– Я лучше вообще брошу это дело.
Некоторое время все молчали.
– Ладно, сколько хочешь платить? – спросил меня тридцатилетний мужчина.
– А с чего бы ему хотеть? – не утерпел Тамаз.
– Кто тебя так разукрасил, дядя? – поинтересовался светловолосый парень.
Тамаз отвернулся.
– Заплатишь шестьдесят лари – и кончено, – приказным тоном сказал тридцатилетний мужчина.
Я не ответил, меня душила злость.
– Что было, то было, прошлое прощаем, а с сегодняшнего дня придется платить, – сказал кучерявый со вздохом, будто обо мне заботился.
– Понял? – рассерженно добавил мужчина в белом пиджаке.
Что было делать? Я кивнул.
Кучерявый записал в журнал мои имя, фамилию и род занятий. Затем кашлянул и состроил обиженную мину:
– Мы сражались, так хоть будьте благодарны.
– С кем вы сражались, пусть те и благодарят! – опять не удержался Тамаз.
– Гляньте-ка на этого гниду!
Светловолосый, рассердившись, встал с кресла. У него были голубые глаза, и ростом он был не выше двенадцатилетнего мальчишки.
В этот момент открылась дверь, и вошел пожилой мужчина, он был чисто выбрит. На нем была коричневая куртка из натуральной кожи, в руках он держал большой конверт. Поздоровавшись, он небрежно бросил конверт на стол.
– Это новое решение мэрии! – громко заявил он.
Все посмотрели на конверт.
– Что решили? – спросил мужчина в белом пиджаке.
– Здесь должны возобновить свою деятельность пожарники.
Это никому не понравилось.
– А как же мы? – спросил бородатый.
Мужчина принял строгое выражение лица:
– С понедельника вам тут делать нечего.
Члены братства будто протрезвели, и все как-то одинаково фальшиво улыбнулись.
– А что взамен? – спросил мужчина в белом пиджаке.
Представитель мэрии не торопился с ответом.
– Вот именно, что вы предлагаете? – теперь поднял голос и тот тридцатилетний мужчина.
– Ничего.
– Как это? – обиделся тот в белом пиджаке.
Наступила тишина. Тридцатилетний мужчина, положив левую руку на плечо Будды, злорадно ухмыляясь сказал:
– Передай тем сукиным детям, что мы обдумаем ваше предложение.
Представитель мэрии замер на несколько секунд, будто окаменел, затем обвел взглядом искаженные наркотой лица и наконец почти с угрозой процедил сквозь зубы:
– Надеюсь, у вас хватит ума, и вы как минимум не заставите вас арестовывать, о худшем я пока и думать не хочу.
На некоторое время опять наступила тишина.
– Это вместо благодарности, да? – вскинул голову светловолосый, – сколько мы крови пролили.
Потом Тамаз рассказал мне: «Тот светловолосый – их киллер, говорят, человек пятнадцать порешил».
На мой вопрос «Откуда тебе известно, ответил „Говорят“».
– Вас сейчас всего тридцать человек. – Представитель мэрии попытался взглядом выразить сочувствие, и старые времена, увы, прошли, затем он вежливо улыбнулся, в знак прощания кивнул головой не только им, но и нам, вышел и прикрыл за собой дверь.
– Очень приятный был человек, – не скрыл своих симпатий Тамаз.
– Вы что здесь застряли? – злобно заорал на нас мужчина в белом пиджаке. – А ну, катитесь отсюда.
Светловолосый сорвался с места и пнул Тамаза под зад, еле достал и все-таки сильно пнул. Тамаз всю дорогу матерился: «Вот увидишь, какой у них будет конец».
Прошло около недели, и на этот раз ко мне пожаловал какой-то лысый тип с пухлым брюхом и доброй улыбкой. Под мышкой у него была кожаная папка.
– Я финансовый инспектор, – сказал он, – предъявите документ, что у вас есть право трудиться здесь.
– У меня нет такого документа.
– Вы должны получить его, а затем ежемесячно выплачивать тридцать два лари.
Это мне не понравилось.
– Только десять дней, как приняли этот закон, так делается во всех демократических странах.
– Сколько стоит такое разрешение? – спросил я.
– Триста двадцать лари.
У меня окончательно испортилось настроение, и я начал искать сигареты сначала на столе, затем в карманах, но их не оказалось.
– У меня тоже нет, я не курю, – сказал мужчина и положил передо мной листок, – распишитесь, что я вас предупредил.
И я расписался. Уходя, он предупредил:
– Учти, через десять дней я вернусь, документы должны быть в порядке, иначе штраф – пятьсот лари, если не сможете заплатить штраф – посадят в тюрьму на шесть месяцев. – Он улыбнулся и кивнул на прощание.
Я проводил его взглядом и почему-то подумал, что в прежней жизни он был поросенком, который не успел стать свиньей её; зарезали и съели.
Я занял триста лари у хозяина гастронома с тем условием, что ежедневно буду выплачивать десять лари и таким образом за месяц полностью покрою свой долг. На другое утро я пошел в районное отделение мэрии за разрешением на осуществление трудовой деятельности. «Нет проблем, мы дадим вам лицензию, но для этого у вас должен быть грузинский паспорт», – сказали мне. Оттуда я отправился в отделение полиции нашего района. Написал заявление на имя начальника паспортного стола о выдаче мне паспорта. Сказали прийти через три дня. Когда я пришел, заявили: «Ваши документы еще не найдены в архиве, заходите через неделю». Через неделю объявили: «Почти четырнадцать лет назад из России пришло сообщение о вашей трагической гибели, так что на данный момент вы официально числитесь в списке умерших и считаетесь умершим».
