– Почему ты шепчешь?
– Не хочу, чтобы услышала Джулия, – ответила Франсин.
«Эдсел» он припарковал у поворота и прошел сто ярдов до дома. К его удивлению, он был погружен во мрак. Его охватило любопытство. Дома всегда вызывали у него интерес, все дома. Тедди не терпелось заглянуть внутрь этого. Боковая калитка была не заперта, как она и предупредила. Тедди посмотрел вверх, туда, где за окном второго этажа горел свет, правда, неярко: похоже, шторы были сдвинуты.
Тедди ожидал, что Франсин ждет, высматривает его, но, не увидев в окне ее лица, ощутил укол разочарования. Однако не мог окликнуть ее. Он же пообещал, что не станет шуметь, и сдержит свое слово. Из-за темноты его поиски ключа сначала не дали никаких результатов, но Тедди все же нашел его в высокой мокрой траве. Ключ тоже был мокрым, и он тщательно вытер его о рукав.
Ключ вошел в замочную скважину легко и практически без звука, дверь тихо отворилась. Свет в доме был погашен, но тьма была не кромешной, так как на углу тускло горел уличный фонарь. Тедди смог разглядеть, что все двери, ведущие из холла, закрыты, и только одна приоткрыта. Полы были застланы коврами, стены оклеены обоями с безвкусным рисунком, имитирующим парчу, – они сразу ему не понравились. В одном углу стояла высокая пестрая китайская ваза с пыльными сухоцветами.
Он поставил ногу на нижнюю ступеньку, постоял так и убрал ногу. Франсин не ждет его так скоро, Тедди добрался до ее дома быстрее, чем ожидал. Он подошел к приоткрытой двери, открыл ее и вошел. Так как шторы не были сдвинуты, в помещение падал свет от уличного фонаря. Уродливая комната, подумал Тедди, и обстановка того сорта, что он терпеть не может. Провинциальная, буржуазная, буквально с выставки «Идеальный дом». Вдобавок к этому ковер во всю комнату, пухлая «тройка» с цветочной обивкой, столы «под старину», прямо-таки рой столов, горка со стеклянным фасадом.
Диван стоял к нему спинкой. Тедди несколько раз прошел мимо него, прежде чем увидел, что на нем спит женщина. Злая мачеха. Причина всех бед Франсин, да и его тоже, потому что не пускает ее к нему. В голову пришла странная, но вполне убедительная идея. Что именно эта женщина виновата в его мужской несостоятельности, как ведьма, которая вытягивает из мужчин силу, крадет их души и высушивает их тела.
Она была жирной и бледной, но ее бледность не шла ни в какое сравнение с фарфоровой белизной Франсин. Падавший с улицы свет позволил Тедди разглядеть пухлые руки и кольца, глубоко врезавшиеся в пальцы. Прикрывавшая ее шерстяная тряпка напомнила ему те самые шали, которые когда-то вязала его мать. В нем медленно, но мощно стал закипать гнев.
Особо не раздумывая, не задаваясь вопросом зачем, Тедди протянул руки к женщине. Однако он знал, что не сможет заставить себя прикоснуться к ней. У него подогнутся колени или его стошнит, если он прикоснется. Тедди убрал руки и огляделся по сторонам. Везде валялись подушки, мягкие, пухлые подушки в наволочках из бархата или шелка.
Убив дважды, ничего не стоит убить и в третий раз. Он взял большую бархатную подушку, прямоугольную и, насколько смог определить в тусклом свете, красную, и поднес к ее лицу. Покрепче ухватившись за края, Тедди медленно опустил ее.
Женщина дернулась и тут же успокоилась. Он принес еще подушек, навалил ей на лицо и надавил на эту груду руками, навалился на нее, встал коленями на подушки. Сквозь массу шелка и перьев Тедди почувствовал, как та забилась под ним, услышал звуки. Она засучила ногами, застучала пятками по подлокотнику дивана. Собрав все силы, он продолжал давить – секунды, минуты, пять минут, – пока не понял. Странно, как он смог это понять, ведь он не щупал пульс, не проверял дыхание. Жизнь ушла, и Тедди почувствовал ее уход так же ясно, как если бы та расправила крылья и вылетела в окно.
Ему удалось все сделать, не прикасаясь к ней. Жизнь можно отнять за один шаг, чуть ли не дистанционно. Нужно всего лишь взять пульт и на расстоянии выключить экран. Вот так просто. Рассказывать Франсин? Пока нет. Когда-нибудь, но не сейчас. Тедди убрал подушки, одну за другой, разложил по тем местам, откуда он их брал. Показалось лицо с приоткрытым ртом, с глядящими глазами. В полумраке ему показалось, что ее кожа посинела, однако определить, так это или нет, он не смог. Все также не прикасаясь к убитой, Тедди накрыл ее шерстяной шалью до самого подбородка. Затем закрыл дверь и поднялся наверх.
– Как же ты долго! – прошептала Франсин из-за двери. – Где ты был?
– Я приехал, как только смог, – ответил он.
– Ты нашел ключ от моей комнаты?
Тедди совсем забыл об этом, хотя она ему и говорила.
– А где он, как ты думаешь?
– Он либо внизу, в гардеробной, либо в ее спальне. Вряд ли в доме есть другие ключи. Где Джулия?
– Внизу. Спит.
Он услышал, как Франсин тихо рассмеялась. Тедди вытащил один ключ из двери другой спальни и еще один – из двери гардеробной. Второй подошел. Она бросилась ему на шею, обняла его, облегченно смеясь.
