– У меня золотой песок, если возьмешь, дешево отдам.
– У тебя с собой?
Я достал из кармана консервную банку, развернул марлю и дал ему. Он пальцами прощупал песок, по лицу ничего нельзя было понять, затем снова оглядел меня, говорить не торопился.
– Что скажешь?
– Заплачу три рубля за грамм, это моя последняя цена, торговаться не буду.
– Очень высокого качества, – сказал я.
– Вижу.
Он хотел даром. На черном рынке грамм стоил самое малое десятку. Да что я мог поделать? Для человека в моем положении найти хорошего покупателя было делом нелегким. Я кивнул.
Он встал и запер дверь. Потом нашел в шкафу маленький деревянный ящичек, достал из него аптекарские весы, и мы взвесили золото. Получалось триста шестьдесят три грамма.
– Тебе полагается тысяча восемьдесят девять рублей, – сказал он. Открыл сейф, в котором у него лежал бумажник, отсчитал деньги и дал мне. – Если у тебя будет еще такой песок, я возьму по этой же цене.
– Очень хорошо, буду знать. – Я привстал.
– Подожди, – сказал он и сунул мне в рот ватку, – выйдешь из здания, выплюнешь. – Я вышел и выплюнул.
Вечером, сидя на стуле на почте, я вспоминал то время, когда я ходил в детский сад. Это было самое счастливое время в моей жизни. Там было огромное количество игрушек, нас трижды в день кормили, раз в месяц актеры из кукольного театра устраивали представления. Я удивлялся, видя, что у большинства детей по утрам глаза были в слезах, не хотели оставаться в саду. По вечерам появлялась тетя Сусанна с веником и шваброй и начинала уборку. Теперь на ее месте работала Манушак.
Услышав голос Манушак в трубке, я опять почувствовал слабость.
– Я не нашла Хаима, – сказала она.
– Может, сходишь завтра к нему домой с утра пораньше?
– Ладно, – сказала и заплакала, – я очень тоскую по тебе.
– Я тоже тоскую, – сказал я.
– У меня золотой крестик и цепочка, продам, будут деньги на дорогу, только скажи, куда приехать и повидаться с тобой.
– Мне нужно найти такое место, где будет более-менее безопасно, тогда сообщу и буду ждать тебя.
– Когда это будет?
– Надеюсь, скоро.
– Если б ты знал, как я рада слышать твой голос.
– Я тоже, – сказал я.
– Хочешь, сыграю?
– Сыграй.
– Сыграю церковное песнопение.
Когда я вышел, мелодия поплыла за мной. Администратором гостиницы была пожилая худощавая женщина с накрашенными глазами. Она дала мне ключи и предложила:
– Если хочешь – пришлю тебе девочку, заплатишь ей двадцать пять рублей, и она всю ночь проведет с тобой.
После разговора с Манушак камень лежал у меня на сердце.
– Нет, – я покачал головой.
– Есть и подешевле.
Я перегнулся к ней и шепотом сказал:
– У меня не встает.
Она изменилась в лице:
– Жаль, такой симпатичный мужчина.
– Один чеченец связал меня и отрезал мошонку, – сказал я.
– Боже мой, почему?
– Застукал меня со своей женой.
– А жену убил? – насторожилась она.
– Нет, простил, цивилизованный чеченец был, в Москве окончил Университет дружбы народов.
У нее отлегло от сердца, и она добавила:
– Хорошо, что у меня муж не чеченец, а не то… знал бы ты, сколько мужчин лишились бы мошонки.
– Страшный народ, – сказал я.
– Да уж.
В полночь я проснулся от звуков песни, оказывается, радио включилось само по себе, громкость была на максимуме, приемник вибрировал и стучал по стене. Я понизил громкость и сел на кровать. Песни были одна лучше другой. Когда концерт закончился, объявили: «Вы слушали ансамбль песни и пляски краснодарского Дома культуры». Тогда вдруг мне и пришла мысль: может, поехать в Краснодар и где-нибудь в пригороде снять квартиру, у меня местный паспорт, значит, не зададут лишних вопросов, к тому же это недалеко от Тбилиси, Манушак нетрудно будет приехать туда, сядет на поезд и следующим вечером уже на месте.
Утром я позавтракал в буфете железнодорожного вокзала и направился к поликлинике, неся с собой маленькую бутылку с золотым песком. Врач взвесил песок, подсчитал и сказал:
– Тебе полагается шесть тысяч четыреста рублей, но у меня нет с собой столько.
– И что же делать?
– Возле кинотеатра «Комсомолец» есть маленький сквер, буду ждать там в семь вечера.
– Ладно, тогда я оставлю вам это золото.
Он удивился:
– Доверяешь мне?
– Вы не похожи на человека, который из-за денег подставит лоб под пули.
Он улыбнулся и опять положил мне в рот ватный тампон. Я зажал его зубами.
Вышел на улицу и спросил, где находится центральный универмаг. Там я сначала купил большой кожаный чемодан, затем очень хороший коричневый пиджак и брюки, очень дорогое синее пальто и ботинки чешского производства. Ко всему этому я добавил сорочки, джемперы и красно-синее мохеровое кашне и почти заполнил чемодан. Остановил такси и вернулся в гостиницу. Переодеваться я не стал, не стоило выглядеть белой вороной среди постояльцев гостиницы.
