? — сармат понизил голос. Кесса кивнула.
— Вот бы с ним встретиться, — пробормотал Модженс, и в его словах звучало сожаление. — Интересные проекты он вёл…
— Ты слышал о нём? Наверное, в Ураниум-Сити? — оживилась Речница. — Ты бываешь там, в столице?
Сармат вздрогнул и сузил глаза.
— Нет, — коротко ответил он. — Знорка, ты очень много говоришь. Даже когда тебя не спрашивают. Если «Идис» построила вам подстанции, и они вам ещё нужны — на других станциях о них молчи. О том, что сделали мы в Хеливе, тоже трещать не следует.
Кесса молча смотрела на него. Койя, навострив уши, переводила взгляд с сармата на Речницу и обратно — выражение её лица напугало кошку.
— Разве это плохо — то, что вы помогаете нам? — тихо спросила она. — Ведь мы ничего плохого вам не делаем. Ни вам, ни Ураниуму. И война закончилась очень, очень давно…
Модженс покачал головой, глядя куда-то мимо Кессы.
— Очень много говоришь, знорка. Очень…
…Кытугьин выпрямился во весь рост, повесив поводья на крюк, и гуделка взмыла над его головой, надрывно вопя — и вторая, расколотая, закричала в ответ с крыши, словно оплакивала всех, кто погиб в снегах и не вернулся домой. Следом взревел речной рог — Хагван стоял, ни на что не опираясь, на передке повозки и дул в раковину что было сил. Койя, испуганно мявкнув, забилась под куртку Речницы и осталась там сидеть, вцепившись когтями в мех и дрожа всем телом. Модженс задумчиво усмехался из-под шлема — похоже, он не слышал и половины воя, и Кесса ему очень завидовала.
— Камайя! — пронзительно завопила Аса, высунувшись из-под полога. — Манииллат!
Ледяная арка промелькнула над санями, Кытугьин на миг пригнулся и вновь поднял руку. Вой гуделки не смолкал над серо-зелёной гладью геджатаа, и ниххики подняли голову от недоеденной травы, встревоженно зафыркали и бросились врассыпную. Два хийкиммига тянули повозку, и окрепший Амакуг не уступал Уджугу.
— Камайя! — закричал Кытугьин, опустив верёвку. Сквозь щель в пологе Кесса видела, как наперерез повозке из глубины геджатаа летят два белых зверя, и третий трусит навстречу. Солмик спрыгнул на землю, следом спустился Икымту, забросив за плечо костяной лук.
— Модженс, ты встать можешь? Помочь тебе выйти? — спросил Речник Яцек, протягивая сармату руку. «Тулуг» легко поднялся и едва успел пригнуться, чтобы не удариться головой о костяную балку каркаса. Речница смотрела на него с опаской — не так часто видела она его стоящим на ногах. Он был даже выше, чем Яцек, и шире в плечах — и в боках он тоже не был узок. Не такой круглый, как ниххик, но на хийкиммига он был похож. На левом боку виднелись свежие стежки — скафандр пришлось зашивать, руки — поверх повязок — упрятали в меховые рукавицы. Раны сармата уже затянулись, вот только оторванные фаланги пальцев так и не отросли — а Кесса смутно надеялась, что он восстановит и кости…
— Силы и славы, тулуг Модженс — и тебе, и твоей станции, — прошептала Речница, осторожно сжимая его руку.
— Удачных опытов, знорки, — отозвался сармат, легонько хлопнув её по плечу и пожав руку Яцеку.
— Амакуг, хийкиммиг семьи Унги, здесь, у моей повозки, — торопливо объяснял снаружи Кытугьин. — Возьмите его, отведите вождю Тагьюлону, пусть семья Унги заберёт его — он ранен и обессилен.
— Не о чем беспокоиться, воин Иланка, — степенно ответили ему, и повозка слегка покачнулась, а Амакуг громко фыркнул. — Мы отведём его к вождю. Может ли выйти раненый тулуг? Я сам отвезу его в дом собраний. То, что с ним случилось, очень скверно, вождь Тагьюлон должен об этом знать…
— Осторожнее, знорки. Это не везде следует ронять, — хмыкнул сармат, наблюдая за тем, как солмики вытаскивают из повозки его вещи, и спустился сам, опираясь на руку Кытугьина. Под громкий шёпот солмиков из-под полога выбралась и Кесса. Кошка, обрадованная наступившей тишиной, выглянула из-за её ворота — и громко зашипела, прижимая уши.
— Что это она? — озадаченно спросил Хагван, глядя на кошку с опаской. — Демоны?
— Солмикское мыло, — закусила губу Речница. В толпе солмиков пахло топлёным жиром, мокрой шерстью, чадом жирника — и костяным мылом. Только этот запах и мог напугать пустынную кошку…