— Нет, ты, товарищ Ромжин, на «потом» не оставляй, ты должен нам теперича осветить. чтоб народ не волновался, — сказал пожилой безусый мужичок. — У нас в колхозе так же обещали, когда бригадиру комплексную бригаду давали. Тольки с титлом этим положили ему в карман две сотни, да и все.
— Ты о каком колхозе говоришь, папаша?
Безусый мужичок оглянулся.
— Да вон’колхоз-то наш едет.
Все увидели, как с дороги к арке свернула пара низкорослых лошадок, медленно тащивших большие, старинные сани. В них солидно сидел Платон Забазных в тулупе и пыжиковой шапке.
Как только сани остановились у конторы, он вылез, не распрягая лошадей, бросил им охапку сена и заспешил к толпившимся у тракторов людям. Поздоровался общим кивком со всеми и, увидев Ромжина, протянул ему руку, так сказать, персонально.
— Не начинали еще? — спросил он.
— Ждем тебя, — отозвался с усмешкой Щелканов. — Стоим да гадаем, много ли ты денег на трактора привез?
— Не видишь, что ль, на двух лошадях припер, аж взмокли от натуги, — пошутил Гриша Медведев.
Все засмеялись.
— Так с кого начнем, товарищи? — когда кругом поумолкли, спросил Ромжин и раскрыл свою папку. — Какой принцип за основу возьмем? Может, договоримся так: за какой тракторной бригадой закреплены машины, в той и останутся?
— Не со-глас-ны! — хором прокричали щелкановские шоферы.
— Если на то пошло, отдайте и моих трактористов, — потребовал Щелканов. — Всех, кто из нашего колхоза, всех до единого забираю…
— Пра-а-вильно-о!..
— Ну нет, товарищи, — возразил Забазных, быстро смекнувший, что при таком подходе он может остаться совсем без тракторов. — Как записано в решениях пленума? В первую очередь помощь отстающим, так? Не изучаете, видать, документы, Петр Егорович!..
Щелканов покосился на Забазных, который в своей пыжиковой шапке, когда-то красивой, но теперь уже изрядно поношенной — она походила на облезлую рыжую кошку, — стоял, как гриб-боровик.
— Остер же ты на язык… — ответил Щелканов. — Скажи лучше, много ли у тебя на счету денег? Чем платить за машины будешь?
— Ну и вы, Петр Егорыч, не правы, — вступился Ромжин. — Мы не можем подходить с точки зрения финансовой. Мы должны государственными глазами смотреть на вещи. Так я думаю, товарищи члены комиссии? — И, отыскав глазами Волнухина, сказал: — Давай, Степан Васильевич, подходи поближе, машины ведь ваши.
— Теперь уже не мои, — глухо ответил Волнухин и надвинул на глаза шапку.
— Ничего, ничего, мы с вами люди государственные и решать должны сообща, объективно, по-государственному, — сказал Ромжин и заглянул в бумагу. — У нас в райисполкоме мнение такое, товарищи, что тракторные бригады должны остаться в тех колхозах, в которых они и работали…
— А мы не согласные! — крикнул председатель «Красного луча», высокий и длиннорукий Фонарев. — Для кого мы растили кадру?
— Неправильно мыслишь, товарищ Фонарев, — возразил Ромжин и строго взглянул на него. — Молодой ты еще у нас председатель… Механизаторские кадры, повторяю, — это государственные кадры. Мы не должны смотреть на эти вещи только со своей колокольни. Я думаю, вопрос ясен, приступаем согласно инструкции. Каждому колхозу достанутся и хорошие машины, и разные… С кого начнем? С колхоза «Организатор»? Давай читай, Волну-хрн, какие у них в бригаде тракторы?
Волнухин неторопливо развернул большой лист, испещренный цифрами, и, оседлав нос старенькими очками, долго вглядывался в бумагу. Руки не слушались, дрожали. Наконец он поднял голову и, немного заикаясь от волнения, сказал:
— Можно с номера семнадцатого начать… Как раз этот трактор новый, поступил всего год назад. Продажная цена ему… — Он опять взглянул в бумагу и назвал цифру.
— До-орого! — снова закричали щелкановские шоферы.
— Кому это дорого кажется? — спросил Ромжин, стараясь разглядеть крикунов.
— У нас таковое мнение, — отозвался стоявший напротив Ромжина Щелканов. — Мала скидка на износ…
— Мала-а!.. — раздалось возле гусеничного трактора, который облепили молоды^ трактористы.
Все увидели, как сидевший на гусенице Игорь Порошин поднял руку.
— А ну, ну, давай объясни, — потребовал
рассерженный Ромжин. ,
— Можно и пояснить, — ответил Игорь и встал.
В распахнутом стареньком ватнике, в резиновых, с широкими голенищами, сапогах он стоял на гусенице трактора, как на импровизированной трибуне.
— Я вон с ними не согласен.., с вашими, Щелканов, подголосками. Опять норовите побольше да дешевле, а другим что останется?