На ней было белое платье. Тедди вытащил шпильки и распустил ее волосы. Когда она предстала перед ним такой, какой он больше всего любил ее видеть, он взял ее чемодан, и они осторожно спустились по лестнице, так, чтобы не разбудить Джулию. Ему очень хотелось сказать, что та больше никогда не проснется, но он уже решил этого не делать, поэтому передвигался на цыпочках и шептал, пока они не вышли из дома и не перебежали дорогу к тому месту, где был припаркован «Эдсел».
И тут из Франсин потоком полились слова. Тедди не представлял, что она может так много говорить, и если честно, ему это не нравилось. Однако не прервал ее и дал возможность выговориться, рассказать, как Джулия почти помешалась, как та спрятала ее мобильник, заперла ее в комнате, как несла всякую чушь по телефону и, вероятно, выдумала для Франсин поклонника по имени Джонатан Как-его-там. Это было единственное, что заинтересовало его.
– Кто он? Ты его знаешь?
– Тедди, он не существует. Как ты не понимаешь! Джулия его выдумала. Она помешалась.
Он действительно не понимал, но чувствовал себя спокойным и свободным и почти счастливым. Франсин едет к нему, теперь она будет жить с ним, ведь ей больше некуда деться. Сюда Франсин не вернется, а жить ей больше негде. Она была пленницей Джулии, а теперь принадлежит ему; он убил Джулию ради этого.
Когда они добрались до коттеджа «Оркадия», Франсин первым делом захотела есть. Было девять, а она не ела с обеда. Из еды в доме имелись яйца в холодильнике, хлеб и сыр, и она приготовила себе ужин, но пить его вино отказалась. Тедди подарил ей конфеты с ликером, и она съела одну, с вишневым, но этим и ограничилась. Ей хотелось одного: говорить, причем об одном и том же: почему Джулия так поступила, что на нее нашло? У Тедди не было мнения на этот счет, к тому же эти аспекты его совсем не волновали. Зато ему очень не нравилось желание Франсин говорить, дискутировать, размышлять вслух, строить догадки и задаваться вопросами.
Когда Тедди решил, что та достаточно наговорилась, даже для себя, он преподнес ей платье. И попросил ее надеть его, но она отказалась.
– Оно очень красивое и нравится мне, – сказала она, – но я не хочу сейчас надевать его. Мы никуда не собираемся, сидим дома одни, ну, не совсем дома, но одни, в домашней обстановке, и это не тот случай, когда надо наряжаться.
– Я хочу увидеть тебя в нем, – холодно произнес Тедди.
– Я надену его завтра, Тедди. Я очень устала. Мне хочется лечь. Мне хочется оказаться в таком месте, где я буду свободна, где никто не станет запирать меня, – и спать, спать, спать.
Он все представлял совсем иначе. Пока они ехали сюда, в его сознании укреплялась радостная мысль, что теперь все получится. Он победил, он добился успеха. Тедди спас ее, пошел ради нее на убийство и тем самым получил право на Франсин. Этими действиями он изгнал все, что подавляло его и лишало силы его плоть. Его проблемы закончились и больше никогда не вернутся.
Но вместо того чтобы прийти к нему пассивной и молчаливой красавицей, покорно исполняющей его требование надеть платье, Франсин говорила и говорила, пока его не затошнило от «Джулий», «пап» и «это было просто ужасно». На Тедди навалилась смутная, раздражающая депрессия, и когда он поднялся в спальню, то, к своему отвращению, обнаружил, что она лежит в кровати Гарриет, одетая в белую хлопчатобумажную сорочку, и уже спит.
Тедди лег рядом с ней, прислушиваясь к тому, как капли дождя, бросаемые ветром, бьются в оконное стекло. Ему показалось, что вернулось желание, проблеск желания, и он обнял ее, задрал эту жуткую белую сорочку и ощутил ее теплую, гладкую кожу. Она не повернулась к нему и не отстранилась, а продолжала спать глубоким сном, но он был бессилен, как и прежде, бесчувствен, как бревно.
Но ведь должен же быть выход. Тедди лежал без сна и размышлял о том, что все было бы по-другому, если бы он смог заставить ее замолчать, закрыть глаза, одеть в темно-зеленый бархат, снять с нее эту белую сорочку, сжечь или выбросить с мусором. Повесить на Франсин украшения, купить цветы, положить ей на руки лилии. Теперь, когда у него есть деньги, он может себе это позволить. Завтра Тедди купит ей лилии, и, возможно, павлинье перо, и отрез тяжелого белого шелка. Он уложит Франсин на пол на этом шелке, присоберет вокруг нее в складки, распустит волосы и вплетет в них золотые цепи. Наложит на ее веки переливчато-зеленые и золотые тени, закроет ей глаза, чтобы те выглядели как полукруглые крышечки от ювелирных коробочек, в одну руку даст ей лилию, а в другую – зеленое перо.
Франсин спала рядом с ним, мерно дыша, и вскоре заснул и он.
Она проснулась около одиннадцати, и разбудил ее звонок телефона. Франсин подняла трубку и сказала «алло», и мужской голос попросил позвать к телефону Франклина Мертона. Франсин сказала, что ошиблись номером.
Тедди проснулся за несколько часов до этого. Он сел в «Эдсел», доехал до Криклвуда, заправился и с помощью карточки Гарриет снял еще двести фунтов. Вернувшись в коттедж «Оркадия», он осторожно уложил мостовой камень на сетчатую опору. Вокруг камня остался довольно широкий зазор. Надо бы расколоть его на две части или найти камень поменьше, чтобы уложить его рядом. Главное – не привлекать к себе внимание, постараться, чтобы его действия