Церковная тишина, слышна только барабанная дробь по капотам автомобилей, по крышам, по запертым витринам, изысканный микроскопический шум. Город кажется вымершим, как во время эпидемии в научно-фантастическом фильме, улицы пустынны, лавки закрыты, машины мокнут на стоянках, она воображает себя последним человеком на земле, самым последним, распоследним, пока ей наконец не попадается сгорбленный старичок под черным зонтом и со скелетообразной собакой, трусящей у его ног.
В тюрбане, халате, полотенце – дышащая мумия. Никакой пневмонии. Проклятая стеклянная коробка.
По телевизору говорят, что когда-нибудь рост возобновится.
«Будем оптимистами».
– Алло?
Большая. Опять, опять. Есть такая любовь, без которой прекрасно можно было бы обойтись.
– Слышала в новостях?! Один япошка приготовил труп собственного отца! Нашли ребра старика с мелкими овощами и мясными шариками, и все это в котелке тушилось! Как не слышала? Я думала, ты всю жизнь перед теликом проводишь!
Она кладет трубку, наклоняется к кнопке внизу справа, чтобы погасить экран.
Тишина падает, как гильотинный нож.
Она глотает три таблетки снотворного и ставит будильник – на 9 часов.
Через сорок минут ее глаза широко раскрыты и болит живот. Если бы на собрании потребителей ей пришлось определить эффект этих таблеток по шкале от одного до десяти, она наверняка бы их забраковала.
– «Нео Текстиль», здравствуйте.
– Алло? Вы кто?
– Я подменная, на одну неделю…
– Вот дерьмо, не может быть! Проклятие! Угораздило напороться на подменную дуру!
Работа от Большой. Большое спасибо.
– Ладно, это Глэдис. Дай-ка мне «Ресторанные талоны». Немедленно.
Маленькая отстраняет трубку от уха и, дрожа, пробегает глазами гектары кнопок с указанием имен и телефонных номеров двух тысяч служащих фирмы, но отдела «Ресторанные талоны» не находит. Пока она ищет, Глэдис на другом конце провода раздражается все больше и больше. Маленькой никак не удается сосредоточиться, ее рука лихорадочно суетится, перебирая пляшущие листки на тиковой столешнице.
– Простите, мадам… Вы знаете, как зовут того, кто этим занимается?
– Что за бред? Тебя нанимают, а ты даже не знаешь, кто занимается ресторанными талонами? Ты меня утомила… Дай же мне ее, черт подери!
– Но кого?..
– Девицу из «Ресторанных талонов»! Дура ты, что ли? Я есть хочу!
Она ищет, не зная, что искать, начинает потеть в своей синей униформе, которую ее заставили надеть. Глэдис плюется в трубку, это настоящий Мальстрём, поток невразумительных слов, и тогда, уже чуть не плача, Маленькая переадресует вызов на бухгалтерию. Ее сердце бешено колотится, она смотрит на экран главного компьютера; вызов проходит. Она кладет трубку, хватает свою бутылку с водой «Эвиан», стоящую возле ног, и пытается вызвать ее бурление с помощью телекинеза, чтобы успокоить нервы. Курьер доставляет афиши художников для выставки, предусмотренной в магазинах, десяток коричневых картонных тубусов, перевязанных, как вязанка дров. Телефон звонит, она вздрагивает, снимает трубку, свободной рукой нажимает кнопку приема.
– Алло?
– Это коммутатор?
– Да.
– Вы новенькая?
– Я подменная, на неделю…
– Алло? Говорите громче, я вас не слышу.
– Я подменная.
– А здравствуйте. Софи Марсиано, из бухгалтерии. Не надо соединять нас с кем попало, нам есть чем заняться.
– Простите, я не знала…
– Да ладно, пустяки. Когда Глэдис придет, предупредите меня. Отправим ее в больницу.
Маленькая не очень поняла слова Софи, но все же пробормотала:
– Хорошо.
Та кладет трубку. Телефон тотчас же звонит снова. Тройной вызов.
Дама, которую она замещает, работает тут на полставки «по медицинским показаниям». Ничего удивительного. В огромном зале стиля ар-деко, над которым возвышается ее рабочее место, разъезжают велосипедисты, люди пьют кофе, читают газеты, что-то жуют, целуются, беседуют – настоящий зал ожидания на вокзале. Она закуривает сигарету. Ей можно тут курить, по нынешним временам настоящее чудо. Человек, принимавший ее на работу, так и заявил: «Мы в «Нео Текстиле» за свободу до самого упора». Это уж точно: у него были зеленые волосы.
Она злится на себя. Сказать «да» – во всяком случае, не сказать «нет», а это еще не означает согласия – и в итоге вся эта кутерьма; в общем, она на себя злится. Она всегда делает глупости, когда ее к этому принуждают. Когда Большая приставлена к виску.
Она смотрит на журнал, лежащий на столе. На обложке девица, одетая в желтые кожаные шорты и разорванный свитер; она так широко улыбается, что ее скулы вот-вот лопнут. Маленькая вздыхает: в детском доме ей прочили будущее фотомодели.
