Смилодон, словно только и ждавший моего позволения, сорвался с места и помчался прочь, покрывая каждым прыжком целый десяток кубитов. Миг – и он скрылся из виду за кромкой каменного плеча, а спустя еще миг вновь показался вдали, словно рыжая молния, побуревшая под дождем. Солдаты с рабочими разбегались с его пути, будто пищухи, чему я был искренне рад: ведь любое оружие зверя, сколь оно ни ужасно на вид, всего лишь игрушка в сравнении с оружием человеческим.
Удалось ли ему благополучно вернуться в свои охотничьи угодья, мне неизвестно, хотя я в этом нисколько не сомневаюсь. Что до меня, сам я какое-то время сидел в укрытии, слушая голос бури и лениво жуя хлеб с фруктами, но вскоре разбушевавшийся ветер сорвал и унес парусину, укрывавшую меня сверху.
Поднявшись, я взглянул вдаль сквозь завесу дождя… и увидел отряд солдат, шагающих через плечо изваяния в мою сторону.
Поразительно, но еще я увидел земли без солдат и без ливня. Нет, новые земли вовсе не распростерлись там, где зияла пропасть: жуткая, завораживающая бездна осталась на прежнем месте; отвесная каменная стена, тянувшаяся книзу, по меньшей мере, на лигу, словно речной порог, исчезала в изумрудной зелени высокогорных джунглей – тех самых, что некогда, в свое время, укроют деревню волшебников, которую нам с малышом Северианом предстоит миновать.
Скорее, знакомые направления – вверх, вниз, вперед, назад, влево, вправо – раскрылись, словно бутон, нежданно-негаданно явив взору лепестки новых сфирот, до сих пор от меня сокрытых.
Один из солдат выстрелил. Ударивший в камень у моих ног, луч расколол скалу, словно резец ваятеля. Тут я и понял, что они посланы покончить со мной: вероятно, один из гвардейцев, ушедших с разжалованным хилиархом, взбунтовался против уготованной ему участи и донес о происшедшем, однако бегству остальных помешать не успел.
Второй солдат тоже направил оружие в мою сторону, и я, дабы не искушать судьбу, шагнул с залитой дождем скалы на новую землю.
XL. Ручей за пределами Брия
Усеянная россыпями цветов, трава под ногами оказалась ароматнее, нежнее любой другой из известных мне трав; пелена облаков, затянувших лазурное небо над головой, затмевала солнце, окрашивая верхние слои воздуха синью индиго пополам с позолотой. Откуда-то издали, едва уловимый, доносился рев бури над горой Тифона. Раз я заметил вспышку (вернее, тень вспышки, если подобное можно себе представить) – наверное, в скалу ударила молния, или один из преторианцев выстрелил мне вслед.
Однако стоило мне сделать еще пару шагов, и все это исчезло… точнее, не столько исчезло само по себе, сколько я будто бы утратил способность (а может, всего лишь желание) воспринимать оставшееся позади – таким же образом мы, повзрослев, перестаем замечать вещи, коими живо интересовались в детстве. Ну, а окрестности… Разумеется, «Коридорами Времени», как выразился зеленый человек, эти места оказаться не могли: вокруг никаких коридоров – только холмы, колышущиеся травы да ласковый ветер.
Чем дальше я шел, тем явственнее становилось впечатление, будто все вокруг мне знакомо, будто иду я по местам, где уже побывал, хотя никак не могу вспомнить, когда, зачем и что все это такое. Нет, не родной некрополь с мавзолеями среди кипарисов. И не поля без оград, где мы с Доркас некогда набрели на сцену доктора Талоса: те поля примыкали к Стене Несса, а тут никаких стен не видно. И не сады Обители Абсолюта с множеством рододендронов, фонтанов и гротов. Пожалуй, больше всего эти края походили на пампу весной, вот только цвет неба не тот.
Спереди донеслась песнь бегущей воды, а вскоре среди травы блеснул серебром ручей. Я побежал к нему, а на бегу вспомнил, как когда-то был хром и как пил из одного ручья в Орифии, а после увидел на берегу отпечатки лап смилодона, и, глотнув из горсти, улыбнулся: теперь-то смилодоны меня бы не напугали!
Впрочем, подняв голову, я увидел перед собою вовсе не смилодона, а крохотную женщину с яркими разноцветными крылышками, бредущую через ручей по каменистому дну чуть выше по течению, словно затем, чтоб остудить ноги.
– Цадкиэль! – вскричал я, но тут же, наконец-то вспомнив эти места, смутился так, что утратил дар речи.
В ответ Цадкиэль помахала рукой, улыбнулась и, что самое поразительное, выпрыгнула из воды, взвилась в воздух, полетела ко мне, трепеща пестрыми крылышками, будто лоскутами цветастого фая.
Я преклонил колени.
По-прежнему улыбаясь, она опустилась на берег рядом со мной.
– По-моему, летящей ты меня раньше не видел.
– Было одно видение… Ты парила на исполинских крыльях в пустоте среди звезд.
– Да, в пустоте, где нет притяжения, я могу летать, как пожелаю. Здесь для этого приходится становиться совсем маленькой. Знаешь ли ты, что такое гравитационное поле?
Взмахом руки не больше моей ладони она указала на луг у ручья.
– Поле я здесь вижу только вот это, о всесильный иерограммат, – ответил я.
Цадкиэль рассмеялась, и смех ее показался мне музыкой наподобие перезвона крохотных колокольчиков.
– Похоже, мы с тобой встречаемся не впервые?
– О всемогущий иерограммат, я – лишь нижайший из твоих рабов.
– Должно быть, стоять на коленях тебе неудобно, а встречался ты с другой «мной» уже после того, как я с ней рассталась. Сядь, расскажи о вашем знакомстве.
