— Фрисс, зачем тебе лепестки Ойо" Нви?
Некромант выбрался из водяного шара и окутался странным белесым сиянием — вытираться мхом ему не хотелось. Речник, ссыпав в кулёк ещё одну горсть помятых лепестков, покосился на мага.
— А зачем тебе, Нецис, древесные личинки? — хмыкнул он. И верно, Некромант не просто так приглядывался к догнивающей ветке — спустя мгновение он ткнул в труху острой палочкой, поддевая что-то желтовато-белое, жирное, вяло трепыхающееся, осторожно прокусил оболочку и чуть не уронил личинку, услышав сдавленный смешок Речника.
— Та-а… Верно, Фрисс, — кивнул он. — Прости, я увлёкся. Попробуй! Конечно, в маринаде они вкуснее, но и так неплохо. Жаль, «изумрудники» отобрали у нас сок матлы, он был бы кстати.
— Бездна! Нецис, убери это от меня, — нахмурился Фрисс и спрятал руки за спину, пока Некромант не насыпал личинок ему на ладонь. Смотреть на еду Нециса лишний раз не хотелось, Речник отвёл взгляд — и наткнулся на чёрные извилистые линии татуировки на груди мага. Казалось, восьмиконечная звезда шевелит лучами-щупальцами…
Нецис проследил за его взглядом, стряхнул личинок обратно в труху и натянул рубаху, пряча странный узор. Молча он забрался на ворох нарубленных листьев и вытряхнул из тюка припасы.
— Нецис, — Речнику отчего-то стало не по себе. — Этот знак, звезда с восемью лучами… «изумрудники» нашли тебя по ней. Она только у тебя есть, больше ни у кого?
— Сейчас — ни у кого, — хмуро ответил Некромант, разламывая подсохшие и слипшиеся в один ком лепёшки на три части. — Да и я ношу её не по праву… Ты привык уже к местному воздуху, Фрисс? Если нет — у меня осталась гвайюса, отломи себе немного. Пары крошек хватит на день, до жары тебе дела не будет, а сил прибавится…
Вверху, на ветвях Высоких Деревьев, колыхалась зеленоватая дымка, но красные сполохи заката прожигали её насквозь и окрашивали подлесок багрянцем — и облака похожи были на дым близкого пожара. Фриссу казалось, что он лежит на дне тёплой реки, а над водой бушует огонь. Гвайюса обожгла язык, но прояснила мысли, Речнику было спокойно, и всё вокруг медленно колыхалось, но это не пугало и не злило. Нецис уже уснул, положив голову на загривок спящего Алсага и зарыв холодные пальцы в его мех. Флона легла на брюхо, сомкнула кожистые веки, но что-то ещё дожёвывала во сне. Фрисс усмехнулся и провалился в сон, как в омут.
…Небо над лабиринтом, пропахшим фриловой гарью и жжённой костью, по-прежнему было тёмно-зелёным — таким оно никогда не бывало ни над Рекой, ни над самыми странными землями, ни даже над Хессом. Какое-то белесое светило на миг взглянуло сквозь прозрачный купол на Речника, затерявшегося в бесконечных коридорах. Это было не солнце — так, блеклый сероватый блин, гигантская луна мёртвого мира. Фрисс дотронулся до виска и нащупал округлую стальную коробочку, впившуюся в кожу множеством тонких лапок. Она негромко пискнула.
«Они здесь,» — Речник уже слышал знакомые голоса, едва различимые за толстой дверью. На миг ему стало трудно дышать.
Тяжёлый люк по-прежнему был утоплен в стальную стену, многочисленные засовы удерживали его надёжно — и всё-таки вооружённый сармат в яркой красной одежде налёг на дверь, будто боялся, что изнутри что-то её выбьёт. Фрисс слышал этот глухой удар за миг до того, как палец сармата нажал клавишу на стене и опустил рычаг. Холод пополз по спине Речника. Ему не мерещилось — от стальной стены отчётливо пахло смертью.
