Солнце, луна и хлебное поле — страница 76 из 80

– Уверен. – Взял ее на руки и усадил в машину.

Когда мы вернулись домой, она встревоженно сказала:

– Я думаю, мы поступили неправильно, надо было остаться до конца.

– Через час там будут только пьяные, – ответил я.

Она уселась в кресло, а я пошел на кухню попить воды, когда вернулся, она уже спала. Я снял с нее платье и туфли, уложил на тахту в маленькой комнате, укрыл тонкой шалью и потушил свет.

Больше я терпеть не мог – спустился в подвал, забился в дальний угол, завыл, как собака, и полились слезы; не знаю, сколько времени я так просидел, под конец я уснул, и мне приснилась Манушак, в руке она держала большой веер и обмахивала им меня. К утру все тело затекло, я с трудом выпрямился, поднялся наверх и пошел посмотреть на девочку: свернувшись клубочком, она лежала на тахте, глаза были закрыты, и она тяжело, прерывисто дышала.

Послышался звонок, на экране видеокамеры показалось лицо Тамаза, я нажал на кнопку и впустил его во двор. Он поднялся по лестнице и открыл дверь:

– Столы и посуду забрали, там все чисто, я велел прибраться. Вот, возьми ключи, – он положил ключи на стол.

– Большое спасибо, – сказал я.

– Оставшиеся вино и еду Нугзар, Грантик и Цепион отнесли наверх, к роднику, теперь я могу к ним присоединиться, посидим на природе, выпьем за упокой души Манушак, напьюсь хорошенько, пора уже.

– Пьяный сюда не приходи, – предупредил я.

Он косо посмотрел на меня.

– Ну, что не так? Теперь здесь со мной ребенок.

– Понятно.

Он подошел к двери и, еще не открыв ее, обернулся и сказал:

– Вчера вечером в машине застрелили племянника Трокадэро, говорят, между Романозом и родственниками Трокадэро началась война.

Убитый не был простым парнем, помню, как он держался в разговоре с Романозом, мне стало жаль его, неприятное чувство, похожее на угрызения совести, зашевелилось где-то внутри.

Потом я сидел в кресле и ждал, когда проснется маленькая Манушак. Под конец задремал и оказался далеко, в тайге, пробирался по колено в снегу, страшась появления волков.

– Джудэ, – услышал я и открыл глаза. Передо мной стояла маленькая Манушак с грустным лицом и смотрела на меня, она была все в том же траурном платье.

– Может, переоденешься?

– Нет, это нужно носить сорок дней. – Уж не знаю, где она об этом слышала или кто ей сказал.

– Ладно, как хочешь, ходи в этом.

Это платье ей сшила жена Нугзара Швелидзе за пятьдесят лари. «Надо заказать ей таких же еще четыре-пять платьев, – подумал я, – придется же ей менять одежду».

– Не пойдем туда, в тот дом? – спросила она.

– А что нам там нужно? Там сейчас никого нет.

– Заберем фотографию.

Спустя некоторое время мы, держась за руки, шагали по улице. Возле дома никого не было, вчерашний мусор был заметен в угол. Фотография Манушак все так же висела на стене, улыбаясь, она смотрела на гору Окрокана.

– Подними меня, – попросила девочка.

Я поднял ее на руки, она дотянулась до фотографии и сняла. Потом фотографию держал я, мы стояли перед домом и ждали машину. Маленькая Манушак, опустив голову, стояла в задумчивости. Я тоже молчал. Мне была приятна эта тишина, было такое ощущение, будто я переводил дух. Потом мы на машине спустились на набережную, выбрали ресторан и уселись за столик у окна. Фотографию Манушак я поставил на стол, прислонив ее к стене.

– Мы все вместе, – сказала девочка и и после тех событий впервые улыбнулась слабой застенчивой улыбкой.

После завтрака мы заехали в церковь, заказали священнику панихиду, купили свечи и поднялись на кладбище. Там пробыли долго, почти до вечера.

На третий день я дал такое объявление в газету: «Требуется няня с музыкальным образованием для шестилетней девочки». Звонков было очень много, я задавал вопросы и по ответам решал, стоило ли назначать встречу. Наконец я выбрал одну из претенденток и пригласил ее познакомиться с маленькой Манушак; главной была она, женщина должна была понравиться ей – и понравилась. Это была беженка, мужа и детей у нее убили во время войны казаки, сама она спаслась случайно: собирала на пляже улиток, потому что еды почти не оставалось. На этом свете у нее не было ни души, кроме хромой собачонки. У женщины было условие – она соглашалась перейти к нам жить, но только вместе с собакой. Маленькая Манушак обрадовалась: «Джудэ, здорово, если у нас собачка будет».

Эта женщина жила под лестницей, постоянной работы не имела, фактически жила впроголодь, а в то же время у нее была собака, получалось, что она делилась с ней последним куском. Такие люди не вполне нормальны, но они всегда нравились мне больше, чем нормальные и умные. Ясно было, что лучшей воспитательницы для девочки трудно было найти.

– Ладно, но у меня тоже есть условие, она будет во дворе, а не в доме, в доме я собаки не потерплю, исключено.

Она задумалась.

– Построим ей хорошую конуру.

Она не торопилась с ответом.

– Еды у нее будет сколько угодно.

– Хорошо, я согласна, – наконец кивнула она.

