— Гузики лопнули…
Кругом захохотали, зашумели:
— Ишь ведь до чего натрескался: гужей от заверток отличить не может.
— А чего ему не пить: пей не пей, а зарплата идет.
— Смотрите-ка, сани-то как распорол, на пень наехал, видно, злыдень… А еще уверял: и в рот, мол, не беру.-—И Аннушка, сжав кулаки, подступила: — Сказывай, где корм брать?
— Гузики лопнули,— опять пробормотал Безалкогольный.
— Я вот припечатаю тебя по гужикам — сразу вспомнишь!
— Да чего с ним толковать! — крикнул конюх. — Откуда он корма возьмет? С его умом только в горохе сидеть.
— Верно говоришь, оттого и телега запела — давно дегтю не ела.
— Под суд за такие проделки!
— Отвертится.
— Ну нет, теперь не отвертится. Теперича мы его без санкции смещаем С поста, товарищ Дружинин!
Толпа возмущенных баб все сильнее напирала на Безалкогольного. Дружинин и сам не меньше других негодовал, однако старался успокоить людей:
— На собрании об этом поговорим, товарищи, на собрании…
— Нечего ждать собрания — сдавай печать!
— Гузики лопнули…— снова пробормотал Безалкогольный.
И опять покатился задорный бабий смех.
5
В тот вечер, когда Безалкогольного «смещали с поста», Игорь Порошин обещал Маринке быть в эмтээсовском клубе на танцах. Старшая дочь Кремневых Марина училась в школе механизаторов и сейчас проходила практику в МТС. Здесь, в мастерской, месяц назад впервые и увидел Игорь эту тоненькую, с большими карими глазами девушку. Она была в меховых сапожках, в серой теплой непродувайке с застежками «молния», в высокой фетровой шапочке-колпачке. Появление в мастерской среди разобранных грязных машин девушки в непривычной для глаза одежде вызвало у трактористов вначале иронические улыбки, кое-кто уже был не прочь отпустить шуточку. Но когда узнали, что это дочь председателя райисполкома, любители пошутить сразу притихли. Марина не могла не заметить такой перемены в поведении трактористов и с сожалением подумала: «И зачем я напросилась сюда? Надо бы ехать в другой район, где не знают отца. А здесь начнут опекать…»
Улыбки трактористов заметил и Волнухин. Подойдя к толпившимся трактористам, он слегка кашлянул, давая понять им, что собирается сообщить что-то важное, и, потеребив топорщившиеся с проседью усы, сказал:
— Ты вот что, Марина Николавна… ты больно-то не обращай внимания на ухмылки. И вы у меня, ребята, смотрите, чтобы к практикантке максимум внимания.— И он обвел всех взглядом. — Вот так и договоримся. А теперь, Марина Николавна, мы пройдем к товарищу Порошину.
— Вы, Степан Васильевич, меня так не зовите, — смущенно взглянув на высокого, казавшегося суровым и строгим директора, попросила девушка. — Вы просто Маринкой называйте, так лучше.
— Ну что ж, приказ есть приказ, будем звать тебя Мариной,— усмехнулся в усы Волнухин и вместе с ней направился в сборочный цех. Подойдя к парню в комбинезоне и коричневом берете, он сказал: — Даю тебе, Игорь, сверхплановую нагрузку, прикрепляю, значит, к тебе товарища Марину, нашу практикантку. С сегодняшнего дня будешь учить, подсказывать и заодно сам учиться.
Смотря в открытое, с розовыми губами лицо парня, девушка протянула ему маленькую, сжатую лодочкой ладошку:
— Маринка.
— Очень приятно, — пробасил в ответ Игорь и, держа в одной руке напильник, смущенно дотронулся другой до ладошки-лодочки.
Когда Волнухин ушел, Игорь, все еще не расставаясь с напильником, окинул взглядом девушку и поучающе, как это и полагалось в его новом положении, сказал:
— А вот оделась ты явно не для работы. Возьми вон комбинезон. Это перво-наперво, чтобы чувствовала себя вполне в своей тарелке…
Маринка, держа руки по швам, видела, что Игорь, тронутый доверием директора, старался казаться взрослее, но все в нем: и не окрепший еще, срывающийся басок, и легкие, выцветшие белесые брови, и подбородок, покрывшийся первым еле приметным пушком, — все говорило о том, что он лишь на немного старше ее.
— Уж очень все вы тут строгие, — сказала Маринка.— Давай сюда комбинезон и считай — первое твое задание выполнила.
— Вот так, — ответил Игорь примирительно и все же добавил для большей важности: — Без строгости здесь нельзя, не в куклы пришла играть.
…А через три дня в клубе, на вечере танцев, бойкая Маринка подбежала к столпившимся у дверей парням и, вытащив за руку Игоря, повела его по залу. Он неуклюже переставлял ноги, наступал ей на носочки туфель, но не покидал круг. Особенно ему нравилось, когда вальсировали. Не отдавая себе отчета, правильно ли он танцует, Игорь кружился с нею так старательно, что обгонял то одну пару, то другую, расталкивая локтями танцующих.
— Это тебе не в куклы играть, — возвращая на свое место вспотевшего Игоря, улыбаясь, сказала Маринка. — Но ты не падай духом. Ты должен научиться и чувствовать себя вполне в своей тарелке.
— Я уж и то вроде поднавык, — ответил застенчиво Игорь. — Будешь танцевать — опять меня бери, — шепнул он, краснея.
— Так ведь кавалер должен приглашать.
— Ладно, научусь, тогда и сам приглашу…
Месяц для Игоря пролетел, будто одна неделя. Давно ли он начинал учиться танцевать, — и вот — она уезжает в город. А тут еще это непредвиденное собрание, на которое приехал сам Дружинин!