— Не тыркай, поломаешь, — второй сармат сердито взглянул на «красного». Он и вправду был шире в плечах и куда сильнее, гладкий чёрный комбинезон не скрывал его мышц, Фриссу показалось даже, что под плёнкой фрила проступают полосы шрамов. Он стоял у самой двери, глядя на хрупкий пульт почти с нежностью.
— Да ладно. Твои штуки не поломаешь, — хмыкнул «красный», опираясь на дверь и поворачиваясь к Речнику боком. Рука его лежала на поясе и как бы невзначай касалась рукояти бластера — этот сармат ни на миг не забывал об оружии.
— Толково ты придумал, Гедимин, — примирительно сказал он, заметив недовольство «чёрного». — Вот и наладили утилизацию макак. А всего-то делов — коробку пристроить к реактору…
«Утилизация…» — Фрисс стиснул зубы, медленно поднимая бластер. «Что внутри?!»
Луч сверкнул, как ему показалось, ослепительно ярко, сармат в красном дёрнулся, но уйти не успел. Приклад его оружия вспыхнул и разлетелся раскалёнными брызгами, одежда на боку лопнула и потекла чернеющими каплями. Сармат схватился за обожжённый бок, прижимая к груди руку, забрызганную расплавом, и с глухим воем покатился по полу. Гедимин, не издав ни звука, бросился на Фрисса — и Речник шарахнулся, дрогнувшим пальцем нажимая на кнопку. Его ожгло холодом, словно смерть пролетела мимо. Он метнулся прочь от растянувшегося на полу сармата. Луч прожёг Гедимину лодыжку, обугленная рана ещё дымилась, но сармат по-прежнему молчал. Вцепившись пальцами в пол, он пытался встать, жёлтые глаза потемнели от боли и ярости.
«Гедимин…» — Речник до боли в пальцах сжал рукоять бластера двумя руками. Огромный сармат уже приподнялся, припал к полу, словно зверь, готовый к прыжку. Фрисс с тихим стоном направил бластер ему в лицо.
— Гедимин, ты… ты не помнишь меня? Я Фриссгейн… ты спас меня, помнишь? Мы нашли станцию…
Он смотрел в потемневшие глаза, медленно сходящиеся в щёлки, и холод накатывал на него волнами — даже горячая рукоять бластера не могла согреть леденеющие пальцы. Фрисс судорожно сглотнул и отступил на шаг, не опуская оружие.
— Гедимин, ты… я не хотел ранить тебя! Подожди немного, я найду лекаря. Ваши раны залечат, вас никто больше не обидит…
Он развернулся и выстрелил в светящийся пульт. Фрил разбрызгался кипящими каплями, засовы вмиг сжались, втянулись в дверную створку, и люк с тихим лязгом откинулся. Речник быстро обернулся — Гедимин лежал неподвижно и смотрел на него ненавидящим взглядом, второй сармат тихо стонал, скорчившись на полу.
— Я не знаю, зачем вы воюете, — прошептал Фрисс. — И я не хочу воевать с вами. Но я узнаю, что за дверью…
Он шагнул на высокий порог, перехватывая бластер за сопло. Яркие огоньки сверкнули на прикладе, что-то негромко хрустнуло под ногой. В коробе было темно, запах гари резал ноздри — Фрисс даже закашлялся, и бластер задрожал в его руках, бросая красноватые лучи на то, что хрустело внизу.
Речник стоял на костях — они обуглились, уже начали рассыпаться на части, сероватый пепел лежал вокруг, ещё сохраняя форму тел, но быстро развеиваясь под впущенным в люк сквозняком. Фрисс медленно сделал три шага, поднял «светильник» над головой и глухо застонал.
Кости и пепел, только кости и пепел, расплавленный фрил, стёкший на пол и намертво прилипший… Здесь было много мертвецов — может, сотня, а может, две, пепел поднимался по щиколотку, и в нём похрустывали хрупкие прогоревшие кости. Странно — угли не были горячими, но что-то пугающее жило ещё в них. Речник, сам не зная зачем, потянулся к поясу, но ничего не нащупал.
Что-то скрипнуло снаружи, а затем за спиной Фрисса послышался тяжёлый грохот, и он провалился во мрак вместе с тусклым «светильником»-бластером. Люк захлопнулся.
Вырвавшись из груды пепла, Речник навалился на дверь, но тщетно — она закрылась намертво. Снаружи он слышал тяжёлое дыхание и странный треск.
— Гедимин! — крикнул Фрисс, налегая на дверь. — Хаэ-эй!
Сбоку что-то загудело, резкий белесый свет полился под ноги. Речник повернулся на звук и увидел, как втягивается в потолок толстая блестящая стена. За ней была вторая, а за ней — свет, ослепительный, белый с зеленоватыми проблесками. Жар ударил Фриссу в лицо.
— Лучи! — выдохнул он, глядя на свои пальцы, багровеющие и вздувающиеся волдырями. Боли он не чувствовал.
— Гедимин… — прошептал Речник, медленно оседая на кучу пепла. Ослепительно сияющая стена подёрнулась серой пеленой, быстро густеющей.
— Зачем же, зачем… — он ткнулся лицом в обугленные кости. Вокруг остался только мрак и гул крови в ушах.
— Гедимин…
Вода, пахнущая чем-то сладким, выплеснулась ему в лицо, и он закашлялся, отплёвываясь от папоротникового сока. Его подхватили за плечи и крепко встряхнули, наклоняя голову вперёд.
— А-арх, — прохрипел Речник, мотая головой. Перед глазами плыл туман, прорезанный зелёными сполохами.
— Мрра-а-ау! — заорал кто-то под боком и ударил Фрисса в бедро. Речник вскочил, хватая ртом воздух. У его ног дёргал лапами и испуганно вопил Алсаг — его шерсть тускло белела во мгле.
— Да что же с вами всеми… — пробормотал Нецис, почти невидимый во мраке, наклоняясь над котом и крепко его встряхивая. Алсаг дёрнулся, распахнул светящиеся глаза и с жалобным писком обмяк. Фрисс обхватил мохнатое тело обеими руками. И его, и кота трясло.
— Он сжёг их всех, — прошептал Фрисс, глядя в пустоту. — Построил печь, чтобы сжигать живых… Он не мог, это всё — лживые мороки! Гедимин никогда, никогда не убивал беззащитных, он же…
Не договорив, Речник застонал и крепче прижал к себе напуганного хеска. Тот вздрогнул всем телом и попытался зарыться головой в одежду Фрисса.
— Он бы не стал даже под угрозой смерти, — шептал Речник, не замечая ничего вокруг. — А я… Вайнегова Бездна! Я выстрелил в него… я ранил Гедимина, я стрелял в безоружного… целился в раненого, в беспомощного… Боги мои, что за проклятие…
— Мрра-ау! — взвыл Алсаг, колотя лапами по воздуху. — Пусть мёрртвые убирраются пррочь, я никогда не стану такой меррзостью! Пррочь, пррогнившие мерртвяки, уберрите от меня лапы!
— Та-а, илкор ан Ургул, — прошелестел Нецис, проводя по губам Речника и носу кота мокрой ладонью. Резкий запах незнакомых трав ударил в ноздри, Алсаг громко чихнул, Фрисс вытаращил глаза и выпустил кота.
— Река моя Праматерь! — Речник взглянул на Нециса, только сейчас осознав, что мороки развеялись, и он снова на стоянке посреди Великого Леса, и пахнет вокруг мокрым мхом и прелой листвой. — Ох ты… Нецис, это мы тебе спать не даём?
— Пустяки, Фрисс, — отмахнулся Некромант, подтаскивая поближе свой спальный кокон. — Вы звали на помощь — разве я мог не прийти?! Но всё же,