– Что же мне делать? – спросил я.
– Вам нужно как минимум три свидетеля, суд установит вашу личность, и вы снова будете числиться живым.
– Сколько на все это потребуется времени? – спросил я.
– По меньшей мере три месяца.
Передо мной за письменным столом сидела полная женщина.
– Понимаете, я не могу столько ждать.
– А где вы были эти четырнадцать лет?
– Я был болен.
Она наклонилась ко мне и понизила голос:
– По-другому вам это обойдется в двести пятьдесят долларов или пятьсот лари.
– Это много, – сказал я.
– Мы здесь не торгуемся, – она нахмурилась.
Что было делать, выхода у меня не было, спускаясь по лестнице, я окончательно решил повидаться с Хаимом. Очень долго я был на него обижен и озлоблен, и это отпечаталось в душе, и в сознании, сердце охладело к нему. «В конце концов, из-за чего я на него взъелся?» – спросил я себя. В том, что он поможет мне, я не сомневался.
51
Вечером, закончив работать, я сел на автобус на Колхозной площади и поехал на Авлабар, где находился бывший Дворец молодежи. Помню, раньше здесь была железная ограда, выкрашенная в зеленый цвет, теперь стояла бетонная стена пятиметровой высоты. Перед воротами, украшенными орнаментом, стояли два здоровенных охранника с короткими «калашниковыми».
– Хаима нет в Тбилиси, – сказали они, – он редко приезжает сюда, живет в основном в Москве.
– Когда он был здесь последний раз?
– Год назад.
Я спросил об их начальнике. Меня провели в небольшое здание недалеко от ворот, где находился начальник охраны, чисто выбритый мужчина с деловым выражением лица.
– Кто здесь всем распоряжается? – спросил я.
– А ты кто?
– Я близкий знакомый этой семьи.
Несколько секунд он колебался, наконец ответил:
– Дочь кузины господина Хаима.
– Я бы хотел с ней повидаться.
Племянница Хаима оказалась довольно красивой молодой женщиной с веснушками, чем-то она была похожа на Хаима; она родилась уже после моего ареста.
– Я друг детства Хаима, уверен, он обрадуется, когда узнает, что я жив, – сказал я.
Она внимательно оглядела меня, и я почувствовал, что пришелся ей не по душе. Номера телефона Хаима она не дала, но пообещала:
– Если он позвонит, я скажу, что вы хотели поговорить.
Я написал имя и фамилию на листочке из блокнота и положил перед ней на стол.
– Когда мне прийти за ответом?
– Не знаю, – ответила она, – иногда месяц проходит, а он не звонит.
Я забеспокоился:
– В таком случае будьте любезны, пожалуйста, позвоните ему сами и скажите обо мне.
Несколько секунд она молчала:
– Ладно, я подумаю, – затем холодно улыбнулась, – так что теперь вы можете идти.
Ей было наплевать на меня. У меня сдали нервы, и я повысил голос:
– Сделайте одолжение, поднимите трубку и позвоните! – Почувствовав, что хватил лишнего, попытался смягчить: – Очень вас прошу.
У нее округлились глаза, она повернулась к начальнику охраны и отчеканила:
– Выставь его отсюда!
Тот ухватил меня за воротник пиджака и волоком вытащил из дома, потом проводил до ворот, там дал мне пинка и выбросил на улицу. Это был всего лишь подневольный работник, что приказали, то и исполнил.
– Чтоб ноги твоей здесь больше не было, измордую, – пригрозил он.
Когда я поднялся к себе, было уже темно. Перед мастерской увидел Тамаза, он сидел на кирпичном кубике и был трезвый. Окинул меня взглядом, прищурил здоровый глаз и спросил:
– Ты что не в духе, злишься?!
Я рассказал, что произошло.
Он засмеялся:
– Ничего, найдется твой Хаим.
Я достал из кармана деньги и протянул ему:
– Купи две бутылки красного вина.
Он взял и пошел в гастроном. Я открыл дверь и зажег свет в мастерской. С самого своего возвращения в Тбилиси выпил всего три стакана водки, но в тот вечер захотелось выпить. Скоро мы прямо из горлышка попивали красное вино.
– Почему ты изменил свое мнение о Хаиме? – поинтересовался он.
– Тебя не касается.
Не сказал ему и о том, что собирался получить паспорт в обход суда, а для этого нужны были деньги. Он посоветовал:
– Повидайся с Трокадэро, он не откажет тебе – даст телефон Хаима. – И продолжил: – Не скажу, что он обрадуется, увидев тебя, но удивится, это уж точно. Когда такие типы удивляются, они добреют, может, и денег тебе подарит.
Решение-то мы приняли, но повидаться с Трокадэро оказалось непростым делом. В его старом доме на Святой Горе нас встретил пожилой мужчина с бриллиантовым кольцом на мизинце правой руки. «Я родственник Трокадэро, – у него был акцент, как у горцев. – Теперь здесь живу я». Номера телефона он не дал: «Не имею права». Зато он продиктовал, а я записал новый адрес: «Попробуйте, если вы и вправду старые друзья, наверное, он найдет время встретиться с вами».