– Это ты, парень? – не сомневаясь, внимательно смотрел он на меня.
Я встал:
– Как ты, брат?
– Так, значит, ты жив?
– Выходит, что так.
Он хлопнул меня по плечу и обнял. Я почувствовал запах дорогих духов, этот запах как будто отрезвил меня – показалось, что меня обнимал абсолютно незнакомый человек, мне стало неловко.
– Когда ты приехал? – спросил я.
– Вчера вечером.
В это время со стороны гастронома появился пьяный Грантик Саркозян и радостно завопил:
– Хаим, сукин ты сын! – и ринулся пожать Хаиму руку, но не смог до нас добраться. Здоровенные парни, приехавшие с Хаимом, преградили ему путь, схватили и приподняли. Грантик засеменил в воздухе своими кривыми ногами, такого он не ожидал и испугался: – Это я – Грантик. Хаим, что происходит? Скажи им, чтоб отпустили.
Когда его отпустили, он сделал еще шаг и остановился – он потерял всякую решимость.
Хаим повернулся ко мне.
– Пошли отметим, – предложил он.
– Только мастерскую запру. – Я положил на стол упавший ботинок и снял фартук.
Хаим подозвал Грантика, тот приблизился, и они поприветствовали друг друга. Я умылся во дворе, повесил замок на дверь и вместе с Хаимом сел в машину. Тем временем Грантик осмелел, захотел поехать вместе с нами.
– В другой раз, – Хаим остановил его.
Что ему было делать, он и остался.
– Почему тебя не было на похоронах?
– Из-за непогоды отменили рейсы.
О моем появлении Хаим, оказывается, узнал от Жорика Момджяна. Они случайно встретились в стамбульском аэропорту: «Он ни пьяным не был, ни накурившимся, но все равно я поверил ему с трудом».
Мы миновали мост Бараташвили и поехали по подъему на Авлабар. Я вспомнил, как он когда-то рассказывал мне о своих планах, и спросил:
– Ну что, выучился торговать золотом и бриллиантами?
Он усмехнулся:
– Есть куда более значительные дела.
– Женат? – спросил я.
– Развелся десять лет назад.
– Дети?
– Одна дочь.
Мы сели за столик у окна в ресторане гостиницы «Метехи», в то время этот ресторан считался самым фешенебельным местом во всем городе, чашечка кофе стоила десять долларов. Официант принес нам бутылку коньяка, налил в бокалы и отошел. Эйфория от встречи спадала, мы чокнулись и выпили. Потом Хаим на секунду задумался и спросил:
– Манушак жива?
– Да, она замужем за одним старым азербайджанцем.
– Видел ее?
– Да, видел.
– Как она?
Я невесело усмехнулся, это был мой ответ.
Некоторое время мы оба молчали.
– Что тогда случилось в Краснодаре? – наконец спросил он.
Я рассказал.
– В Советском Союзе тогда было девять миллионов заключенных. Ну, скажи, как я мог тебя разыскать, не зная ни твоего имени, ни фамилии?
Мне нечего было возразить, он был прав.
– Понимаю, – ответил я.
О том, что я утонул в озере, Тереза, оказывается, еще при коммунистах, написала ему в Израиль. Он спрашивал, я отвечал. Мы пили коньяк и запивали его кофе по-турецки. Наш разговор несколько раз прерывал звонок телефона. Мобильные телефоны только появились, и в тот день я впервые увидел его вблизи. Взглянув на номер, он, не отвечая, выключал звонок.
Я рассказал, как во второй раз отбывал наказание и снова вместо другого, сначала в Средней Азии, потом в Восточной Сибири, как прошел тайгу, как потом меня задержали и обвинили в убийстве Узбека и Авторитета, как на озере треснул лед и что было дальше. Наконец, как в один прекрасный день услышал щебетание птиц и обнаружил, что, оказывается, четырнадцать лет я без сознания провел в приюте для душевнобольных. Он с таким вниманием глядел на меня, что у меня появилось подозрение: как будто он пытался выведать что-то еще, кроме того, что слышал. Что-то совершенно другое интересовало его, и мне стало не по себе: «В чем же дело?»
Он тоже вспомнил одну историю:
– Лет десять назад в Америке друзья предложили мне познакомиться с одним очень богатым греком; как только я взглянул на него, сразу понял – этот богатый грек тот самый доктор-грузин с северных рудников. Он удивился, узнав, что ты сумел выжить после побега в той мерзлоте. Да, но потом он пропал, сказал я, видимо, его убили из-за золота. Что думал, то и сказал, и знаешь, что он мне ответил? «Если он тогда выжил, есть шанс, что он объявится снова, и если я окажусь прав и ты когда-нибудь увидишься с ним, передай от меня привет, скажи, что я ему аплодирую, браво!»
Я горько усмехнулся:
– Большое спасибо, – и рассказал, что обнаружил в Краснодаре на том месте, где спрятал золото, и как выглядел казак из Таганрога, которого я видел всего несколько секунд на белом «Мерседесе». Хаим сочувственно улыбнулся. Под конец я рассказал про свой приезд в Тбилиси и про встречу с Манушак.
– Потом решил повидаться с тобой и познакомился с твоей родственницей. Оставил ей листочек со своим именем и фамилией, и попросил ее сообщить, что я тебя разыскиваю, – чем кончилась та встреча, я не стал говорить.
