Короче, я немножко въехала в тему, но, если честно, Вовка был для меня куда более интересным объектом. Чего я буду сидеть, в экран пыриться, когда он рядом? Так что я отложила плотное знакомство с компьютерными игрушками на потом.
Зато я записала ещё несколько совершенно фантастических Вовкиных снов! Он, оказывается, чуть ли не с детства время от времени что-то такое видит. Офигеть просто!
Сказать, что я была в восторге — это практически ничего не сказать! Живое ходячее окошко в разные миры! А все эти детали!
Ой, что-то много восклицательных знаков… Но на самом деле так и есть. Я была в состоянии, близком к эйфории, да.
А ВОТ И ПОЛОСЫ
Ближе к десятому числу, когда ему нужно было возвращаться в училище, я заметила, что парень мой становится всё более смурны́м. Я думала, это из-за того, что отпуск заканчивается, но всё оказалось сложнее.
— Оль, ты только не расстраивайся, — сказал он мне в один из последних дней июля, — Мы с тобой, наверное, редко видеться будем.
В животе у меня резко похолодело.
— Почему?
Вовка поспешно взял меня за руку:
— Я неправильно сказал. Видеться-то мы сможем, а вот приходить к тебе я вряд ли смогу. Только ты ко мне. Через забор пообщаться. Ну, если получится — можно и на территорию пройти…
— Да почему⁈ — не поняла я. — А как же увольнение в воскресенье? Ну, или пусть в субботу? Вам же положено…
— Положено-то положено, — Вовка криво усмехнулся, — но за любой косяк его можно лишиться. А как ты понимаешь, даже если очевидных косяков нет…
— Прикопаться всегда можно, — эхом закончила я. — Но зачем?
— Есть обстоятельства…
Да блин! Вот почему так⁈
Обидно стало, аж до слёз.
— Ну. Погоди расстраиваться, — Вовка сгрёб меня в охапку и посадил на руки. — Я ещё здесь. А потом, может, я ещё и ошибаюсь.
Но по голосу чувствовалось, что он и сам в это не верит. И в голове моей завёлся противный неумолимый счётчик, отмеряющий дни, а потом и часы до нашего расставания.
Я ПЫТАЮСЬ НЕ КИСНУТЬ
9 августа 1995.
К среде я начала страшно грустнячить. Мысли лезли в голову, одна другой кислее, и вообще! Последний день вместе, а я с какой-то суетой бытовой… Я поняла, что сейчас расклеюсь окончательно, и тут мой милый предложил:
— Хочешь, пойдём погуляем?
— Не хочу. Хочу лежать с тобой рядом, обнимать. Пойдём, упадём?
И мы пошли. Забрались в наше гнёздышко на полу, обнимали друг друга и разговаривали до полночи.
А утром проснулись рано-рано и занялись любовью, нежно и неторопливо.
А потом он собрался и поехал в училище. Хорошо хоть, не раным-рано, как он от меня по понедельникам убегал.
Я хотела поехать вместе, проводить, но он не согласился. И к лучшему, я думаю. Уж больно депрессивное у меня было состояние, полюбас бы взялась реветь прямо посреди улицы… Я и дома-то ревела, только меня никто не видел. Лежала на диване, включив самую тоскливую музыку, которая у меня была, и обливала подушку слезами. Всё казалось грустно и плохо, вот прямо совсем.
А потом внезапно приехал папа, привёз мне рыбы (свежей, целый пакет!), посмотрел на моё зарёванное лицо, выслушал про перспективу полного отсутствия увольнительных…
— Слушай, ты кончай-ка дурака валять! А с армии как парней ждут? По два года!
Эта мысль меня так отрезвила, что я прям так и подумала: «Реально, из армии-то ждут как? А с морской вообще три!» А папа продолжал:
— А вы в одном городе, сможете как минимум увидеться, поговорить. Это тебе не то что письма неделями ждать!
Нет, после этого разговора мне в самом деле немного полегчало. По крайней мере, я временно перестала стенать внутри своей головы, и начала думать: ну правда, ждут же из армий, из длительных командировок, с войн, в конце концов. Интересно, сквозь эту ограду поцеловаться хоть можно?..
Да и рыбу чистить надо было, а тут уж не до депрессий…
А на следующий день у нашей бабушки был день рождения. Мама с Василичем прилетели за мной с утра, весёлые.
— Куда едем-то? — спросила я уже в машине.
— К Саше с Ниной.
Да, «Саша» в нашей семье популярное имя. Конкретно этот Саша — самый старший мамин брат. А Нина — его жена, соответственно. Садоводство у них давно, участок не очень большой, зато хороший большой дом с просторной гостиной. Понятно, почему у них решили собраться.
Народу собралось человек сорок! Всё родня. И внезапно, глядя на них, я подумала, что среди Кульмухаметовых Вова тоже смотрелся бы великаном. Даже Олег с Андрюхой, дядь Сашины сыновья, самые рослые из всей родни, были на полголовы его ниже. И все мне теперь казались мелкорослыми…
Бабушка увидела меня, обрадовалась! Вообще, прошедший месяц с небольшим — по-моему, это самый длительный срок, на который мы расставались с ней с момента моего рождения. Она усадила меня рядом с собой и заявила, что, наверное, нагостилась уже и поедет домой — но тут началось такое сопротивление! Для понимания картины нужно знать, что у бабы Раи на этот момент осталось семеро детей. Из десяти, такова грустная правда жизни. Но семеро — это тоже немало! И все они хотели, чтобы бабушка у них погостила. Трое ещё не успели быть осчастливлены.
