– С ней всё в порядке? – растерянно спросил он.
– Живее всех живых, – подтвердила Майя.
– Я думаю, что мы с тобой, Ева, можем сами разведать обстановку. И взять ещё пару ребят, кто будет согласен. Озвучить твои условия. Так будет правильнее. Хватит воевать. Мы нуждаемся друг в друге. Это надо признать.
– Конечно, нуждаемся, они разгромили наш дом.
Этим тихим утром происходили такие негромкие, но важные разговоры. Ева развернулась, чтобы направиться к Диким, хотела объявить о предложении, обсудить его, но за спиной её послышался мощный взрыв. Волна его дошла до них, наклоняя ветки деревьев, унося за собой листья, и так не крепко державшиеся за ветки, а следом – любые мысли о возможной безопасности в головах у всех, кто наблюдал, как огромный столб дыма поднимается к небу.
Глава 17
Иногда среди привычно заполненных бытовыми делами и надоедливыми походами на работу, ничем не примечательных дней случаются такие, которые запоминает весь мир.
Нике и Эрику повезло: сегодня они попали на посадку в новый вагон до пятого сектора, откатавший от силы три недели по скрипучим старым рельсам. Кто-то в толпе даже пошутил, что поезд только что с завода второго сектора. Они ехали в пятый для встречи с Аней и Дюком. Та обещала похвастаться кое-чем интересным и попросила Эрика не ругаться, что его, кстати, слегка насторожило.
Непривычно тихий вагон, редкое солнечное утро в стеклянном тоннеле скорорельса – и внезапный взрыв. Такой оглушающе громкий и настолько сильный, что прочные окна посыпались мелкими осколками. Но не повреждение этих окон было страшным. Глаза Ники почернели. Всего на миг сбилось дыхание, пока не появились отверстия на шее.
– Нет, нет, нет! – закричала она, когда пришла в себя. Схватилась за голову, та раскалывалась от сильного удара. Руки тряслись от страха, от наплыва адреналина, и, когда она увидела на ладонях кровь, не сразу поняла, что это её. Только что она коснулась открытой раны на виске.
Но Нике было плевать на собственное самочувствие. В дымовой завесе она искала Эрика. Он стоял со стороны взрыва, прикрыв её собой, и следом был сбит стоящим рядом пассажирами. Оба они отлетели в сторону после резкого торможения, и, чтобы доползти до него, Нике пришлось приложить немалые усилия. После неудачной попытки встать на ноги, почувствовав сильную боль, она решила ползти на коленях.
– Нет, нет, Эрик!
Шум ветра за разрушенным стеклянным тоннелем, аварийная сигнализация, просившая успокоиться, не паниковать, использовать кислородные маски, которые должны были выпасть из крыши вагона, – всё смешалось с криками и слезами выживших и звоном в ушах.
Подняв голову вверх, Ника увидела, что ячейки, где должны были храниться маски, пусты. И ей ничего не оставалось, кроме как молиться. А когда она поняла, что Эрик уже не дышит, молиться стало поздно.
Она, как смогла, притянула его к себе, и громкий плач сменился тихим всхлипыванием. Длинные рыжие волосы прикрыли склонённую к любимому голову, на белом платье было так много следов крови, что новые, от крови из ран Эрика, уже не пугали. Ника не знала, что будет дальше, но знала, что сейчас хочет проснуться, и чтобы это всё оказалось просто страшным сном.
Но проснуться не получалось. Ни у неё, ни у кричащих рядом. Среди тех, кто пережил кошмар наяву, были и те, кто только что узнал о своей мутации. Сейчас они не волновали Нику. Разве, может быть, только один. Мальчик, что, как и она, остался в сознании. Так же, как и она, он, кажется, потерял близкого.
– Мама, – кричал мальчик, пытаясь разбудить молодую женщину с уже посиневшими губами. Её светлые волосы мокли в растекающейся луже крови, и малыш то и дело норовил коснуться её. Грудь не вздымалась в дыхании, открытые голубые глаза застыли с выражением ужаса. – Пожалуйста, проснись! Я буду очень послушным, я больше не хочу ту дорогую машинку. И плакать больше не буду, никогда-никогда, пожалуйста, только проснись!
Ника взглянула на Эрика, прикрыла глаза, уже не сдерживая слёз. Те катились по лицу и больно щипали царапины на щеках. Прошептала, тихо всхлипывая:
– Прости меня. Прости, я так пыталась сберечь тебя, и у меня это… – колючий ком застрял в горле, – … не получилось. Это моя вина. Если бы я не попросила тебя уехать… Если бы ты остался работать… Я так не хочу тебя отпускать, но я сейчас нужна ему больше. Если я ему не помогу, если оставлю так, ты не простишь меня, правда? Ты бы тоже выбрал помочь живым, да?
Она поцеловала его в лоб, поцеловала в последний раз. Хотя ещё утром думала, что касаться любимого губами будет до конца жизни. Его жизнь закончилась сегодня.
Ника аккуратно опустила Эрика, провела ладонью по его лицу, по волнистым чёрным волосам и поползла в сторону мальчика. Остановилась рядом и, схватившись за поручень, поднялась на ноги.
– Малыш, помоги мне, иди сюда.
– Но моя мама не просыпается! – плакал тот.
– Я знаю, я помогу ей, ладно? Только сначала помогу тебе, а потом ей, хорошо?
– Правда?
– Правда-правда, иди ко мне. Я не смогу к тебе подойти, у меня очень болит нога.
