СЭР ТОМАС. Да, граф Эссекс - большой задира...
ГРАФИНЯ. Лорд Берли удивленно сдвинул брови: сорвать помолвку, да с его же внучкой, да без причины веской, кроме моды на полную свободу, до безбожья? Но как заставить? Королева время дала ему одуматься - два года. До совершеннолетия.
СЭР ТОМАС. В 21, когда он вправе все сам решить. Разумно.
ГРАФИНЯ. Разумно? Боюсь, сорвет помолвку - и гнева королевы как избежать? А пуще Бога, когда в пороках он погрязнет, как его отец? Вот несчастье!
СЭР ТОМАС. Но красноречию Шекспира в его сонетах граф внемлет с улыбкой радости и грусти, как влюбленный в разлуке с той, чей образ носит в сердце.
ГРАФИНЯ (с изумлением). Ужели он по-прежнему влюблен в Вернон!
Поля, луга, дали... Шекспир и Уилли Герберт, юноша 13 лет, идут лугом.
УИЛЛИ. Да, да, моя мама графиня Пэмброк - сестра сэра Филиппа Сидни, сама пишет и переводит, уж поэтому, наверное, и учитель мой - поэт Самуэль Даниэль. И мама, и Даниэль в восторге от вашей поэмы «Венера и Адонис».
УИЛЛ. Как! Моя книга дошла до вашего поместья Вильтон?
УИЛЛИ. Уилл! Она дошла до Оксфорда и Кембриджа. Профессора и студенты в восторге. Разве вы не слыхали?
УИЛЛ (смеется). Да, студенты, говорят, кладут под подушку мою поэму, ложась спать.
УИЛЛИ. Это и я делаю. Только я не понимаю Адониса. Кто бы устоял на его месте?!
УИЛЛ. Вы еще юны, мой друг.
УИЛЛИ. Ну уж не настолько, чтоб не ведать желаний, как Адонис.
УИЛЛ. Да, да, я помню, желания меня томили в вашем возрасте так же, как и ныне, словно с вами я снова юн. Но время неумолимо.
С вышины, как песня жаворонка, звучит голос.
УИЛЛ
О, как я дорожу твоей весною,
Твоей прекрасной юностью в цвету.
А время на тебя идет войною
И день твой ясный гонит в темноту.
Но пусть мой стих, как острый нож садовый,
Твой век возобновит прививкой новой.
{15}
И видим мы Шекспира с графом в саду, и слышим его голос в вышине...
Но если время нам грозит осадой,
То почему в расцвете сил своих
Не защитишь ты молодость оградой
Надежнее, чем мой бесплодный стих?
Это уже другая сфера бытия, выше - юность, красота и поэзия, что можно передать в вечность в стихах, здесь - сфера жизни, в которой стих бессилен.
Вершины ты достиг пути земного,
И столько юных, девственных сердец
Твой нежный облик повторить готовы,
Как не повторит кисть или резец.
Отдав себя, ты сохранишь навеки
Себя в созданье новом - в человеке.
{16}
Две сферы бытия - поэзия и жизнь - поэт четко различает. Так и видишь, как Шекспир, ломая карандаш, отбрасывает его.
Между тем Уилл увлекается красотой светлокудрого юноши, прекрасного, как Адонис, чего не скажешь про графа Саутгемптона, красота его скорее личности, а не лица. Поэт любуется летним днем и юношей, совершая с ним прогулку, мы слышим его голос, как вновь и вновь возникающую музыку:
УИЛЛ
А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень, -
Ты будешь вечно жить в строках поэта.
{18}
УИЛЛИ. Сэр Филипп Сидни был влюблен в сестру графа Эссекса Пенелопу, которую он воспел под именем Стеллы; хотя любовь была взаимная, ее выдали замуж за лорда Рича...
УИЛЛ. Что внесло подлинный драматизм в сонеты под общим названием «Астрофил и Стелла»...
УИЛЛИ. Но ваши сонеты мне нравятся больше. И маме тоже.
УИЛЛ (смеется). Я и стараюсь для вас, настоящих ценителей поэзии!
4
Увеселения в парке - как представление отдельных эпизодов из комедии «Бесплодные усилия любви». Шекспир раздает листки с репликами:
УИЛЛ. Мы разыграем «Бесплодные усилия любви»...
ФЛОРИО. Что это, Уилл?
УИЛЛ. Есть такая пьеса... Она ставилась на свадьбе графа Эссекса... В ней воспроизводится история о посещении французской принцессы двора Генриха Наваррского, получившая огласку, но назовем его Фердинандом, а его приближенных оставим с их именами - Бирон, Дюмен, Лонгвиль, а среди дам, кроме принцессы, будет Розалина, которую готова играть миссис Фиттон... Король и его приближенные решили посвятить три года серьезным занятиям, поскольку цель жизни - слава. Король заявляет... Ваша реплика, граф.
ГЕНРИ (в роли короля)
Наварра наша станет чудом света,
Двор - малой академией, где будем
Мы созерцанью мирно предаваться.
УИЛЛ. Для занятий науками принимается устав, похожий на монастырский, что тут же вызывает протест. Бирон заявляет. (Говорит сам.)
Я клялся вам в ученье быть три года,
А тут немало есть иных обетов...
Не спать, не видеть женщин и поститься -
Мне с этим слишком трудно примириться.
(Смотрит на Мэри Фиттон.)
