– О Автарх, – отвечала женщина в лохмотьях, – неужели ты меня не слышишь? Ты помянула тысячи и сотни тысяч… так вот, возражения, подобные твоим, я слышала самое меньшее тысячу раз, однако ты еще не выслушала, что я хочу сказать.
– Говори, – велела старуха на троне. – Говори, сколько хочешь, пока речи твои кажутся нам потешными.
– Пришла я сюда вовсе не с тем, чтоб потешать тебя, но чтоб сказать: в прошлом явления Нового Солнца на Урд случались нередко, только видели его немногие – порой и вовсе кто-то один. Должно быть, ты помнишь Коготь Миротворца, ибо исчез он уже в наше время?
– Он был украден, – пробормотала старуха на троне, – и мы его ни разу в жизни не видели.
– Но я видела, – возразила оборванка с посохом. – Видела в руках ангела, еще девчонкой, когда была очень больна. И нынче ночью, по пути сюда, увидела снова, в небе. Видели его и твои солдаты, только побоялись доложить тебе. Видел его и он, великан, подобно мне явившийся предостеречь тебя и зверски за то избитый. Увидишь его и ты, Автарх, соизволив покинуть этот каменный склеп.
– Подобные знамения случались и раньше. И не знаменовали ровным счетом ничего. Чтоб убедить нас в твоей правоте, хвостатой звезды в небесах маловато.
Как ни велик был соблазн выйти на сцену и, если удастся, положить конец сему фарсу, я остался на месте, гадая, кому на потеху здесь ставят подобные пьесы. Ничем иным, кроме пьесы, все это оказаться не могло, причем я ее уже видел, только не со зрительских мест. То была пьеса доктора Талоса со старухой на троне в роли, отведенной доктором себе самому, а женщина с посохом выступала в одной из моих ролей.
Чуть выше я написал, что предпочел остаться за занавесом, и это чистая правда. Однако, принимая решение, я, очевидно, слегка шевельнулся, сдвинулся с места: ближайшие колокольчики вновь залились смехом, а большой колокол, с языка которого они свисали, вторил им негромким, басовитым вздохом.
– Колокола! – снова воскликнула старуха. – Сестра… ведунья, или как ты там себя величаешь… ступай отсюда! Там, у дверей, стража. Передай их лохагу, что мы желаем знать, отчего звонят колокола.
– Нет, я не уйду отсюда по твоей воле, – ответила оборванка с посохом, – а на вопрос твой уже ответила.
Тут великан, подняв голову, раздвинул прямые длинные волосы. На ладонях его темнели кровавые пятна.
– Если колокола зазвонили, – глубоким, низким на грани членораздельности басом зарокотал он, – звонят они оттого, что к нам идет Новое Солнце. Сам я их звона не слышу, но мне это и ни к чему.
Я не поверил глазам, однако то был не кто иной, как Бальдандерс собственной персоной.
– Хочешь сказать, мы не в своем уме?
– Слух у меня не слишком-то остр. Некогда я изучал природу звука, а чем больше о нем узнаешь, тем хуже слышишь. Вдобавок мои барабанные перепонки сделались слишком велики и толсты. Однако я слышу рев новых течений, пробивающих в дне морском бездонные темные промоины, и грохот волн, бьющихся о твои берега.
– Молчать! – прикрикнула на него старуха.
– Волнам, госпожа, замолчать не прикажешь, – возразил ей Бальдандерс. – Они рвутся на сушу и горьки от соли.
Один из преторианцев звонко, словно киянкой, ударил его в висок прикладом фузеи, однако Бальдандерс даже не поморщился.
– А за волнами идут воинства Эреба, – продолжал он, – и скоро все поражения, что потерпели они от руки твоего супруга, будут отомщены.
Из этих слов я понял, кто ныне Автарх, и… Потрясение, пережитое мною при виде Бальдандерса, в сравнении с этим – ничто. Должно быть, я вздрогнул: крохотные колокольчики зазвенели во весь голос, а большой колокол ударил дважды.
– Слышите?! – надтреснутым голосом воскликнула Валерия.
Хилиарх вытаращил глаза.
– Я слышал, Автарх, – пророкотал Бальдандерс. – Слышал и все могу объяснить. Но выслушаешь ли ты мои слова?
– И мои, – добавила оборванка с посохом. – Колокола звонят, возвещая приход Нового Солнца, и этот великан тебе о том уже сообщил.
– Говори, великан, – пролепетала Валерия.
– Что я скажу сейчас, не столь уж важно, однако должно быть сказано, дабы потом ты выслушала и то, что действительно важно. Наше мироздание – Вселенная не высшая и не низшая. Обретая чрезмерную плотность, материя рвется в высшее мироздание. Мы этого не замечаем, поскольку в таких случаях вся она бежит от нас прочь. Такое мы называем черными дырами. Становясь сверхплотной во Вселенной уровнем ниже, материя рвется к нам. Тогда мы наблюдаем и движение, и всплеск энергии, и это у нас именуется белым истоком. Такой исток провидица и зовет Новым Солнцем.
– В наших садах, – пробормотала Валерия, – есть фонтан, предвещающий будущее, и многие годы назад я слышала, как кто-то назвал его Белым Истоком. Однако при чем же здесь звон колоколов?
– Имей терпение, – отвечал великан. – Еще мгновение – и ты постигнешь то, на что я потратил целую жизнь.
