– Что начнём? Знакомство? Я бы не решился на второе знакомство с тобой.
– Дюк, пожалуйста. Я всё делала ради вас. И сейчас… Почему вы такие упёртые?
Николь вытащила маленький револьвер.
– Давай ты просто согласишься. Пожалуйста. Сейчас я попрошу Иванку принести препарат. Ане скажем, что ты приболел.
– Ане? Она же знает, что я сверх. Думаешь, не поймёт? – Дюк коснулся своего наушника, пытался проверить связь.
– Не работает, можешь не пробовать. Я отключила связь в этом кабинете, сразу после того как ты сказал, что нам надо поговорить. И его, кроме меня, никто не сможет открыть.
Дюк растерялся. Связь действительно не работала. Попытки выйти на любую волну заканчивались шипением в наушниках. Он никогда не просил никого помочь, не любил, когда ему протягивали руку помощи. И в этот раз думал, что справится сам.
– Я знаю, как убить тебя, чтобы ты вновь ожил. И знаю, как всё исправить. Но я хочу, чтобы ты сам согласился на это.
– Ты думаешь, Аня не знает правды?
– Не знает. Она не такая, как ты. Ты старался, ты не верил, что это моя вина. Она бы объявила это прямо, рассказала бы всем. Неважно, поверили бы ей или нет. Поэтому я думаю, что у нас получится всё исправить.
Не справился. И помощи уже не ждал. Опять сам вошёл в кабинет, где всё работает по щелчку пальцев и против него. Сам закрыл за собой эту дверь.
– Аня, – сказал он, осознав, что, скорее всего, Николь действительно нажмёт на курок, и решив позвать её, хотя знал, что она не услышит. – Кажется, у меня опять проблемы.
– Не переживай, я всё решу, – послышался ответ в наушниках, и дверь, которую никто, как утверждала сама Николь, не сможет открыть… открылась.
Аня стояла на пороге. Она сняла шлем, под которым красовались две косы. Он заплёл ей их утром, даже не зная, что вечером может больше не вспомнить об этом. Она тут же подняла свой пистолет и навела его на Николь. Красная точка заняла свою позицию: ровно по центру груди под белым шёлком платья.
– Ты же знаешь, я стреляю метко и абсолютно не испытываю к тебе тёплых чувств, тётя, – последнее слово Аня произнесла со злостью. Она злилась на Николь за всю боль, что та причинила Дюку. Пусть даже её намерения, как сама Николь считала, были хорошими, но все те методы, которые она использовала, не оправдывали ни одного из них. И если Дюк был готов склонить перед тётей голову за всю её помощь, то Аня хотела сделать всё, чтобы Дюк наконец-то смог остановиться в своей гонке на выживание. Убивать Николь она не хотела, но прямо сейчас готова была запереть её в подвале, посадить на цепь, изолировать… убрать с глаз долой.
Аня сделает всё, чтобы не подпустить смерть к ещё одному человеку, которого, кажется… полюбила.
– Опусти пистолет, протяни руки. Я либо арестую тебя здесь и сейчас, либо убью.
Убить человека первый раз – очень тяжело, почти невозможно. Аня сомневалась, что, даже получив такой приказ, смогла бы его исполнить. Сама она вступила в отряд лишь для защиты. Но стоило Ане вспомнить охоту, вспомнить, что пережил Дюк, и она выстрелила в Николь. Пуля пролетела мимо, но так близко от лица Николь, что, шевельнись та на пару миллиметров, – безусловно задела бы её голову.
– Я сказала – брось оружие, – повторила Аня, нахмурив брови.
Николь с улыбкой на лице бросила свой пистолет на пол. И даже если у неё было ещё оружие, использовать его смысла не было. Весь обман рухнул перед теми, для кого, как она убеждала всех и саму себя, Николь так старательно его выстраивала.
Потому что обман – словно отвратительно-капризный цветок – раскрывается всегда, но в совершенно разное время.
Аня опустила оружие, чтобы арестовать Николь, но та резко пнула револьвер, который отлетел под стол, и припала к земле. Спряталась за столом, куда отлетело оружие, выиграв пару секунд. Теперь ей оставалось только ранить их, даже убивать не было необходимости. Слабых, раненых и связанных, она уже сможет заставить их пройти курс амнеозина, не придумывая никаких других историй. Одно попадание в вооружённую Аню. Всего одно. Николь выпрыгнула из-под стола – и грянул выстрел.
Последняя глава
Утренние солнечные лучи бегали по бледному лицу напротив. Аня смотрела на белые волосы, рыжие веснушки и острые скулы. Всё, о чём она могла думать, – это солнце настоящее. Они переехали в дом второго сектора, когда его отключили от подачи кислорода, и вошли в состав группы лиц, ответственных за восстановление и перестройку сектора, где вырос Дюк. Он нашёл своё место. Место рядом с Аней. Не монстр, не отброс, не сын убийцы. Сын героя. Дюк и сам стремился быть таким. Как же важно в жизни узнать, кто ты на самом деле, и выбрать правильный путь.
Он открыл свои фиолетовые глаза, обрамлённые чёрной смолью. Улыбнулся. Её голубые глаза напротив обрамлял серый. Дюк провёл рукой по её лицу и, громко вдыхая приятный запах Ани, приблизился к ней, словно хотел поцеловать её в шею, но вдруг слегка куснул.
