– Наверное, потому что никому и в голову не могло прийти, что заложник может отвечать на SMS?
– Точно, – кивнул Дюк, словно это и хотел сказать.
– А ещё контакт записан, как «Ришель НОВЫЙ». Поэтому, знаешь ли, не факт, что номер зарегистрирован на ней. Я думаю, – Аня сделала паузу, сомневаясь в том, что Дюк готов это услышать. Но решила, что сказать необходимо, – она и правда не хочет, чтобы её нашли. Думаю, на самом деле она в безопасности, – закончила Аня, затем потянула коктейль через трубочку и закашлялась. – Это что, молоко испорченное?
– Не знаю, бармен сказал, что сделал из своих запасов.
Аня скривилась, но тут же попыталась расслабиться, поймав на себе взгляд мужчины за стойкой. Неуверенно подняла большой палец вверх, показывая, что напиток ей понравился, и тут же прошептала другу:
– Мы ведь сюда больше не придём?
Дюк заулыбался на её реакцию и вернулся к экрану телефона, где теперь красовались цифры нового номера старой подруги.
– Даже если она не хочет, чтобы её искали, надо убедиться, что она в безопасности. Может, набрать сейчас?
– Что? Нет!
Аня резко бросила стакан, пытаясь невзначай опрокинуть его, но тот устоял. Она выхватила телефон из рук Дюка, когда тот уже нажал на кнопку вызова, и сбросила звонок в надежде, что плохая сеть в подвале не позволила совершить эту глупость.
– Послушай, я более чем уверена, что, если ты сейчас ей наберёшь, она выбросит телефон, или, что гораздо хуже, это сделает похититель. Звонить надо с офиса, где они смогут отследить местонахождение.
Дюк заметно поник. Ещё одна бессонная ночь терзаний. Хотя теперь появилась надежда, что с Ришель действительно всё в порядке.
– Коктейль будешь? – прошептала Аня, пытаясь не шевелить губами и вновь улыбаясь бармену, который, по-видимому, ждал оценки его напитка.
Глава 8
Только побывав в шаге от смерти, можно осознать, как же хрупка человеческая жизнь. Юношеский максимализм, который помогал справиться со стрессом и страхом, с возрастом растворяется, оставляя после себя только желание тихой спокойной жизни и уверенности в завтрашнем дне.
С момента появления Ани на пороге их дома Эрику каждый день твердили, как важно держать в тайне, кто она такая. В подтверждение этой важности отец в красках описывал, как их всех будут убивать, если правда раскроется. Под страхом смерти, в первую очередь – родительской, Эрик и правда никогда надолго не оставлял Аню одну. Всегда заступался за неё и даже влезал в драки. Аня уже тогда замечала, что его раны заживают намного дольше, чем её, и ответная тревожность за его здоровье заставляла её игнорировать многие колкости. Когда между Аней и кем-то из ребят назревала ссора, Аня тянула Эрика прочь, умоляя его просто пропустить все обидные слова мимо ушей.
Когда Эрик закончил академию, легче не стало. Нападки сверстников только возросли, но Аня старательно пыталась умолчать об этом дома. Всё изменилось, когда началась охота. От долгого недосыпа и накопившейся обиды она начала срываться и ругаться со всеми. И только когда родителей Ани вызвали в школу, поняла, что натворила. С ней провели долгую беседу о том, как сейчас важно не влезать в конфликты.
Эрик же не стал её отчитывать, не стал ругаться, хотя в глазах его чётко читалась мольба: уж если о себе не думаешь, подумай о нас. Всё, что он сказал Ане тогда: «Слышал, у тебя был тяжёлый день. Хочешь, я поговорю с твоим обидчиком?» Его уже не заставляли отжиматься по триста раз, отец вообще сменил политику воспитания, когда Эрик смог отбить удар генерала в подростковом возрасте.
У Эрика не было человека, который мог бы прийти ему на помощь, когда руки так крепко сжимались в кулак, что на ладони оставались глубокие следы от ногтей. Его отчаяние и бесконечные мысли о возможной болезненной смерти всей семьи… Он был опорой, давшей трещину с момента начала охоты, и очень тщательно пытался это скрыть. А когда их изгнали, просто надеялся, что слова Дюка – ложь, и жизнь его родителей теперь точно наладится.
Там, за куполом, Эрик был готов сдаться смерти с высоко поднятыми руками. Он так устал быть тем, на кого сваливаются проблемы, которые просто невозможно решить. Так устал бороться.
Вероника Волкова. Девушка, что не просто спасла ему жизнь. Она словно вдохнула в него новые силы. Встала рядом с Эриком и протянула ему руку помощи. Да, в какой-то момент и ей потребовалась поддержка. И это стало началом крепкого союза. В отношениях с ней он не просто отдавал всего себя, он получал не меньше взамен. Вот чего ему так не хватало.
– Вероника.
Он смотрел, как она склонилась над книгой, что-то внимательно изучая в ней и тут же конспектируя. Её длинные ярко-рыжие волосы, перекинутые на одну сторону, спускались на стол. Ника сидела в белом костюме из топа и обтягивающих шорт и была прекрасна в его глазах.
– Да, милый?
– Чего ты не спишь ещё? Так холодно в постели без тебя.
– Прости, до начала учебного года так мало времени осталось. Меня восстановили, но навёрстывать надо очень много… К врачам сейчас строго, сам знаешь.
