До железнодорожного вокзала я доехал на такси. Поезд на Краснодар отходил в час ночи, так что время у меня было, и я нашел почту, она была недалеко от вокзала. Когда я услышал голос Манушак, у меня опять встал ком в горле:
– Манушак, как ты, моя милая девочка?
– Теперь хорошо, раз слышу твой голос, – ответила она.
– Я люблю тебя.
– После того, как тебя увезли в Россию, я каждое воскресенье хожу в армянскую церковь и ставлю свечи, прошу господа, чтоб вернул тебя с миром, но видишь, он не слышит меня, за человека не считает, а не то твои дела шли бы намного лучше, не оказался бы ты в таком положении.
– Может, это твои молитвы спасают меня, раз жив до сих пор.
– Ты и вправду так думаешь? – обрадовалась она.
Я сказал ей, где нахожусь и куда направляюсь:
– Послезавтра вечером позвоню, тогда и поговорим об остальном.
– Погоди, не уходи, я сыграю тебе, – сказала она.
Я стоял в кабине и слушал.
На другой день я приехал в Краснодар. На вокзале поставил чемодан в металлический шкафчик, набрал старый код, хорошенько проверил дверцу и вышел на улицу. Солнце сияло, было жарко. Я снял пальто, перекинул через руку, походил немного и вошел в закусочную возле остановки такси. Было чисто и уютно. Сел на плетеный стул и заказал пиво. Рядом со мной сидели таксисты. Я попросил спички, закурил, мы разговорились.
– Не знаете кого-нибудь, чтоб квартиру сдавали в пригороде недорого? – спросил я.
Ответил седой водитель:
– У моей родственницы маленький домик, она наверняка не откажется сдать комнату, у нее дочь в Москве учится, ей деньги нужны. Сегодня воскресенье, она дома должна быть, если хочешь, поехали, посмотрим.
Женщина лет под сорок встретила нас во дворе, кормила кур. У нее были черные волосы и большая грудь. Я почувствовал, что понравился ей, она увидела во мне в первую очередь мужчину и только потом возможного квартиранта. Мы обошли дом; у комнаты был отдельный вход со двора. Комната была довольно большая, окнами выходила в поле, в стене был камин. Стояли два стула, кровать, стол и шкаф. На кровати были шерстяной матрац и одеяло.
– Камин работает? – спросил я.
– Нет, когда похолодает, можешь купить жестяную печку, а трубу вывести в окно.
Мы немного поторговались о квартплате и сговорились на тридцати рублях в месяц. Взглянув на паспорт, она сказала: «И я в Майкопе родилась», – и вернула его. Таксист был доволен, что нашел квартиранта своей родственнице. Привез меня снова в город, я расплатился, и мы распрощались недалеко от вокзала.
Я собирался зайти в скобяной магазин, но рядом с ним заметил в витрине альбомы художников и остановился. На одном из альбомов крупными буквами было написано «Пикассо». Это имя я слышал от художников в духане Кития. Однажды один пьяный художник упомянул собаку какой-то породы и сравнил с художником: «Глазами он похож на эту собаку». Я задумался, но не смог вспомнить породу собаки. Зашел в магазин и пролистал этот альбом – там было много таких рисунков, что я просто не понял, что на них изображено.
Потом в скобяном я купил маленький топорик и пошел на вокзал. Забрал чемодан из камеры хранения и вернулся в новое жилище на такси. Как только я приоткрыл калитку, хозяйка выглянула в окно, оглядела мой багаж. «Вечером приглашаю на ужин», – сказала она. Я обошел дом и вошел в комнату. Чемодан спрятал в шкафу, снял обувь и прилег на кровать. У меня было такое ощущение, будто я откуда-то издалека вернулся в собственный дом, на душе стало спокойно.
На ужин у хозяйки была жареная колбаса, вареная картошка и кислая капуста. Прежде чем приняться за еду, она достала из холодильника бутылку водки и поставила на стол. Мы ее почти всю выпили. Она постоянно поправляла плотно облегавший ее свитер и специально выставляла вперед грудь. «Не успокоится, пока в глаза не ткнет мне этими титьками», – подумал я. Но делал вид, что ничего не понимаю. Под конец я поблагодарил ее, попрощался и ушел. Хотя этим дело не кончилось. Только я разделся, она постучала в дверь:
– Если у тебя остались сигареты, может, дашь одну?
Как только я открыл дверь, она, не дожидаясь приглашения, ступила через порог и вошла. Была в ночной рубашке. Я достал сигарету из пачки и протянул ей, но она не взяла, подошла и уткнулась мне в грудь.
– У меня невеста, – сказал я.
– Да хоть пять, какая разница. И у меня есть мужчина, ну и что?
– Она на днях приедет, не хочу, чтобы создалась неудобная ситуация.
– От меня ей ничего не узнать, не думай об этом.
Спустя два часа, уходя, она сказала:
– Мужик – что надо!
Мне стало приятно. Утром, умываясь у крана во дворе, я увидел, как она шла к калитке. Улыбнулась и помахала мне рукой:
– На работу иду.
Она работала на швейной фабрике.
Я вернулся в комнату и принялся за дело, начал доставать кирпичи со дна камина. Затем вырыл там топором прямоугольную яму и сложил в нее брезентовые мешочки, консервные банки и бутылки с золотым песком. Засыпал все землей, заново сложил кирпичи в том же виде, как они были. Ничего не было заметно. Оставшуюся землю из камина я подмел, вынес во двор и выбросил за забор.