– Дюк! – вскрикнула она, и он тут же прошёлся горячим языком по месту укуса.
Было не больно. Ей нравилось. Нравилось это утро, нравилось, что этот взбалмошный парень – её. Что он не сделает ей больно. Что с ним она в безопасности.
Нравилось, что всё закончилось.
Старые разрушения привели к новому этапу для всего человечества. Взрыв на скорорельсе, который произошёл два года назад, подтолкнул людей, Диких и мутантов секторов к выводу, что пора сплотиться, пора согласиться, что существовать друг без друга никто из них долго не сможет. Пятый сектор, так славившийся своим нерациональным использованием территории, тоже начал застройку и принял участие в переселении. Второй сектор постепенно заполнялся величественными новостройками. Красивыми, надёжными, готовыми к новой жизни для тех, кого не так давно считали монстрами.
Аня прильнула к груди Дюка, слушала, как бьётся его сердце, а он в ответ крепко её обнял, поцеловал в макушку.
– Пора просыпаться. Сегодня сложный день, – тихим хриплым голосом произнёс Дюк.
– Сегодня у нас выходной… – протянула Аня.
– Нам сегодня надо наведаться к Аресу.
– Я не хочу идти к нему на могилу… Мне всё ещё очень грустно, когда я вспоминаю его. И я всё ещё злюсь, что он не рассказал нам правду с самого начала. Только в день, когда ему искусственно остановили сердце. Решил попрощаться.
– Хорошо, тогда я схожу один. И злиться на него бесполезно, человек и так много страдал.
– Ты прав. – Аня закатила глаза. Она не злилась на самом деле, а больше скучала по Аресу и сожалела о его истории с Гелиос. Тяжело вздохнула. До сих пор помнила, как этот красивый парень с ужасно грустными глазами рассказал о том, что ему осталось совсем недолго жить. Что его частые мигрени, предобморочные состояния и кровь из носа – результат износа тела, и ему безумно больно даже передвигаться. Он попрощался с ними и даже разрешил присутствовать во время искусственной остановки его сердца. Единственное, что радовало тогда Ареса, по его словам, – что его будут помнить, как человека, и будут скучать.
«А ведь я мог умереть никем», – сказал он тогда.
Дюк не дал Аресу раствориться в истории, остаться «никем», как другие приспешники. Его и Гелиос похоронили вместе. А в центре второго сектора поставили памятник – приспешник обнимал Дикую. «Вестник» – назвали его и кратко описали историю встречи Гелиос и Ареса. Когда Дюк рассказал Кире их историю и попросил увековечить её, Кира не смогла сдержать слёз и, конечно, дала разрешение.
– Ладно, я пойду с тобой. Только когда ты опять случайно решишь наведаться к Николь, я подожду за дверью.
– Она знает, что каждый раз, когда я прихожу, ты там.
– Мне всё равно, что она знает. Я стою там, потому что беспокоюсь о тебе. Зачем ты до сих пор наведываешься к ней?
– Так надо. И ещё она просила передать, что не злится на тебя. Ну, за то, что ты прострелила ей руку, и она теперь парализована.
– Мне не нужно её прощение. Если бы она ещё раз направила пистолет на тебя, я бы выстрелила в сердце.
Аня всегда заводилась с полуоборота, когда кто-то начинал угрожать Дюку. Страх потери ещё одного близкого – вот что было причиной её поведения. Её брала злость, когда она представляла себе, что в кабинете Николь всё могло закончиться по-другому. Злилась, что Дюк не рассказал ей обо всём, что она узнала об этом от Айзека, и что Айзек, кажется, соврал Дюку, для достижения свой цели.
– Потому что она – моя тётя.
– Ненастоящая.
– Она сделала для меня много чего хорошего. И не надо говорить о плохом. Я не оправдываю её и никогда не пытался.
– Ты ещё выпустить её из тюрьмы предложи, – нахмурилась Аня. – Ты так хорошо относишься к ней, хотя она виновата в смерти Эрика. И самое страшное, что я бы, возможно, относилась к ней проще, если бы число погибших тогда оставалось для меня просто числом. Если бы я не участвовала в спасательной операции, не помогала бы с телами погибших. Если бы для меня они все были обезличены. Но я помню, сколько погибло, я видела их. Я знаю, сколько из них остались инвалидами, и ты был там. И продолжаешь навещать её.
– Ты не понимаешь, – начал Дюк, но Аня его перебила:
– Она всё ещё отрицает, что хотела отключить второй сектор от системы?
– Да. И в этом я ей верю. С тех пор Айзек не выходит на связь.
– Я думала, ты давно перестал пытаться. Примерно через неделю после ареста Николь.
– Не пытался. Это бесполезно. Если Айзек захотел залечь на дно, сам Бог его не найдёт. Но это лучше отпустить. В конце концов, я так медлил с тем, чтобы вывести Николь на чистую воду, потому что взрыв уже произошёл, и я ничего не смог сделать. Но если она действительно пыталась отключить второй сектор от системы и свалить всё на Диких или Киру, то я смело могу сказать, что сделал всё, что было в моих силах. Бесит Марк. И то, что он тоже испарился, вместе с Марго и Таей. Но я не буду никого из них больше искать. Нам пора попрощаться друг с другом.