Так я и сделал. Сколь же приятно было, сидя на берегу ручья, порой освежая натруженное горло холодной, чистой водой, рассказывать Цадкиэль, как я впервые увидел ее меж страницами книги Отца Инире, как после помог изловить ее в грузовом трюме ее собственного корабля, и как она, обернувшись мужчиной по имени Зак, ухаживала за мной, раненым… Однако ты, мой читатель (если действительно существуешь на свете), уже обо всем этом знаешь, поскольку те приключения я описал выше, не упустив ничего – или, по крайней мере, немногое.
Беседуя с Цадкиэль у ручья, я старался изъясняться как можно короче, однако она решительно этому противилась, заставляя меня сворачивать то в тот закоулок, то в этот, пока я не рассказал и о встрече маленького ангела с Гавриилом, о которой читал в коричневой книге, и о собственном детстве – в Цитадели, на отцовской вилле, в деревне под названием Фамулорум неподалеку от Обители Абсолюта…
Наконец, когда я (возможно, в тысячу первый раз) умолк, переводя дух, Цадкиэль сказала:
– Неудивительно, что ты пришелся мне по душе: среди всех этих слов нет ни единого слова лжи.
– Однако ж я лгал, когда полагал это необходимым, а то и вовсе без всякой надобности.
Цадкиэль улыбнулась и ничего не ответила.
– Я и сейчас солгал бы тебе, о всемогущий иерограммат, если бы счел, что моя ложь спасет Урд.
– Но ты уже спас ее, начав на борту моего корабля и завершив дело в нашей сфире, на поверхности и в глубине мира, который вы тоже зовете Йесодом. Должно быть, и Агил, и Тифон, и многие другие твои противники чувствовали неравенство сил. Будь они мудрее – сразу поняли бы, что бой ваш где-то, когда-то уже завершен… хотя, будучи вправду мудрыми, узнали бы в тебе нашего слугу и просто не стали бы биться с тобой.
– То есть я обречен на победу?
– Нет, ты просто победил. Ты мог бы потерпеть поражение и на борту корабля, и после, однако не мог погибнуть до испытания и до сих пор не можешь, пока не достигнешь конечной цели. Иначе ты не пережил бы ни избиения, ни выстрела с башни, ни многого другого. Однако твоя задача вскоре будет исполнена. Силу ты, о чем и сам знаешь, черпаешь из своей звезды. Когда она, войдя в ваше старое солнце, породит новое…
– Я слишком часто хвалился тем, что не боюсь гибели, чтоб трепетать перед близостью смерти сейчас, – сказал я.
– Вот и хорошо, – с одобрением кивнула она. – Брия – дом недолговечный.
– Но ведь это место – тоже Брия либо его часть. Это же коридор твоего корабля, и ты сама вела им меня в новые апартаменты.
– Если так, и ты, и я, и корабль в то время находились где-то невдалеке от Йесода. Перед тобою Ручей Мадрегот, текущий из Йесода в Брия.
– Из мироздания в мироздание? – удивился я. – Как же это возможно?
– А как может быть иначе? Энергия всегда, неизменно ищет путь вниз… или, говоря проще, Предвечный пересыпает все мироздания, сколько их есть, из горсти в горсть.
– Но это же ручей, – возразил я. – Точно такой же, как ручьи Урд.
Цадкиэль кивнула.
– Ваши ручьи – тоже энергия, ищущая путь сверху вниз, а восприятие зависит от органа чувств… от средства восприятия. Имея другие глаза или другой разум, ты и видел бы все иначе.
– А какой я тогда видел бы тебя, Цадкиэль? – поразмыслив, спросил я.
Сидевшая у ручья со мной рядом, она улеглась на живот, подперла подбородок ладонями, а яркие крылья подняла кверху, словно пару вееров с узорами из множества нарисованных глаз.
– Полями гравитационные поля названы неспроста. Это, помимо всего прочего, и есть поля. Знаком ли ты, Севериан, с полями Урд?
– За плугом я никогда не ходил, но – да, с полями знаком не хуже любого из горожан.
– Этого хватит. Что находится на границах ваших полей?
– Ограды из досок, жердей или сплошных кустов, чтоб скотина не забредала. В горах – стенки, сложенные из плоских камней, чтоб олени не потравили посевы.
– И это все?
– Мне ничего больше на ум не приходит, – признался я. – Возможно, я смотрел на наши поля неподходящими… «средствами восприятия».
– Средства восприятия, имеющиеся у тебя от природы, подходят тебе лучше всяких других – ведь именно ими ты, можно сказать, сотворен таким, каков есть. Это еще один непреложный закон. Так, значит, кроме оград, ничего?
Мне вспомнились живые изгороди… и воробьиное гнездо в одной из них.
– Еще сорные травы и всякая мелкая живность.
– Вот и здесь тоже. Я, Севериан, и есть своего рода «мелкая живность». Возможно, ты полагаешь, будто я отряжена сюда тебе в помощь. Хотелось бы мне, чтоб так и было… и потому я помогу тебе, если сумею, однако я – всего лишь часть себя самой, отлученная от собственного существа давным-давно, задолго до нашей с тобой первой встречи. Возможно, когда-нибудь великанша, которую ты зовешь Цадкиэль – хотя это и мое имя, – пожелает вновь призвать меня к себе, но до тех пор мне суждено оставаться здесь, меж притяжений Брия и Йесода. Ну, а что до твоего вопроса: обладая какими-нибудь другими средствами восприятия, ты, может статься, сумел бы увидеть меня так же, как видит она, и объяснить, чем я заслужила изгнание. Но пока тебе это недоступно, и я знаю не больше, чем ты. А теперь ты, наверное, желаешь вернуться в родной мир, на Урд?