Собрание кончилось далеко за полночь. Выйдя из конторы, Игорь свернул в переулок к большому пятистенку Купоросихи, подумал, что все же надо перебраться от нее на другую квартиру, уж больно нудная эта старуха. Поднявшись на крыльцо с точеными балясинами, он отодвинул задвижку, на цыпочках, чтобы не разбудить ворчливую хозяйку, прошел в избу-боковушку, разделся и лег на кровать…
Рано утром, когда Игорь еще спал, к Купоросихе прибежали бабы и затараторили о новостях. Старуха, узнав, что ее постояльца якобы хотели выбрать председателем колхоза, удивилась и в то же время обрадовалась: «Эвон как его ценят, а я-то думала…»
Усадив словоохотливых баб, Купоросиха выбежала в сени, приоткрыла дверь в боковушку:
— Не даем ведь и соснуть-то тебе, Игорий Иванич. Пришли вон наши женки и все заявляют в один голос, тебя бы надоть, а не Аннушку в председатели… Шел бы в контору.
Ничего не понимая, Игорь молча вскочил и стал одеваться.
Он хотел было идти в МТС, но тут и в самом деле прибежали за ним. Аннушка Рослякова собирала колхозных бригадиров, а какой же может быть разговор без бригадира тракторной бригады?
— Ну, вот видишь. Игорий Иванич, — обрадовалась старуха. — Говорила, что не управиться Аннушке. Выпей вон молочка стаканчик, да и беги шагистей туда. Помогать колхозу — так помогать.
Когда Игорь вышел, Купоросиха подошла к окну и, проводив его пристальным взглядом, вздохнула: «Молод еще, не покладист…» — и вдруг спохватилась:
— Бегите, бабы, милушки, в контору, я сейчас же за вами притопаю!..
Она надела полушубок с вылинявшим лисьим воротником, набросила на голову пуховый платок и, хлопнув дверью, заторопилась следом за бабами.
— Тебе чего. Домна? — спросила Аннушка, когда Купоросиха в сопровождении баб вошла в контору.
— Как чего? На собрание приглашали.
— Так это вчера вечером собрание-то было.
— А Игория Иванича почему сегодня звали?
— Он бригадир тракторной бригады.
— Брегадир… А ему, может, в председателях надо ходить?
Но тут произошло совсем неожиданное — встал сам Игорь, высокий, широкоплечий, и шагнул к старухе:
— А ну, не мешай работать!
— Это я-то не мешай? — попятилась Купоросиха, но тут же поняла, что начала играть не с той карты. — Да разве мне собрание ваше надоть? Провались оно пропадом. Я пришла услуги свои предложить, да ладно… Спохватитесь еще…
Купоросиха повернулась и, блеснув новыми резиновыми сапожками, скрылась в дверях.
В тот же день Игорь к Купоросихе не вернулся. Как только кончилось собрание, он оседлал лошадь и верхом поехал в Талицу. Добрался он только к вечеру. Остановившись у Лукерьиного дома, он поднялся на крыльцо, постучал в дверь, с нетерпением ждал, вот-вот выскочит навстречу Маринка, но в дверях показалась сама Лукерья.
— Уехала наша квартирантка, еще утречком уехала, — сказала она.
Игорь молча спустился с крыльца и побрел по темневшей на снегу тропинке. У арки остановился, бросил взгляд вдоль дороги, с тоской подумал: «Как же теперь быть?»
Вернувшись в райком, Дружинин сразу же собрал членов бюро: надо было рассмотреть несколько вопросов и в первую очередь решить, кого послать на курсы председателей колхозов.
— Вроде как и есть желающие поехать, а посылать некого, — сказал он озабоченно, перебирая стопку заявлений. — Пожалуй, самый подходящий из всех — Матвей Глушков.
— Но ведь он, не забывайте, провалился на конференции, — пробасил прокурор и отбросил свое тучное тело на спинку стула.—Думаю, будет ли с нашей стороны последовательно?
— В порядке перестраховочки, что ли? — спросил Кремнев.
— Не то чтобы в порядке перестраховки, но все же…
— А чего же нам опасаться? — вопросом на вопрос ответил Дружинин. — Глушкова мы все знаем. Всем известно, как он провалился. Но работал-то, прямо скажу, честно. Чего же мы будем держать его на карантине? Опыта ему не занимать, энергии хватит.
— Конечно же, это не Сыромятин, — отозвался Кремнев.
— Кстати, что будем с ним делать, с Сыромятиным?
Члены бюро понимающе переглянулись. Откладывая сыромятинское заявление в сторону, Дружинин сказал:
— Не та кандидатура.
Но тут неожиданно продолжил мысль Дружинина второй секретарь райкома Юрий Кой-ков:
— Я согласен — не тот человек. А все же, поскольку требуют троих, может, и послать его? Авось да к нам в район и не вернется.
— По рецепту: на тебе, боже, что нам не гоже? — усмехнулся Дружинин. — А я вот считаю. на курсы надо ехать кому-то из нас. — И он окинул взглядом членов бюро, сидевших за длинным столом, плечо к плечу.
«Прокурора Садырина не пошлешь — на пенсию собирается. Не пошлешь и секретаря райкома комсомола Инну — ей не по плечу это дело. Слабоват и Павел Попрядухин. Может, Юрия Койкова рекомендовать? Родился он в деревне, образование — незаконченное высшее, несколько лет на партийной работе. Чего же лучше? Должен справиться. В самом деле, не послать ли его? Один — бывший первый секретарь райкома, Койков — тоже секретарь. Как на подбор», — подумал Дружинин и, наклонясь к Койкову, спросил: