— У-ух, а как мне оставлять вас?! — передёрнул плечами Кытугьин. — Даже тулуги не летают над Имлегьином, даже тулуги…
— Я не к тулугам иду, — нахмурился Яцек. — Как знаешь, Кесса. Я не могу привязать тебя с Хагваном к столбу в Элуатаа. Но там, в Горах Кеула, слушай, что я тебе говорю, а не то, что кричат голоса в твоей голове. Ясно?
…Кессе показалось сначала, что земля впереди горит — белый пар стеной поднимался к затянутому серой хмарью небу, и ветер трепал его полотно, но сдуть не мог. «Нуску! Что же за дела, даже тут пожары!» — огорчилась и испугалась Речница, но разум подсказывал ей, что лёд не горит, и даже богу солнца его не поджечь. Повозка, вихляясь на невидимых обледеневших кочках — тут равнина, выглаженная ветрами, была слегка присыпана снегом, а внизу лежала огромная полированная льдина — вылетела на пригорок, и Кытугьин вскинул над головой гуделку. Её жалобный вопль перекрыл свист неумолкающего ветра, два тоскливых голоса отозвались издалека. Речник Яцек свесился с крыши и приоткрыл в пологе проход, жестами подзывая к себе Кессу и Хагвана. Речница вцепилась в его руку и взобралась на костяные балки, поддерживающие свод.
Там для сторожей приготовлено было укрытие — вшитый в крышу мешок из шкур, достаточно просторный для двоих и такой длинный, что заползти в него можно было с головой. Но сейчас Яцек сидел снаружи и задумчиво усмехался, глядя на север. Повозка тронулась, Кесса уцепилась за костяную перекладину и приоткрыла рот от изумления и восторга. Впереди, за ледяным обрывом, начиналась вода.
Это была огромная река — её дальний берег терялся в белой дымке. Пар валил от чёрной воды, и мелкие льдинки кружили у берега, но ни одна не добиралась до стремнины. В горячих испарениях таяли очертания гигантского моста — он вцепился в ближний берег белоснежной лапой, вскинул над собой паутину балок и ушёл в туман. Две башни, возведённые над ним, как подумалось Кессе, изо льда, костей и шкур, казались крохотными рядом с белой громадой. Над башнями курился дымок — тут, как видно, тоже не гасили жирники.
— Речник Яцек, чей это мост? — Кесса завороженно следила за приближающимся белым полотном. Теперь она видела огромные округлые сваи, вбитые в дно тёмной реки, и видела, что мост как будто собран из скреплённых друг с другом вогнутых лепестков. Башни с меховыми крышами промелькнули над головой, оглушили воем гуделок — и сторожевой пост солмиков остался позади. Полозья легко скользили по белоснежному рилкару, Кесса думала, что весь мост должен быть увешан сосульками, но нет — лёд не прилипал к нему. Речница запрокинула голову, выглядывая, где заканчиваются гигантские опоры. Они еле слышно гудели на ветру, раскинув «щупальца» полупрозрачных тросов. Дорога еле заметно выгибалась под лапами хийкиммига — он летел с пригорка в ложбину и вновь на пригорок. Тёмная вода дымилась внизу, а впереди, вдоль обрыва, уже виднелась широкая и бесконечно длинная равнина, подёрнутая зелёной ряской. Трава Геджу опутала весь берег, и ниххики, увлечённо её жующие, казались крохотными, как комки шерсти.
— Мост тулугов, — усмехнулся Яцек. — Говорят, что он умеет уходить под воду. Солмики приглядывают за ним. А за Иннигватаном приглядывать ни к чему — он сам себе защитник.
Чёрный Иннигватан лениво плескался у мощных опор и подгрызал кромку льда. Кесса восхищённо смотрела на горячую реку — и видела на севере, в густом тумане, ещё один могучий поток, то ли отходящий от основного русла, то ли в него впадающий.
— Вот и тёплые реки, — прошептал Хагван, задумчиво вертя в руке раковину-рог. — Речник Яцек, а почему они не замерзают?
— По воле Реки-Праматери, — хмыкнул Речник. — Тут немало горячих источников, да и сарматские станции на берегу тоже способствуют… Кытугьин уверяет, что рыба из этих рек — правильная еда. В Элуатаа проверим.
— Правильная еда… — тоскливо вздохнул Хагван и опустил руку в карман. Запасы ирхека и пересушенной речной рыбы стремительно заканчивались, и на обратный путь ничего не оставалось.
— А-а-а! Кама-а-а-айя! — закричал Кытугьин, раскручивая гуделку. Две повозки промчались мимо, не зацепив его, и между ними оставалось место ещё для двух. Башни под меховыми крышами были уже рядом. Вырезанные во льду лестницы спускались от них под обрыв, на пологий берег, и везде в обрыве Кесса видела прорезанные ступени, а кое-где внизу — походные шатры солмиков. С башен завыли гуделки — стражники видели гостя и приветствовали его.
— Элуатаа, — Речник махнул рукой на север, где виднелись уже очертания ледяной стены и мерцающие «ветви» подстанции, высоко вознёсшиеся над полукруглыми, вдавленными в снег крышами. — К полудню доедем.
— Уджуг доволен, — крикнул, обернувшись, Кытугьин. — Он спешит, но я его придержу. Нас ждут, со вчера ещё ждут в Элуатаа. Видно, я с вами не пойду в дом собраний…
— Не ходи, позаботься об Уджуге, — кивнул Речник. — Сразу с дороги поведёшь его в поле?
— Ждут нас, — понурился солмик. — Уджуг сильный, он не очень устал. Пусть сейчас идёт шагом, пусть бережёт силы!