Он нахмурился, но ничего не сказал. Отпил кофе, поставил чашку на стол, в этот момент опять зазвонил телефон. Он взглянул на номер, секунду помедлил, потом ответил:
– Слушаю… Знаю… Ты пять раз звонил… Да, привез. – Отключил телефон и сказал: – Романоз и Толик ждут меня, поехали со мной, уверен, они обрадуются, увидев тебя.
– Ладно, – я не заставил себя упрашивать. – Где вы должны встретиться?
– В новом доме Трокадэро, – ответил он.
Когда мы вышли в фойе, нам встретился седой мужчина с бамбуковой тростью в руках, заметно было, что он рад видеть Хаима, они пожали друг другу руки. Потом к нам подошли еще один пожилой и один молодой человек, за ними последовало еще несколько мужчин, у них был акцент как у горцев, это были родственники Трокадэро. Ширококостные, со строгим выражением лица, они все походили друг на друга. Приехали из разных городов в связи со случившимся несчастьем и остановились в этой гостинице.
Тот, что встретился нам первым, обратился к Хаиму патетически-обиженным тоном:
– У нас с Романозом очень обострились отношения, надеюсь, ты вмешаешься в наш спор, используешь свое влияние, и дело не дойдет до кровопролития.
Другой пожилой мужчина с полным ртом золотых зубов не скрывал своего возмущения.
– Мы не можем дать Романозу право распоряжаться по его усмотрению оставшимся от Трокадэро имуществом, – он сказал это и от злости чуть не начал заикаться: – Он ведет себя так, будто мы не двоюродные братья Трокадэро, а какие-то несчастные бродяги в поисках удачи. – Он замолчал и уставился на Хаима, наверное, ожидая, что Хаим что-то ответит. Но Хаим промолчал.
Тогда в разговор снова вступил человек с бамбуковой тростью:
– Он говорит, что все принадлежит незаконнорожденной дочери Трокадэро, а нам – законным родственникам – ничего. Ты считаешь, это нормально?
Хаим и теперь не издал ни звука, только пожал плечами.
– Мы сами поделим собственность, и его незаконнорожденную дочь не забудем. У нас, у горцев, свои правила и законы, – опять заговорил мужчина с золотыми зубами.
Хаиму не понравилась такая категоричность.
– Вы не можете пойти против решения Трокадэро, – сказал он очень серьезно.
– Папка, в которой хранилось завещание, пуста. Нотариус в растерянности, не знает, что сказать. Романоз обвиняет нас в исчезновении завещания, мы – его. Вот в какой ситуации мы сейчас находимся, – пожаловался обеспокоенным тоном седоволосый мужчина в очках, наверное, старше всех по возрасту.
– Есть и другое завещание, написанное позже, – ответил Хаим.
Эта новость вызвала всеобщее удивление.
– Откуда ты знаешь?
– Оно у меня.
– Как оно к тебе попало? – теперь заговорил мужчина лет сорока, с двумя глубокими шрамами на щеке.
– Мне послал его Трокадэро.
– Когда?
– Восемь месяцев назад.
Родственники Трокадэро насторожились. Хаим продолжал:
– Трокадэро просил, чтобы в случае его смерти, если будет необходимость, я передал бы завещание Романозу.
– Он что, собирался умирать? – с сомнением спросил молодой мужчина с бородой, похожий на Кусу, родственника Трокадэро, на шее у него висела толстая серебряная цепь.
– Его тогда ужалила ядовитая змея, ему было очень плохо.
Наступила тишина.
– Вы что, не знали об этом? – спросил Хаим.
– Я знал, – ответил мужчина с тростью.
– Новое завещание нотариально заверено? – спросил мужчина со шрамами.
Хаим кивнул.
– Можно взглянуть?
– Думаю, будет правильнее, если Романоз сам покажет его вам.
– Понятно, – на губах у мужчины появилась язвительная усмешка.
У остальных взгляд стал жестким, они не получили поддержки Хаима, и это им не понравилось. Но никто ничего не сказал.
Распрощались холодно, мы вышли на улицу, перед машиной вместе с водителем стоял какой-то худой мужчина, он почтительно поздоровался с Хаимом. Хаим похлопал его по плечу, повернулся ко мне и сказал:
– Помнишь Терезу? Это ее сын, знакомься.
Разумеется, я помнил.
– Очень приятно, – сказал я.
Мы кивнули друг другу. Хаим добавил:
– Он начальник полиции вашего района.
Сын Терезы стеснительно улыбнулся.
– Готов вам служить, – сказал он и завоевал мои симпатии.
Он сел в «Ниву» и поехал впереди нас. Мигалка на крыше «Нивы» заливалась сиреной, следом за нами ехала охрана на джипе. Мы ехали на большой скорости, другие машины останавливались и пропускали нас, мне было неловко, и все это даже слегка пугало.
– Куса – родственник Трокадэро, жив? – спросил я Хаима.
– Его и Вагифа еще при коммунистах легавые порешили в Ростове.
– Тот парень с серебряной цепью на шее был похож на него, поэтому я и вспомнил.
– Когда их порешили, этот, наверное, еще и не родился.
Мы проехали полгорода и остановились у ворот дома Трокадэро. Ворота сразу открылись, мы проехали по аллее и остановились перед огромным домом. У входа около лестницы в ряд стояли джипы.
Мы вошли в дом, сын Терезы шел впереди. Прошли четыре комнаты, везде стояла антикварная мебель и висели огромные хрустальные люстры. Пол в комнатах был из красного гранита