Малыш посмотрел на маму и поверил в слова незнакомки. Когда Ника стукнула кулаком по кнопке аварийного открытия дверей, вагон выпустил их из своих железных объятий. Она старалась прыгать на одной ноге, на вторую почти не наступала. Хромал и мальчик.
– Старайся не наступать на стекло, – процедила Ника сквозь стиснутые зубы. Болело всё: голова, рёбра, плечо и нога. – Ну, малыш, не наступай, – повторила она и, споткнувшись, упала. Больно поцарапала колени.
Ника собралась с силами, проползла ещё немного и притянула к себе малыша, сев спиной к дымящемуся поезду.
– Посмотри, малыш, на этот красный лес. Ты видишь его?
– Тётенька, там моя мама! Вы обещали ей помочь.
– Я знаю, малыш, там ещё и мой любимый человек. Он поможет ей, а я помогу тебе. Ну же, посмотри на этот лес, пожалуйста, – продолжала лепетать Ника, отвернув голову малыша от вагона, куда он так стремился посмотреть. – Там, в лесу, мир, который мы с тобой можем увидеть. Мало у кого есть такие способности. И сейчас это наше с тобой проклятье. – Она шептала, хотя ей казалось, что она говорит громко.
Когда Ника увидела приближающихся Ареса и Аксель, то уже не смогла сдержать слёз. Она разрыдалась, ребёнок заплакал следом.
– Я хочу к маме, – сказал он, когда Аксель взяла его на руки.
– Я понимаю, – прошептала приспешница. Внешне спокойная, но на деле едва сдерживающая крик ужаса от вида разрушенного поезда и его стеклянной защиты. Террористы – реальная опасность. И они живут с ней в одних стенах этой чёртовой системы секторов. Разрушают её дом.
Перрон быстро заполнялся людьми. Взрыв был слышен на весь сектор, но что это было, поняли не сразу. Ноги Ани подкосились, когда столб чёрного дыма поднялся над невысокой бетонной стеной вокзала.
«Эрик, всё в порядке?» – тут же написала она и попыталась позвонить, но его телефон не отвечал. Что случилось на самом деле – оставалось только догадываться, и не было ничего мучительнее ожидания. Тревога, бессилие, страх – всё это Аня вдохнула со следующим глотком воздуха, и из лёгких оно быстро распространилось по сосудам, проникло в каждую в клетку организма и заставило застыть.
Только спустя полчаса, когда открылись двери, через которые должен был прибыть скорорельс, стало ясно: сбылись все самые худшие догадки. Небольшая группа людей во главе с двумя приспешниками двигалась к перрону. На руках у Аксель плакал ребёнок, а Арес нёс на спине… Нику. Её Аня узнала и больше не сопротивлялась слабости в ногах. Рухнула на землю, когда не смогла найти в толпе Эрика. Глаза наполнились слезами, а руки сжались в кулаки.
Из-за спины Ани Дюк рванул вперёд, к Аресу.
– Где парень?
– Какой? – удивился Арес и не сразу понял, почему лицо этой рыжей девушки показалось ему знакомым. Они виделись лишь в день свержения Миры. – Твой друг? – охнул Арес. – Он был с ней? Я не видел его, но, Дюк…
Арес остановил его, когда тот хотел рвануть вперёд по рельсам, схватил за плечо и чуть не уронил Нику, тут же подтянул её обратно. Дюк тоже развернулся – удержать её от падения.
– Не стоит туда ходить. Одному точно. Три разгерметизированных вагона, и она была в одном из них. Если ты хочешь скорбеть – лучше вернись на перрон и помоги своей подруге. – Арес кивнул в сторону ревущей в солдатской форме Ани. Сегодня они должны были сдавать нормативы, видимо, пришли сразу после этого. – Если хочешь помочь, дождись команды спасателей и выполняй приказы. Нужна слаженная работа, и двери не откроют просто так.
Дюк постарался утихомирить своё быстро бьющееся от страха сердце. Арес прав. Форма солдата не давала ему право бежать, сломя голову, и подвергать опасности остальных людей: и на перроне, и тех, кто остался в закрытых вагонах скорорельса.
– Не хочу тебя торопить с выбором, но мне бы пригодилась твоя помощь.
Испуганное выражение лица Дюка сменилось безразличным. Не думать. Просто не думать о смерти Эрика, не представлять его мёртвое тело, не думать о том, что будет дальше с Никой, с Аней… с ним. Он повернулся к Аресу:
– Жду твоего приказа.
– Беги вперёд, проси людей разойтись, женщины и дети пусть вообще покинут вокзал, мужчины помогут пострадавшим взобраться на перрон. Встреть медиков, скажи, что нужны носилки, пусть сообщат о ещё пострадавших, пусть приезжают ещё бригады, готовятся к спасению тех, кто находится в скорорельсе. Нужны маски с кислородом, скорорельс ими не оборудован.
– Что? Как?
– Отставить вопросы, рядовой.
Дюк кивнул, рванул вперёд, начал кричать:
– Разойдитесь, все уходим с перрона! С вокзала! Мужчины оказывают помощь, остальные уходим! Дайте дорогу! Дорогу медикам!
И если вам кажется, что Арес сейчас вызывал восхищение, то на деле восхищение у самого Ареса вызвал Дюк. Когда у Ареса на руках Гелиос истекала кровью – он не был солдатом. Он был мальчиком, на руках которого умирал его мир. И пусть Эрик точно не был для Дюка всем миром, но его поведение сейчас – совсем не то, на что на самом деле рассчитывал Арес.