Чтоб правды свет найти, иной корпит
Над книгами, меж тем как правда эта
Глаза ему сиянием слепит.
Свет, алча света, свет крадет у света.
Пока отыщешь свет во мраке лет,
В твоих очах уже померкнет свет.
Нет, научись, как услаждать свой взгляд.
Его в глаза прелестные вперяя,
Которые твои зрачки слепят,
Их тут же снова светом озаряя.
Наука - словно солнце.
Мэри Фиттон в роли Розалины, поглядывая на Шекспира в роли Бирона:
МОЛЛИ (в роли Розалины)
Уму его находит пищу зренье:
На что ни взглянет он, во всем находит
Предлог для шутки тонкой и пристойной,
Которую язык его умеет
Передавать таким изящным слогом,
Что слушать даже старикам приятно,
А молодежь приходит в восхищенье,
Внемля его изысканной беседе.
ФЛОРИО (в роли Олоферна). Уилл представил свой портрет!
УИЛЛ. О, Флорио, как и ваш. Не вы ли утверждаете в вашей книге: «Венеция, Венеция, кто тебя не видит, не может тебя оценить»?
ФЛОРИО. Не спорю с вами, Уилл. Мы с вами еще поговорим. Теперь ваша речь - о красоте Розалины, разумеется, хотя король говорит, что ее лицо смолы чернее.
УИЛЛ (в роли Бирона)
Без Розалины, - или я не я, -
Навеки б тьма вселенную сокрыла.
Все краски, слив сверкание свое,
Украсили собой ее ланиты.
Так совершенна красота ее,
Что в ней одной все совершенства слиты...
Лет пятьдесят из сотни с плеч долой
Отшельник, заглянув ей в очи, сбросит
И, к детству возвращенный красотой,
Не костылей, а помочей попросит.
Как солнце, блеск всему дает она.
Мэри Фиттон вспыхивает вся и убегает в сторону.
ФЛОРИО. Я-то думаю, что школьным учителем были вы, не я.
УИЛЛ (смеется). А теперь, вместо явления девяти героев древности, мы послушаем Весну и Зиму.
Это его воспоминания из детства в городке среди лугов и лесов, что всплывает, когда ты влюблен, - возникают виды вокруг Стратфорда.
Выходит Хор (это Уилли изображает Весну, а сэр Томас - Зиму).
ВЕСНА
Когда фиалка голубая,
И желтый дрог, и львиный зев,
И маргаритка полевая
Цветут, луга ковром одев,
Тогда насмешливо кукушки
Кричат мужьям с лесной опушки:
Ку-ку!
Ку-ку! Ку-ку! Опасный звук!
Приводит он мужей в испуг... и т. д.
ЗИМА
Когда свисают с крыши льдинки,
И дует Дик-пастух в кулак,
И леденеют сливки в крынке,
И разжигает Том очаг,
И тропы занесло снегами,
Тогда сова кричит ночами:
У-гу!
У-гу! У-угу! Приятный зов,
Коль суп у толстой Джен готов... и т. д.
После увеселений в парке Шекспир и Мэри Фиттон находят, наконец, уединение... Поцелуи и объятия...
УИЛЛ. Я уж думал, не увижу вас.
МОЛЛИ. Я могла приехать лишь тогда, когда вслед за вами все в округе стали ожидать приезда актеров, наконец прошел слух, и все стали съезжаться в Кошэме. Вот я здесь!
УИЛЛ. Чудесно!
МОЛЛИ. Уилл, но как я попала в пьесу «Бесплодные усилия любви», сыгранные на свадьбе графа Эссекса?
УИЛЛ. Судьба, я думаю, Молли. Мне все кажется, что я давно вас знаю.
МОЛЛИ. Но вы же надо мною посмеялись!
УИЛЛ. О, нет! Я облик ваш вознес до неба, с сияньем звезд в ночи благоуханной.
МОЛЛИ. Могу ль поверить вам? Ведь вы насмешник...
УИЛЛ. Мне юность возвращает красота, столь яркая и нежная до страсти, с волнением любви и негой вдохновенья...
МОЛЛИ. Вы влюблены? И это не игра?
УИЛЛ. Как взор ваш не игра, а окна счастья.
МОЛЛИ. Как окна в доме, где, увы, нет счастья.
УИЛЛ. Как счастья нет, когда вы воплощенье самой Венеры, женственности дивной?
МОЛЛИ. Вы первый, кто возносит облик мой. Могу ль поверить я, что это правда?
УИЛЛ. Весь мир заставлю я поверить в это!
МОЛЛИ. Мне кажется, мы заблудились с вами.
УИЛЛ. Мы заблудились? Значит, мы одни.
МОЛЛИ. Мне страшно! Скоро ночь.
УИЛЛ. Еще не скоро. Пусть Фаэтон уронит в море солнце, и ночь придет до времени, ночь счастья.
МОЛЛИ. Вы завели меня нарочно в глушь?
УИЛЛ. Нет, вы меня вели; я здесь впервые и мало троп заветных исходил, где вы прошли и образ ваш витал, то прячась, то показываясь в свете, как нимфа то в тунике, то без оной...
МОЛЛИ. Как! Обнаженной вовсе? Это я? Ах, это сон! Но даже и во сне я не должна уединяться с вами.
УИЛЛ. С актером?
МОЛЛИ. Нет, с поэтом и... сатиром, который в леди видит нимфу...