Хийкиммиг громко фыркнул, и шерсть на его боках разом поднялась и опала. Он рвался вперёд, но натянутые поводья не давали ему разогнаться.
— А почему жена Уджуга живёт так далеко? В Навиате ведь тоже есть хийкиммиги! — тихо спросила Кесса у Речника Яцека. Он пожал плечами, зато откликнулся Кытугьин.
— Есть для него жёны в Навиате! Нанугьин злиться будет на меня, что не выпустил Уджуга с его хийкиммигом, даже в дом пускать перестанет. Но я вас бросить не мог, не мог и задержать на неделю. И не могу пропустить всю весну — тут уже сам Уджуг озлится. Камайя!
Ещё одна повозка просвистела мимо, хийкиммиги приветственно рыкнули друг на друга, запоздало взвыли гуделки. Уджуг натянул поводья, упираясь лапами в лёд, солмик прикрикнул на него. Стена Элуатаа понемногу приближалась.
…Груда вываренных рогатых черепов свалена была у самой двери «дома повозок». Эта гора не в каждой повозке поместилась бы, и Кесса, проходя мимо, смотрела на неё с опаской — как бы на голову не рухнула! «Дом» был невелик и пуст, гостей у вождя Элуатаа сейчас не было, и саням семейства Иланка под рилкаровой крышей было просторно. Кытугьин свернул упряжь, сложил под навес. Икымту и Аса разглядывали хийкиммига с разных боков. Солмики, только что расчесавшие его и напоившие топлёным жиром, отошли теперь в сторону и принялись разглядывать южан — в особенности жёлтую кошку, взобравшуюся на плечо Речницы и шипящую оттуда на всех. Кесса думала, что Койя едва ли избегнет купания и вымазывания солмикским мылом.
— Мы останемся жить у поля, — склонил голову Кытугьин. — Вождь Торнат примет вас в доме собраний, вы будете жить там. Я бы хотел, чтобы Праматери снова проложили для нас одну тропу, но решать вам, воины юга.
— Я провожу вас до ворот, — сказал Яцек. Кесса потянула его за рукав, Хагван озадаченно хмыкнул. Речник покосился на них и поправился:
— Мы вас проводим. Хийкиммигов это не встревожит?
— Им тогда не до людей, — махнул рукой солмик. — Очень хорошо, что вы пойдёте с нами. Но как вы вернётесь?
— Гости вождя Торната вернутся с нами, — солмик из числа стражи указал на своего хийкиммига, чья сбруя увешана была костяными бляшками. — Мы проводим гостей до ворот и с ними вернёмся. Вождь Торнат думает, что чужеземцы могут потерять дорогу в Элуатаа. Тропы нашей долины — под крышами, по звёздам их не вычислить.
Перестук бляшек и сухой треск костяных бубенцов Кесса слышала за спиной всю дорогу. Её подвезли бы — но Кытугьин, Аса и Икымту шли рядом с Уджугом, не взбираясь на его спину, и Речнице ехать было неловко. Улочки города, спрятанные подо льдом, под рилкаровыми сводами, и вправду оказались запутанными. Синеватый свет сочился сквозь крыши, но его было недостаточно. Повороты отмечены были мерцающими на стенах неяркими церитами, но там, где улица была прямой, ничего не светилось, и прохожие выныривали из синего полумрака, подобно теням, и снова растворялись в нём с удивлёнными возгласами. Со стражниками никто не сталкивался — звук бубенцов слышен был издалека.
— Ворота хийкиммигов, — Кытугьин остановился и указал на арку, сложенную из огромных рёбер. Из-за неё слышался свист ветра, и повешенная под аркой завеса качалась и осыпала пол снежной крупой. Кесса вновь надела капюшон и взяла кошку на руки. Уджуг понюхал воздух и тихо рыкнул.
— Камайя! — Кытугьин кивнул солмикам, встретившим его за аркой, и обнял поочерёдно каждого из них. Они расступились, пропуская пришельцев к невысокой ограде из ледяных глыб, льдом же и скреплённых. За ней начиналась слегка взрытая и усеянная сугробами равнина. Чья-то огромная челюсть с торчащими зубами лежала в воротах, и солмики сейчас оттаскивали её в сторону, настороженно поглядывая на снег. Уджуг топтался на месте, сосредоточенно нюхая воздух, его уши встали торчком.
— Выпускай, — кивнул Кытугьину один из солмиков, отходя подальше от ворот. Двое других стояли у челюсти — готовились тащить её обратно.
— Хаук, хаук! — северянин легко хлопнул ладонью по спине хийкиммига. — Хаук!
— Р-рау, — глухо и раскатисто отозвался Уджуг — и метнулся в ворота. — Р-р-ра-а-ау!
Что-то зашевелилось впереди, в снегу — Кессе померещилось, что один из сугробов на мгновение ожил. Уджуг вскинулся, раздувая бока, и потрусил по истоптанному снегу. Потом перешёл на бег. Что-то большое и белое мелькнуло среди снегов, оставляя за собой взрытую колею. Хийкиммиг с горловым рыком бросился следом.
— У-ух, — выдохнул Икымту, глядя на равнину. — Хийкиммиги быстро бегают — трудно догнать!
— Тут мы будем жить, — сказал Кытугьин, повернувшись к Речнику Яцеку. — Пока не вернётся Уджуг — и ещё два дня. Пусть вас примут в доме собраний, как положено принимать таких почётных гостей! И если то, что ты задумал, всё-таки должно быть сделано…
— Хватит тебе своих причин для тревоги, Кытугьин, — покачал головой Яцек. — Не надо двадцать раз повторять одно и то же. Чиньян!