– Но… так холодно…
Ника улыбнулась, не в силах противостоять этому хриплому тихому голосу. Она закрыла толстую книгу анатомии человека, оставив в ней ручку, и направилась к кровати. Скелет человека – одна из самых интересных тем, как ей казалось. Ника нависла над Эриком, поцеловала в губы и, проводя пальцем по его нагому торсу, начала перечислять вслух: ключицы, грудина, двенадцатое ребро…
Эрик усмехнулся, обнял Нику и притянул её к себе.
– Щекотно же.
Она опустилась на подушку, приблизившись к шее Эрика, и тут же нежно прикоснулась к ней кончиком носа, потом губами. Он громко вздохнул от приятных ощущений, и Ника подумала, что никому больше не позволит его обидеть. Её человека, которым все вокруг так пренебрегали.
Третий и четвёртый сектор, как вы уже знаете, – сектора «золотой середины». Так их и называют местные. Поэтому после переезда к Эрику жизнь Ники не сильно изменилась. Её восстановили, как студентку медицинского, и она перевелась в четвёртый сектор со всеми поблажками и рекомендациями от новых властей.
Небольшой ремонт в родительской комнате, переделка спальни Эрика и Ани в гостиную – вот что позволило немного отпустить прошлое. Теперь в спальне родителей стояла новая мебель, книжный шкаф Ники, рабочий стол для её учёбы и много-много цветов, за которыми ухаживала новая хозяйка. Между ними и светлым будущим мелькало теперь только второе ограбление за неделю в их районе.
Прогулка по району четвертого в тёплый выходной день плавно перетекла в покупки. Возле парка, где они гуляли, появился большой рынок. Яркие цвета спелых фруктов манили посетителей с прилавка, и Ника не смогла устоять. Ей так нравилось разделять с Эриком бытовые заботы, и она очень боялась это потерять.
– Может, нам всё же пока пожить у моей мамы? – Ника вертела в руках яблоко, пока ветер холодом опоясывал её. Летнее лёгкое платье послушно колыхалось вслед за ним. Мысли, что купола почти отработали свой срок, и поэтому становится так холодно, накатили новую волну грусти. Она спасётся, если эти чёртовы стены рухнут. Но что делать Эрику? Ника посмотрела на него с затаённой тоской.
– Если ты опять хочешь поговорить об ограблениях, то напоминаю, что программа лояльности к народам первого и второго работает и в третьем секторе. Жители первого и второго теперь свободно могут искать работу и тут, и в третьем.
– Да, но центр помощи по трудоустройству находится через пару домов отсюда. А в третьем…
– Один из центров. И в районе, где живёт твоя мама, тоже может открыться такой в любой момент.
– Но, Эрик!..
– Солнце, пожалуйста.
Он так устало посмотрел на неё, хоть и старался улыбнуться.
– Ты берёшь эти яблоки?
– Берите, конечно, очень рекомендую! Сладких таких больше нигде не купите, – сказал мужчина, только что тщетно пытавшийся пропустить мимо ушей их тревожный разговор. И сам ведь переживал о новых работниках. Соврал, конечно, насчёт яблок. Все их привозили из одного сада в пятом. Только там были предусмотрены подземные плантации. Ника и Эрик узнали об этом после рассказа Роя, инженера куполов, и, если честно, ради спасения Эрика Ника была готова отправиться на его поиски сама… чтобы Рой постарался наладить работу куполов.
– Беру, – тихо ответила Ника.
Положив наливное красное яблоко в пакет к остальным и передав продавцу, она посмотрела на бетонные стены, начала разглядывать вентиляционные отверстия, сам купол. Стала винить себя за то, что не понимала в этих куполах ни чёрта, и, если честно, пока не увидела схемы от Айзека и заключения, даже не заметила, что работа их на исходе.
Где-то вдалеке показался знакомый силуэт. Винного цвета волосы замелькали на горизонте. Девушка в бордовом топе и высоких чёрных джинсовых шортах тоже прогуливалась по рынку с пакетами. К ней подошёл мужчина на голову выше неё. Ника прищурилась: тело девушки было покрыто татуировками, и она уже с уверенностью могла сказать, что увидела Ришель. Запомнила её, потому что та была очень доброжелательной и, к тому же, единственной, кто хоть что-то пытался объяснить в ходе революции.
– Эрик, смотри, – Ника обернулась к нему, но там, куда она указывала пальцем, Ришель уже не было. – Странно. Я думала, что увидела Ришель. Помнишь? Подругу Дюка. Я думала, что она в пятом осталась.
– Может, друзей навещает.
Эрик лишь мельком бросил взгляд в направлении, указанном возлюбленной, но тут же перевёл его обратно на купюры в руке, пересчитал их и протянул продавцу. Его не тревожили больше ни Дюк, ни его друзья. Теперь это была забота Николь. А его забота стояла перед ним и выбирала, какие ягоды возьмёт на домашний пирог.
– Ты прав, – коротко ответила Вероника, взяв с прилавка маленькую плетёную корзинку клубники. – Вот эти.
В светлой кухне родителей Эрика, куда Ника тоже добавила настоящих, живых цветов, светило искусственное солнце. Светило и пока ещё грело. Ника поднялась на маленькие ступеньки, чтобы достать посуду под только что купленные фрукты, но руки обессиленно упали, фарфоровая посуда полетела вниз, и, в попытках поймать её, Ника тоже устремилась туда. Эрик, обернувшись на шум, успел поймать Нику, а та благополучно удержала посуду. Только яблоки, словно бусинки, рассыпались по полу. Ника задела их в попытках удержаться за стол.