— Да погостюй, пока лето и ноги бодро ходят, — обняла её я. — Смотри, какие погоды стоят! Красота!
Бабушка подумала — и согласилась. И правильно. И так она почти из дома уж не выходит, а ещё год-два…
И ОН ОКАЗАЛСЯ ПРАВ…
А вечером позвонил Вовка!
— Здравствуй, любимая!
— Ой, как ты смог???
— Я в столовке… договорился, короче. У них тут свой телефон, отдельный.
Ясен пень, проплатил кому-то «телефонный абонемент». Но говорил всё равно негромко. Должно быть, чтобы не спалиться.
— Ну что?..
— Естесссно, как и ожидалось. Увольнение мне не светит.
— Вот козлы, блин. А я уже соскучилась. Можно я завтра к тебе приеду? Хоть поговорим…
Он начал что-то прикидывать.
— Так-так… Приходи к двум. Нет, в два пятнадцать лучше.
— На какую?
Городок ИВВАИУ здоровенный, на три остановки растянутый.
— На «Орбиту» подъезжай.
Мы поболтали ещё минут десять. А потом я сидела и смотрела на телефон. Всё-таки легче. Хоть голос его услышать. Но радость эта была с преизрядным оттенком горечи.
22. ВЫХОДНЫЕ. Я СПЕРВА ТОСКУЮ, А ПОТОМ ОБАЛДЕВАЮ
СВИДАНИЯ
На завтра я постаралась нарядиться по высшему разряду. Надо же, чтобы моему парню приятно на меня посмотреть было?
Я на секунду замерла у зеркала. Или, всё же, наоборот — попроще что-нибудь натянуть, чтобы он, как бы это сказать, поменьше страдал, что я тут, а он там? Дойдя в своих гениальных размышлениях до старых джинс и треников с вытянутыми коленками, я потрясла головой, отгоняя эту безумную картинку. Смысл являться к парню лохудрой? Уж лучше тогда вообще не приходить.
Так что, остановимся на первом варианте и, как пел Высоцкий, прочь сомненья! «Даёшь восторги, лавры и цветы», да-да.
Выскочила я на остановку — а там, внезапно, — сорок четвёртый! Маленький сипящий и свистящий лиаз, красненький такой, кругленький. В детстве мне сильно нравилось в таких ездить и обязательно стоять сразу за кабиной шофёра, там снизу был такой длинный поручень и большое окно вперёд, можно было представлять себя капитаном корабля или машинистом…
И вот сижу я, вся такая красивая, в чёрном романтичном сарафанчике (с кружевами и рюшами, всё как положено; у папы я его в магазине ухватила, один такой и был на весь город Иркутск), в чёрных блестящих лодочках (туфли, туфли такие, обязательно на каблучке), в черных своих любимых серёжках, с натуральными каменьями «чёрный нефрит»… на облезлом кожаном бордовом сиденье. Эти сиденья ещё такие гладкие, что если вдруг у вас голые ноги, то когда встаёшь, ляхи от искусственной кожи отрываются со смачным «х-х-рычь!» А автобус так дребезжит, как будто вот прям щас все окна разом одномоментно выпадут. А в голове одна мысль: «Лихо летит этот сарай…»
Ой-й…
Ограда у военно-авиационного училища и правда прозрачная. Нет, проскочить или перелезть на раз никак не получится, а вот смотреть друг на друга и разговаривать, и даже держась за ручки, — вполне. Кирпичные столбики возвышались метра, наверное, через четыре-пять, а между ними решётка из металлических прутьев, поставленных так, чтобы даже ребёнок не пролез.
Походила вдоль забора — смотрю, Вовка бежит. Наряжен, как я в первый раз его здесь увидела: форма повседневная, типа песчанки, только более оливковая, под курткой майка такая же.
— Любимая! Тридцать минут у меня!
Вот так полчаса мы у заборчика и простояли, за ручки подержались.
— Это я что теперь, до новогоднего отпуска тебя и не обниму, что ли?
— Обнять сможешь. На счёт остального вот сложности. Смотри, завтра день сложный. А вот в понедельник у нас физуха, дрочево часа на два. Подъезжаешь к десяти к остановке ИВАТУ и прямо идёшь через КПП.
— А у вас разве не по пропускам вход?
— По пропускам. Но у девушек никто никогда не спрашивает. Проходишь прямо-прямо, метров… двести, наверное. И налево поглядывай. Как увидишь толпу курсантов, туда сворачивай. Роты по очереди бегают. Трёшку, сотку и так далее.
— А, типа по очереди разное?
— Да. Наша шестая рота. Пока первый взвод бежит — наши на травке валяются. У меня будут такие кусочки, минут по пятнадцать. Я смогу с тобой постоять. Пообнимать.
Господи, как же он улыбается… А тут эти железяки посреди.
Всё равно как-то меня немножко это КПП тревожило. Такая я, блин, всю дорогу законопослушная, а тут… Я представила себе, как меня арестовывают… ладно — задерживают — и выспрашивают причины проникновения на закрытый военный объект. Бр-р-р…
— Вов… А так точно делают? Вдруг заловят меня?
— Точно. На территории ИВВАИУ сколько семей живёт! У них дети, жёны. Здесь же целый городок. Да ты сама представь: стоит дежурный курсант, и приходит вот такая девочка, типа тебя, и говорит, что она забыла пропуск. Если её не пустят, она тут же, с этого же КПП, позвонит папе и пожалуется, что её домой не пускают. И папа-полковник говорит: «А ну-ка передай дежурному трубочку!.. Товарищ курсант, как ваша фамилия?..» Так что к нашим курсантам, у кого постоянные девушки есть, ко всем приходят. Проходят спокойно.