В полдень я на автобусе отправился в центр, зашел в ресторан и заказал шашлык. Прямо передо мной, у окна, обедали грузины, они были похожи на дельцов. Выйдя из ресторана, я заметил и других грузин, они стояли перед кинотеатром и громко разговаривали. «Не напороться бы на знакомого», – подумал я и на всякий случай купил кепку и темные очки.
Вечером я сидел на почте и места себе не находил: раз пятнадцать я повторил заказ, но Манушак не брала трубку. Пробыл там до поздней ночи: «Неужто что-нибудь случилось с Манушак?»
Домой вернулся на такси. Еще не спал, когда хозяйка постучала в дверь:
– Сигареткой не угостишь?
– Нет, – я не открыл дверь.
В ту ночь мне приснилась Манушак, у нее были куриные лапки.
– Что это? Что с тобой сталось? – говорю.
– А что? Мне очень даже нравится, – довольная, она так и расхаживала передо мной взад и вперед на своих курьих ножках.
Эх, Манушак, Манушак.
Проснулся я рано, было еще темно. Целый день потом не ел, не хотелось. «Вдруг не смогу дозвониться, что тогда?»
Вечером я был на почте, ходил взад и вперед в ожидании разговора.
– Тбилиси, седьмая кабина, – объявила телефонистка в микрофон, указав мне при этом рукой: «Заходи».
Я поднял трубку и услышал, наконец, голос Манушак.
– Куда ты пропала? – спросил я.
– Тут пожар случился, весь второй этаж сгорел.
– Да что ты?
– Хаим принес новый аппарат, нашел и подсоединил провода, я уж и не думала, что заработает, но, видишь, работает.
– Он там?
– Нет, давно ушел.
– С тем местом меня связывало много хороших воспоминаний, сердце оборвалось.
– Так что мы потеряли работу, мама очень переживает.
– У меня есть деньги, я дам, не горюй, – сказал я.
– Знаешь, что мама сказала про тебя? – Она замолкла. Я тоже не издал ни звука. – Его дело кончено, забудь о нем, пора подумать о ком-нибудь другом.
Это было неприятно, но я не удивился.
– Она знает, что ты собираешься ехать ко мне повидаться?
– Спрятала мой крестик и цепочку, пусть Хаим дает тебе деньги на дорогу, говорит.
– Об этом не беспокойся, – сказал я. – А ты что сделал?
– Снял комнату.
– Боже мой, как хорошо.
– Этот телефон там не оставляй, – сказал я.
– Да, я знаю, что делать.
На другой вечер я под диктовку Хаима записал незнакомые имя и фамилию.
– Сфотографируйся для паспорта, фотографии положи в конверт и вышли на имя этого человека на Главпочтамт до востребования. Когда приеду – привезу новый паспорт.
– Ну, ты мужик, – обрадовался я.
– По паспорту ты будешь Иванов, так лучше, в России это самая распространенная фамилия.
– А когда приедешь?
– Как только паспорт будет готов, возьму с собой Манушак и приеду.
На следующее утро я сфотографировался. «Мне сегодня же нужно», – сказал я и заплатил втридорога. В полдень на почте я положил в конверт фотографии и четыре пятидесятирублевые бумажки, на внутренней стороне конверта написал: «Эти деньги передай Манушак», затем заклеил, заплатил полтора рубля и, как тогда говорили, отправил заказным письмом.
Домой вернулся поздно вечером. Шел дождь. У хозяйки в окнах свет не горел. «Спит, наверное», – подумал я и ошибся. Она оказалась в моей постели.
– Видишь, какая погода, решила постель тебе согреть.
– Какая же ты добрая, – сказал я, что еще я мог сказать. Все это было мне неприятно; сколько же она себе позволяет, с ней нужно ухо востро держать, думал я и напомнил ей: – Скоро ко мне приедет невеста.
– Вот приедет, за версту тебя стану обходить.
В те дни у меня было так тепло на душе. Ходил в солидные рестораны и пил коньяк, для Манушак купил очень красивые золотые сережки и итальянские туфли на высоких каблуках. Это еще что, думал я, вот приедет, завалю ее подарками.
Мое письмо пришло в Тбилиси, и Манушак мне рассказывала: «Хаим показал мне твою фотографию. Какой же ты стал красивый и как возмужал, мочи нет, не дождусь, когда увижу тебя и обниму». За деньги поблагодарила: «Сто рублей маме отдала, сто – себе оставила». Мы договорились, что вечером придет Хаим и мы поговорим, но он не пришел. И на другой вечер не появился. На третий вечер Манушак сказала мне:
– Твой паспорт готов, утром Хаим принес.
Я обрадовался:
– Здорово!
– Сказал мне, ты поезжай, я сейчас не могу, потом приеду и повидаюсь с вами.
Я удивился:
– Почему? Что стряслось?
– В Трокадэро стреляли, он ранен в голову, врачи не знают, выживет ли, он в очень тяжелом состоянии.
Услышав это, я опешил: «Так-то вот, и его очередь настала».
– Продиктуй мне свой адрес.
– Зачем тебе?
– Хаим просил.
Я замешкался, перед глазами стояло нахмуренное лицо Трокадэро.
Она напомнила:
– Слышишь, что я сказала?