На место встречи я пришел на два часа раньше. В сквере играли дети, место было людное. Я устроился в закусочной у окна на противоположной стороне улицы и заказал пиво. К семи часам стоматолог вышел из такси, огляделся и направился к скверу. Целый день меня мучили сомнения – а вдруг он не придет, – и теперь я вздохнул с облегчением. Как минимум минут десять я наблюдал за ним, незаметно было, чтобы он нервничал, спокойно расхаживал туда и обратно. Я пересек улицу, оказавшись прямо у него перед носом. Он достал из кармана завернутые в газету пачки денег и протянул мне, потом кивнул головой в ответ на мое «спасибо» и ушел. Я успел вскочить в автобус на остановке перед газетным киоском, затем пересел в другой и третий, и наконец отлегло от сердца. Никто меня не преследовал, все было в порядке, я успокоился.
В гостинице развернул газету, положил деньги на стол. Сел на стул и уставился на них. У меня никогда не было столько денег. Не знаю почему, но я почувствовал отвращение к этим деньгам. Именно так и было, хотите, верьте, хотите – нет.
Я пошел на почту. Когда пришла моя очередь, Манушак сказала мне:
– Повидалась с Хаимом, жду его, придет и поговорит с тобой.
– Ладно, перезвоню.
Через полчаса трубку снял Хаим.
– Мы справились друг о друге. Я приехал в лагерь через три недели после твоего побега, – сказал он.
Я коротко рассказал все. Он слушал меня, не издавая ни звука пока я не завершил.
– Вот на какую суку я напоролся.
– Я познакомился с ним, – сказал Хаим, – он очень беспокоился, жалел тебя, говорил, что ты себя погубил. Говорил так искренно, что нельзя было не поверить.
– Меня это не удивляет, – ответил я.
– Трудно тебе будет доказать правду.
– Я и не надеюсь.
– Золото – не всегда деньги, деньги-то у тебя есть? – спросил он.
– Есть.
– Где ты сейчас?
– На Урале, – ответил я. Потом, когда узнал, что у меня чужой паспорт и я живу в гостинице, удивился, но был доволен.
– Паспорт выдан в Краснодарском крае, через шесть месяцев у него кончается срок действия, – уточнил я.
– Не проблема, я устрою это дело.
– Хорошо бы, – сказал я.
– Что собираешься делать?
Рассказал, что собираюсь ехать в Краснодар.
– Приеду туда повидаться, нам надо придумать что-то такое, чтобы оставшуюся жизнь ты провел в безопасности, насколько это возможно, – сказал Хаим.
Потом я снова поговорил с Манушак.
– Позвоню тебе через неделю, – пообещал я под конец и ушел с почты.
Утром я побрился, оделся во все новое и взглянул на себя в зеркало – оттуда на меня смотрел мужчина, вполне заслуживавший уважения. Взял чемодан и старый полушубок и ушел из гостиницы.
Неподалеку от гостиницы, на перекрестке, сидели двое стариков – нищих, я направился к ним. На одном из них был надет тоненький пиджачок, увешанный орденами.
– И как же ты столько навоевал? – спросил я.
– Вот эти два мои – за храбрость в бою, – ответил он, – остальное – моих друзей. Когда этот помрет, – он головой показал на второго, – я и его ордена на себя повешу.
На втором был ватник, под ватником на рубашке два ордена, он взглянул на меня подслеповатыми глазами и пожаловался:
– Мы сражались, а эти суки, видишь, живут.
Я прикрыл своим полушубком высохшие плечи увешанного орденами старика:
– Теперь твой будет.
Он обрадовался.
– Вот теперь-то согреешься, – сказал ему друг и опять повернулся ко мне: – А мне, может, денег подаришь?
Я дал ему червонец.
– Выпьем за твое здоровье, – пообещали они.
28
Я взял такси и через десять минут был на железнодорожном вокзале. Выяснил время отправления поезда в западном направлении и купил билет. Достал свой рюкзак из металлического шкафчика, спрятал его в чемодан и вышел на перрон. Закурил и стал ждать поезда. Когда подъехал поезд, поднялся в вагон, отыскал свое место, сел и уставился в окно. Время от времени мы проносились мимо маленьких деревень, похожих друг на друга своими раскисшими дорогами и бедными жилищами, потом начались леса. Я снял обувь и прилег. Прислушивался к перестуку колес и старался ни о чем не думать.
На третий день я пересел на другой поезд, через два дня – на следующий, все время на юг. Затем в одном маленьком городке сел на пароход и поплыл по Дону. У меня была прекрасная каюта. Утром, выйдя в коридор, увидел генерала, у него блестели погоны. Он очень вежливо поздоровался. Я слегка растерялся от этого приветствия: «Не аферист ли какой-нибудь?» – подумал. Нет, оказался настоящий. Вечером он сидел в ресторане с двумя офицерами и пил водку. На эстраде пела женщина, ему понравилась одна песня, он четыре раза просил ее повторить.
– Можно подумать, они ей что-нибудь подарят, – съязвил официант, с которым я как раз рассчитывался.
– Откуда тебе знать, может, и подарят, – сказал я.
– Это кагэбэшники, – сказал он, давая мне понять, что знает, о чем говорит.
Мы приплыли в Ростов вечером. Шел дождь. Пассажиры стояли и ждали, пока генерал с офицерами спустятся по трапу. На набережной стояли три черные «Волги». Два других генерала встречали нашего, отдали друг другу честь. Я глядел, и по коже ходили мурашки. Они уехали, после чего и нам позволили спуститься вниз.