– Истинно так, – подтвердила женщина с посохом. – Остались нам считаные мгновения. Быть может, тысяча вдохов, а то и меньше.
Великан полоснул ее гневным взглядом и вновь обратился к Валерии:
– Вещи противоположные, объединяясь, словно бы исчезают. Однако потенциал для того и другого сохраняется в неизменности. Сие есть один из главных принципов мироустройства, первопричина всего и вся. В самом сердце нашего солнца имеется черная дыра из тех, какие я тебе только что описал. Дабы заполнить ее, к нам уже многие тысячи лет движется сквозь пустоту белый исток. На лету он вращается, и его вращение порождает особые волны – гравитационные возмущения.
– Что?! Волны возмущения?! – воскликнула Валерия. – Да ты не в своем уме, как и докладывал наш хилиарх!
– Волны эти, – продолжал великан, оставив ее вмешательство без внимания, – слишком слабы, чтоб кто-то из нас хоть покачнулся, однако Океан, чувствуя их, порождает новые течения и новые приливы. Я чувствую их, о чем тебе уже говорил. Они-то меня на берег и вынесли.
– Прикажет Автарх – мы тебя живо обратно сбросим, – прорычал хилиарх дворцовой стражи.
– Таким же образом чувствуют их и колокола. Подобно массе Океана, уравновешены они весьма деликатно и посему звонят, предвещая, как выражается эта женщина, явление Нового Солнца.
Я совсем было собрался выступить из-за занавеса, но понял, что Бальдандерс еще не закончил.
– Если ты, госпожа, хоть немного разбираешься в науке, то должна знать: вода есть не что иное, как лед, воспринявший определенный объем энергии.
Голову Валерии от меня заслоняла спинка трона, однако она, вне всяких сомнений, кивнула.
– Предания об огнедышащих горах – отнюдь не просто легенды. В те эпохи, когда люди были лишь высшими животными, подобные горы действительно существовали, а извергаемый ими огонь являл собой камень, расплавленный тепловой энергией, подобно твердому льду, что, тая в тепле, становится жидкостью. Мир, находящийся под нашим, накопив избыток энергии, выплескивал ее к нам: процесс этот един и для миров, и для мирозданий. В те древние времена юная Урд была всего лишь капелькой жидкого камня, летящей сквозь пустоту, а люди, обитая на тонкой корочке покрывавшей его накипи, по простоте душевной считали, будто им ничто не грозит.
Валерия горько вздохнула.
– В собственной юности мы, не имея более увлекательных занятий, клевали носом над подобными прозаическими рассуждениями многие дни напролет… однако после того, как Автарх, придя за нами, пробудил нас к жизни, не нашли в ней никакой взаимосвязи с изученным.
– Вот она, взаимосвязь, госпожа. Сила, заставившая твои колокола зазвонить, вновь разогрела остывшее сердце Урд. Их звон – погребальная песнь по гибнущим континентам.
– С этими новостями ты, великан, к нам и явился? Если континенты погибнут, кто же останется в живых?
– Вероятно, те, кого явление Нового Солнца застигнет на морских кораблях. На воздушных судах, на кораблях, летящих меж звезд, все также наверняка останутся живы. Как и те, кто уже живет под водой, где и я прожил целых полвека. Однако все это пустяки. Куда важнее…
Серьезную, размеренную речь Бальдандерса прервал грохот дверей, распахнувшихся где-то в глубине Амарантового Гипогея, и дробный топот бегущего. Вбежавший в зал младший офицер вытянулся в струнку перед хилиархом, отсалютовал, а Бальдандерс и женщина с посохом, обернувшись, изумленно уставились на него.
– Сьер…
Стоя навытяжку перед командиром, гвардеец в испуге покосился на Валерию.
– В чем дело?
– Еще один великан, сьер!
– Еще один великан?!
Должно быть, Валерия подалась вперед: самоцветы в ее перстнях засверкали, над подлокотником всколыхнулась прядка седых волос.
– Великанша, Автарх! Женщина, совсем голая!
Лица Валерии я по-прежнему не видел, однако сразу же понял, что следующий ее вопрос обращен к Бальдандерсу:
– Что ты сообщишь нам о ней? Не жена ли она тебе?
Бальдандерс отрицательно покачал головой, а я, вспомнив алую спальню в его замке, невольно задумался, как он мог обустроить жилище в талласических пещерах на дне морском, хотя даже сами эти пещеры представлял себе весьма смутно.
– Лохаг ведет великаншу сюда для допроса, – доложил юный офицер.
– Угодно ли тебе, Автарх, ее видеть? – уточнил его хилиарх. – Если нет, допросить ее могу я.
– Мы утомлены и изволим отправиться на покой. Поутру доложишь, что сумел от нее узнать.
– Она г-г-говорит, – заикаясь, пролепетал офицер, – некие какогены высадили с одного из их кораблей мужчину и женщину.
На миг мне показалось, будто речь идет о нас с Бургундофарой, однако Абайя и его ундины вряд ли могли ошибиться на целую эпоху, причем далеко не одну.
– А еще что стряслось? – властно спросила Валерия.
– Больше ничего, Автарх. Ничего!
– Лжешь. По глазам вижу: лжешь. И если язык твой сейчас же не скажет правды, его похоронят вместе с хозяином.
– Это всего лишь беспочвенный слух, Автарх. Из наших людей о подобном никто не докладывал.
– Выкладывай начистоту!