Оказывается, ее мужа и детей убили во время войны казаки, сама случайно спаслась:

– У нас проблемы были с едой и я была на море, улиток собирала.

Через неделю днем зазвонил телефон:

– Джудэ, это ты? – спросил кто-то с русским акцентом.

– С кем я говорю?

– Это Толик.

– Толик?! – удивился я.

– Никуда не уходи, через час буду у тебя, – в трубке раздались короткие гудки.

Я встревожился, настроение испортилось: «Чего ему надо?» Если не считать собачонки, которая бегала по двору, я был в доме один. Воспитательница с водителем повели ребенка в зоопарк на прогулку, и до вечера я их не ждал.

Через час из джипа вышел Толик, подошел к воротам и позвонил, в руках у него была небольшая кожаная сумка. Завидев незнакомца во дворе, собачонка залаяла, но тот отбросил ее, пнув ногой. Жуя жвачку, он поднялся по лестнице и вошел в дом.

– Здрасьте, Джудэ, – хлопнул он меня по плечу. Он был чисто выбрит, одет со вкусом, от него шел аромат дорогих духов. Положив сумку на стол, он огляделся, потом спросил: – Ну как ты тут, как устроился? Доволен?

– Ну, как? Неплохо, – ответил я.

Он сел на стул и подвинул ко мне сумку:

– Это от меня и Романоза, от чистого сердца, пятьдесят тысяч долларов.

Я ждал чего угодно, только не этого:

– Да что ты?!

– Заслужил, брат, ты тогда по-мужски держался, ни в чем не ошибся.

– Я теперь не нуждаюсь, Хаим помог мне.

– Хаим сам знает свое дело, а мы – наше.

– Нет, правда, мне не надо.

– Не ломайся.

– Не знаю, что и сказать.

– В таком случае спасибо говорят.

– Большое спасибо.

– Вот так-то, – засмеялся он, – жаль, что ты с Трокадэро не встретился.

– Да, – грустно улыбнулся я.

Он взглянул на портрет Манушак.

– Кто эта девушка? – спросил он.

– Была моей возлюбленной.

– Красивая девушка.

– Когда-то была.

– Жива?

– Нет.

Он кивнул головой и опять огляделся.

– В газете было написано, что племянника Трокадэро застрелили в машине, – сказал я.

Взгляд у него ожесточился:

– Мы его опередили, он собирался прикончить дочь Трокадэро.

– Да неужели?

– Там, в Лондоне, у него были свои люди среди эмигрантов, им он ее и заказал.

Я догадывался, в чем было дело, но все-таки спросил:

– А что ему надо было?

– Он тогда получал контроль над всей собственностью, у нее со стороны матери родственников нет.

– Ах-ха, ясно.

– Если он дочь собирался убрать, отца бы пожалел? – спросил он потом.

Я пожал плечами:

– Что тут скажешь?

– Не пожалел бы, это точно, теперь я в этом уже не сомневаюсь, – на лице появилось сожаление, – зря мы колебались, раньше надо было с ним покончить.

– Говорят, родственники вам войну объявили.

Он покачал головой:

– Послали им тридцать кассет, так что они сами все увидели и услышали; что он собирался сделать и пали духом.

– Встретились с ними?

– Да, я встречался, – сказал он и закурил, – переживают; как же, говорят, он на такое пошел, опозорил нас. Передайте дочери Трокадэро наши извинения по поводу случившегося. Что они там себе думают, это еще вопрос, но на деле повели себя так. Так что пока между нами мир.

Он чихнул, вытерся носовым платком и сказал:

– Кажется, я простудился.

– Выпьешь чего-нибудь? – спросил я.

– Нет.

Он заметил за дверью велосипед маленькой Манушак и поинтересовался:

– Чей это?

– Девочку удочерил, – ответил я.

Он улыбнулся:

– Это хорошо. – И вспомнил о своих детях, у него было двое сыновей: – Один учится в Америке, другой – в Германии. Надеюсь, получат хорошее образование и будут жить нормально, по-человечески.

Я был удивлен: неужели они ничего не хотели видеть, кроме того, что я когда-то правильно, по их понятиям, себя повел? А что творилось у меня в душе? Ведь ума у обоих, и у Романоза, и у Толика, хватало, но они и не думали беспокоиться по этому поводу и явно держали меня за своего. Помню, я подумал: «Может, это и вправду так, только я пока еще этого не понял?» Исходя из их морали, они были в долгу передо мной и считали себя обязанными помочь мне деньгами и помогли. Это было для них делом чести.

Уходя, Толик дал мне свою визитную карточку:

– Если возникнут проблемы, звони. Знай, мы с Романозом всегда рядом.

Я проводил его до ворот, он еще раз хлопнул меня по плечу, чихнул, сел в джип и уехал. А я целых десять минут стоял во дворе и пытался успокоиться.

Когда я поднялся по лестнице, у двери меня встретила собачонка, приветливо виляя хвостом. «И чего я взъелся на нее», – подумал я, погладил ее по голове и впустил в дом. Войдя, она обежала вокруг стола и присела на задние лапы, я закричал, но она и ухом не повела – наложила такую кучу… И как набралось столько в таком маленьком тельце! «Ты что? За этим пришла?» – взял ее за шиворот, вытащил наружу и выбросил во двор. Она не очень-то и обиделась, вскочила и завиляла хвостом.