Рикки задумался. Может, он и вправду переоценивал свою значимость? Может, тешил гордыню, что Диана без него не сможет? Ничего в жизни так и не добился и теперь пытался оправдаться, что должен остаться в Индорфе?
– Ладно, чего хмурый, – уже Сокол дернул его за рукав. – Пошли. Еда сама себя не добудет.
На раздумья ушел весь день и целая ночь. Но к рассвету он решился.
– Я понимаю, почему ты уходишь, – сказала, выслушав, Диана. – То лицо в окне – это как знак был. И знаешь, если спустя столько лет ты все еще не можешь забыть остроухую, значит, что-то в этом есть. Пусть я никогда этого и не пойму.
– Я не ухожу навсегда, – оправдывался Рикки. – Только отыщу ее и вернусь.
Диана усмехнулась.
– Нет уж, Эри я под своей крышей видеть не хочу.
Рикки собрался было возразить, но не нашел что сказать.
– Если вдруг так и не найдешь ее или найдешь, но не то, что искал, – возвращайся, – добавила Диана.
Они помолчали.
Говорят, если несколько раз пережить одно и то же, со временем оно перестает трогать. Если смотреть на восход солнца каждый день, то потом перестанешь его замечать. Но почему-то с расставаниями это правило не работало. Боль оставалась одинаковой.
Рикки заставил себя вернуться в настоящее. До лечебницы был день пути, и стоило поторопиться.
Снег падал пушистыми хлопьями. Местность вокруг побелела и казалась такой чистой, словно никогда раньше здесь не ступала нога человека, не проливалась кровь, не было жизни и смерти.
Маленькая Мина задрала голову и посмотрела вверх. Снежинки падали на круглое лицо, на распущенные темные волосы, на меховой воротник курточки. Высунув язык, она поймала несколько, но, к своему разочарованию, не ощутила вкуса.
Мать девочки была рядом, но как будто в ином мире. Она обнимала какую-то женщину, и обе не замечали, какой сегодня красивый снег.
– Мина, иди сюда! – позвала она. Девочка обернулась.
– Снег, – сказала она, словно это все объясняло.
– Подойди же, – настаивала мама. Мина с недоверием глянула на незнакомую тетю.
Но та оказалась красивой, как королева из сказки. Белые хлопья, словно жемчуг, усеяли черные, как уголь, волосы. Она была похожа на маму, только чуть старше.
Мина подошла.
– Это Розалина, – представила мама. – Моя сестра и твоя тетя.
– Здравствуйте, – Мина поклонилась, как учили.
– Здравствуй, – ответила женщина и принялась стряхивать снежинки с ее воротника. У нее были изящные руки с длинными пальцами. Из-под белой кожи просвечивали голубые жилки. Мина немного побаивалась рук взрослых, сравнивая их со своими гладкими ладошками, но руки этой женщины оказались добрыми и теплыми.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала Розалина. – Пойдемте в дом.
– А я рада, что ты написала, – Хризалина улыбнулась и взяла Мину за руку.
– Я и не надеялась, что ты все еще живешь в Оту, попробовала наугад. Вдруг повезет. Должно же нам хоть когда-нибудь везти, верно?
– У тебя такой шикарный дом, конюшня, сад, а ты говоришь о везении. Не в карты же ты все это выиграла!
– Это не мой дом, – ответила Розалина. – Это вообще не дом. То есть, конечно, он был им, но теперь… Впрочем, так просто и не объяснишь.
Они поднялись на крыльцо двухэтажного особняка. Стоило войти в прихожую, как в нос ударил запах трав и настоек.
«Как в лечебнице», – подумала Мина.
– Раздевайтесь, и пойдемте на кухню. Я все расскажу, – Розалина погладила девочку по голове. Та едва не зажмурилась, как довольная кошка. Волшебной красоты снег остался на улице.
Повесив куртки, они прошли в большой зал, где стоял длинный обеденный стол и с десяток человек поглощали завтрак, стуча ложками. Розалина подошла к стойке слева и взяла миску. Дальше путь лежал к полной женщине в переднике, разливающей из котла жидкую кашу. Мина с матерью следовали за ней.
Получив порции, они устроились вместе с остальными за общим столом. Завтрак не выглядел аппетитным, но за время пути Мина проголодалась, да и считала себя слишком взрослой, чтобы привередничать.
– Я ушла тогда из Оту, – после паузы начала Розалина, – даже не зная, куда направлюсь. Но ты понимаешь, Хриз, после случившегося нельзя было оставаться. Я решила, что мир достаточно велик, чтобы попытаться начать жизнь сначала. Я долго скиталась по дорогам и селеньям, мне встречались самые разные люди. Одни давали кров и еду, другие пытались причинить вред. Но за те восемь месяцев, что я бродила по стране, я узнала больше, чем за всю жизнь. В конце концов, дорога привела меня в Раунфорт. Большой красивый город, меньше, чем Толлгард, но гораздо чище, проще и серьезнее. Люди там жили в основном работящие, ремесленники и торговцы, но было немало художников и ученых. Я до сих пор скучаю по той жизни.
– Тогда почему уехала? – поинтересовалась Хризалина.
– Не спеши, расскажу по порядку, – улыбнулась ее сестра. – В Раунфорте я вышла замуж.
Мина оторвалась от тарелки и с интересом взглянула на нее.