— Чего это он боронит, в первый раз вижу сопляка…
— Верно говорит парень!— не утерпел Гриша Медведев.— Давай, товарищ Ромжин, начинай с нашего колхоза. Мы без подголосков приехали, по совести…
2
С разными мыслями возвращались председатели домой. Одни были довольны, — наконец-то они имеют свои собственные тракторы, правильно решено — земля и машины должны быть в одних руках. Другие, вроде Фонарева и Забазных, думали по-иному, а кое-кто из них и пора-стерялся. Ну, Фонарев, понятно, председатель молодой. А вот Платон Забазных? Неужели и он не понимает общей выгоды? Нет, Платон все понимает. И не денег он жалел, чего их жалеть? Ссуду дадут, а там пройдет годик-другой, глядишь, и спишут ее. Забазных опасался другого. Раньше, бывало, любую вину можно было свалить на МТС, дескать, мелко вспахали или не вовремя убрали, не вывезли на поля удобрения… Мало ли можно было предъявить Волнухину претензий? Сейчас же круто все менялось, сам за все будешь в ответе: и горючее сам достань, и запасные части, и отремонтируй тоже сам…
(
Хотя он вслух и не высказывал этого, но на душе было неспокойно: заботы в несколько раз прибавится. И Платон подумывал втайне — не пора ли ему сменить работу? Хорошо бы попасть в райком. Но, к сожалению, никто ему этого не предлагал. Да и не выдвинет Дружинин… Укрупниться, что ли, с кем-нибудь? Слиться в один колхоз, — не к чему и двух председателей держать. Тут как раз и выдвинуться можно. Чего же не выдвинуться — опыт теперь есть. Сейчас он, Забазных, сам может руководить районом…
Платон хлестнул кнутом по кореннику и, запахнув на груди тулуп, вскоре задремал…
Совсем иной была дума у Щелканова. Он тоже возвращался грустным, недовольным, но это недовольство было иного рода. Тракторов ему досталось столько, сколько он и хотел. Конечно, он не отказался бы еще купить — денег хватило бы, и он пробовал это сделать. Но Ромжин возразил:
— Совесть надо иметь, Щелканов!
Вот этот упрек и разбередил душу Петра Егоровича. Ну, ладно, сказал бы это какой-нибудь пацан, а тут ведь председатель райисполкома! Как будто и в самом деле Щелканов без совести. Да если бы без совести жил, — старался бы он так для колхоза? Возьми того же Платошку Забазного… У него что, больше совести? Ему предлагают три трактора, а он думает, брать или отказываться. Разве не знает, что колхозники ждут не дождутся, с чем вернется председатель? Не разглядел ты, Ромжин, меня… Не для себя — для колхоза стараюсь, для своего же брата-мужика пекусь. И если схвачусь за что — верно, не выпущу из рук.
На другой день, по утреннему льдистому Черепку, Щелканов послал в Верходворье два трактора с прицепами. Хотя и знал, что нелегко выбить сверх разнарядки удобрения, однако надеялся, что в распутицу не каждый сунется за ними. Оседлав жеребца, он следом за тракторами поехал и сам.
В тупике около вагонов с удобрениями уже стояли в очередь грузовики. И хотя щелкановские тракторы с прицепами прибыли раньше других, кладовщик заявил, что тем, кто уже забрал удобрения по разнарядке, больше отпускать не будет, нечего и ждать. Тут подъехал и сам Щелканов, слез с лошади и — к кладовщику, так, мол, и так, передовое в области хозяйство. Семеноводческое… А кладовщик на своем стоит: не могу, дескать, такова установка райисполкома.
Сверкнул глазами Петр Егорович на кладовщика, и — в райком.
В приемной секретаря райкома сидело несколько человек. Среди них в старом кресле — Данила Сыромятин. Щелканов сдернул с головы картуз и без очереди прошел к секретарю райкома.
Поздоровавшись, Дружинин пригласил тестя поближе к столу.
— Сидеть некогда,— ответил тот озабоченно.— Удобрения задерживают. Подмога требуется от вас.
— Так вы, Петр Егорович, уже свое выбрали, — заглянув в сводку, ответил Дружинин.
— Ну и что ж, что выбрали? — словно удивившись, спросил Щелканов.— Отпускать мне все одно придется… Семеноводческое хозяйство…
— Тут по-другому надо решать вопрос, Петр Егорович,— стараясь смягчить разговор, сказал Дружинин,— только что у меня был со стройки Одинцов, сказывал, что на Вертячем болоте обнаружены залежи известкового туфа. Это же такое богатство… В свое время профессор Штин на таких дрожжах за один год поднял урожаи ржи в два раза… Вот и думаем, как организовать разработку карьеров. Одинцов обещает помочь машинами… Но нужны люди. Вы смогли бы выделить?
— А без людей нельзя? — усмехнувшись, спросил Щелканов.— Может, товарищ Одинцов своими силами обойдется?.. А пока суд да дело — разрешите удобрения-то увезти…
Дружинин вспыхнул:
— Загребистый же вы, Петр Егорович, человек, как погляжу на вас. Все к себе, к себе… Вчера лишний трактор забрали, сегодня — удобрения дай за счет других… Ведь это как называется?..
«И этот намекает на совесть. Да что они все, сговорились, что ли?» — Глаза Щелканова сузились, ровно две щелочки, уставились на Сергея Григорьевича.
— Значит, помощи нечего ждать?
— Как в разнарядке, так и будет, — ответил Дружинин. — Не согласны — давайте спросим членов бюро.
— Ну что ж, спасибо и на этом.— И Щелканов выскочил из кабинета и чуть не столкнулся с Сыромятиным.
— Чего это вы ровно уголь каленый выскочили, или хозяин, что ль, не в духе?
— В духе.
— А чего так, без настроеньица-то?
— Ищем справедливость.
— Вот и я… Я тоже, Петр Егорыч. ищу,—
обрадовавшись, произнес заискивающе Сыромятин. — Ведь подумать только, беда-то у меня какая! Ничего, конечно, странного и нет. Работник я без практики. Мог и обсчитаться. Должны воспитывать. А как со мной поступили? Ревизия — и точка: выбросили на произвол судьбы. Это как называется? Вот и пришел в райком. За своих кадровых должен же он заступиться. Как думаешь? *