– Замуж? – удивилась Хриз.
Роза кивнула.
– В Раунфорте не было прошлого, за которое можно презирать. Я встретила человека, мы полюбили друг друга и поженились. Он помог мне поступить в школу при Раунфортской лекарской академии, хотя сам от врачевания был далек. Он занимался торговлей, часто уезжал в Толлгард и другие города, мы не виделись неделями, но благодаря его ремеслу я никогда ни в чем не нуждались. Я могла отдаться занятиям целиком и через книги заглушить боль разлуки. Я верила, что мы работаем на общее благо, на нашу семью. Но в итоге нас разлучило не торговое дело и не его отъезды, а то, чему я решила посвятить жизнь. После школы я устроилась сестрой в лечебницу при академии и за несколько лет стала старшей. За это время я привыкла к людям, к другим сестрам и лекарям, мы срослись, стали почти что одной семьей. Ведь в нашем деле у людей нет друг от друга секретов, как нет стыда или смущения. Единственное, что было для меня важнее, – это любовь к мужу.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Мина заметила, что остальные поглядывали в их сторону с любопытством.
– Но когда пришла война, – продолжила Розалина, – мир вокруг начал рушиться. И вместе с ним разрушился мир и внутри нас. Муж занялся поставкой провизии в ряды армии, лекарей-мужчин призвали на фронт, а я вместе с остальными женщинами должна была сидеть и ждать. Ждать и надеяться. Надеяться и страдать от собственной бесполезности. Раунфорт далеко от границы, к нам со всех концов Лансии прибывали беженцы, в лечебницу иногда привозили раненых с фронта, но большинству уже нельзя было помочь. Я собрала наших женщин и предложила отправиться туда, где горячо, где идут бои, и где мы можем организовать лечебный пункт и помогать нуждающимся вовремя. Несколько человек согласилось. Мы собрали все необходимое, даже нашли этот дом, который раньше принадлежал семье моей подруги, и уже готовы были отправиться, как муж резко выступил против. Мы почти не виделась в эти дни, но когда он узнал о моей затее, то сильно разозлился. В общем, он не понял меня, а я не поняла его. Впервые в жизни.
– И что ты сделала?
– Собрала вещи и уехала. Знаю, мы любили друг друга, но я не жалею ни о чем.
– А детей у тебя не было? – осторожно спросила Хризалина.
– Нет, – покачала головой Роза. – Видимо, судьба такая. Двоих забрала, а больше дать не пожелала. Но здесь при лечебнице мы открыли приют для сирот. Так что, можно сказать, я все-таки стала матерью.
Она улыбнулась. Мина отставила в сторону пустую тарелку.
– А если у вас были дети, – поинтересовалась она, – то они, получается, мои братья или сестры?
– Двоюродные, – уточнила Хриз и вдруг задумалась. «Почему дети? Разве у нее не единственная дочь?»
– Я и забыла, что ты ничего не знаешь, – Розалина словно прочитала ее мысли. – Прости.
– Значит, их было двое… Но как?
Роза подняла глаза к потолку.
– Столько в этой истории непонятного, – вздохнула она. – Но попробую по порядку. Все началось в один из обычных холодных дней, когда осень уже заканчивалась и зима готовилась вот-вот начаться. Я брела по полю, глядя на неубранные стога, и все думала, как мало от них отличаюсь. Одиночество во мне росло как опухоль. И с каждым годом я верила в счастье все меньше. И может, подспудно хотела уйти куда-нибудь и просто сгинуть.
Помню, в тот день пошел снег. Сначала мокрый, потом пушистый, как сегодня. Любуясь им, я все дальше и дальше уходила от деревни к лесу.
И вдруг перед глазами что-то вспыхнуло. Я испугалась, что ослепла, потому что не видела ничего, кроме белого света. Я зажмурилась и на секунду словно провалилась куда-то, как будто заснула. Свет исчез. И когда я открыла глаза, то увидела, что лежу полуголая среди сена. От холода начало трясти. Дрожа, я приподнялась на локтях и увидела со спины человека, бежавшего к лесу с такой скоростью, словно за ним гналась сама смерть.
Я ничего не понимала, но боли не чувствовала, только холод. Поначалу я даже решила, что ничего такого не было. Наверное, упала в обморок или что-то вроде того, а незнакомец отнес меня сюда, может, и хотел что-то сделать, но убежал. Мне и в голову тогда не пришло, что это мог быть эльф, хотя про них, если помнишь, много страшного рассказывали.
Но вот, время шло, и в один из зимних дней я внезапно осознала, что жду ребенка. Я пришла к матери и все рассказала. Она заплакала и запричитала, что я повторяю ее судьбу. Но хуже всего, я сама не понимала, как это произошло.
Тогда летом, когда пришло время рожать, ты помнишь, в Оту были празднества. Только я, мама и соседка напротив уединились в нашем домике, чтобы принять появление на свет еще одного несчастного ребенка.
Первым родился мальчик. У него были красивые зеленые глаза и острые, как у эльфа, уши. Он закричал, но мы только таращились на него и от страха не могли вымолвить ни слова. Пока я не попросила дать его на руки. В тот момент во мне все переменилось. Я назвала малыша Лаирэ и решила, что буду любить его несмотря ни на что. Но, видимо, с самого странного зачатия этот мальчик мне не принадлежал.