– Hi. Would you check for us the next flight to Berlin?[5]
Она поднимает глаза на человека, стоящего перед стойкой. На нем ярко-алый бархатный костюм и фетровая шляпа, украшенная павлиньим пером. Рядом с ним японка в солнцезащитных очках, похожих на иллюминаторы, курит маленькую сигару.
– Hellooo! Next flight to Berlin! Do you understand?[6]
Она оглядывает пространство вокруг себя, но в холле пусто: все испарились в долю секунды. Японка топает ногой, как маленькая девочка, и глядит на свои часы, гигантские красные часы, сплошь усыпанные алмазами.
– Oh, fuck. Forget it[7].
Парочка удаляется через двустворчатую дверь, а им навстречу влетает пятидесятилетняя тощая женщина с седыми волосами, встопорщенными, как у венценосного журавля, и небрежно облокачивается о стойку, словно в ночном баре; ее темно-синие глаза вращаются в орбитах.
– Ну? Где она?
Маленькая снимает трубку, звонит Софи, шепчет в трубку:
– Здравствуйте, это коммутатор. Похоже, она пришла.
– Что? Кто это?
– Дама насчет ресторанных талонов…
– Ах да. Иду.
Взъерошенная женщина протягивает руку, хватает со стола сигареты Маленькой и угощается. У нее узловатые пальцы, желтые, с выпуклыми грязными ногтями, словно когти дракона. Звонит телефон.
– Огоньку не найдется?
Маленькая роется в карманах своей униформы, дает ей прикурить; Глэдис нарочно выдыхает дым ей в лицо.
– «Нео Текстиль», здравствуйте.
Она путается среди множества кнопок. Двойной вызов, но она не знает, как его принять.
– Алло? Алло?
– Ты сейчас кое-что сделаешь для меня, – приказывает Глэдис властно. – Позвонишь моему мужику. Он тут один из художников… Художник хренов. Устраивать фейерверк в гигантских мусорных бачках – это, по-твоему, искусство? Серьезно? Ооооо, девчонка, ты меня слушаешь? Так договорились? Позвонишь?
– «Нео Текстиль», здравствуйте… Да, да, я вас слышу…
Она не привыкла говорить с таким количеством народа одновременно, это настоящий какофонический взрыв.
– Только никому ни слова, слышишь! Это сверхсекретно. Позвонишь, скажешь, что он нужен Глэдис. Гаэль Ольсен. О Ль, С Е, Н. Те не хотят, чтобы я с ним говорила, говорят, что это, мол, не мой мужик, а это мой мужик…
Маленькая случайно отправляет последний вызов в отдел кадров; пытается переключиться на вторую линию, но там уже повесили трубку. Теперь женщина пьет из горлышка ее бутылки, потом бросает туда окурок: фильтр ложится на донышко, словно крошечный обломок пиратского корабля.
– Так договорились? Позвонишь?
– «Нео Текстиль», здравствуйте… Да, да, я вас слышу…
– Ну что, девчонка, позвонишь? Ты разве тут не для этого?
Наконец у подножия лестницы появляется великолепная брюнетка в платье из шотландки в сопровождении двух мужчин надлежащей комплекции, с ручищами, как четыре ее бедра. Маленькая переводит дух.
– Здравствуй, Глэдис, – говорит Софи Марсиано, улыбаясь истеричке, облокотившейся на стойку.
– А! Однако! Ты знаешь, что она не хотела давать мне мои талоны? Нанимаете черт-те кого, это невозможно… Паскудство, у меня же гипогликемия!
– Она тут новенькая, это не ее вина. Ты пойдешь с нами, и все уладится.
– Ну да, как же, не очень-то вы торопились, а я совершенно разбита и устала, так устала…
– Я знаю, Глэдис, знаю. Каждый день – это нелегко.
Они берут ее за талию, проводят через холл. Софи открывает двери конференц-зала, где темнее, чем в могиле; и могила их всех поглощает. В здание входит новый курьер и видит, как они исчезают. Замечает Маленькую, застывшую меж подлокотников своего вертящегося кресла. Разражается смехом.
– Ба, только не делай такое лицо! С ней в первый раз всегда странно… Ничего, привыкнешь.
– А… собственно, кто она?
Он снова прыскает.
– Глэдис? Это же хозяйка! Вообще-то все это ей принадлежит. Но, как ты понимаешь, она уже не слишком многим тут заправляет… Что они собираются с ней делать?
– Говорили о больнице.
– Ну, мужайся! Когда она в больнице, постоянно сюда названивает. У тебя когда перерыв?
– Не знаю точно, жду, когда мне скажут…
Но курьер уже спешит к какой-то девушке, чтобы помочь ей перевезти километры розового шелка через холл.
– «Нео Текстиль», здравствуйте.
Уже целый год Большая принимала себя за фею. Ну, не совсем, но ей так нравилось раздражать Маленькую этой выдумкой, что в конце концов она сама, возможно, поверила в нее по-настоящему.
– Внимание, – загадочно говорила она своей сестре, – я вхожу в волшебный лифт, поеду за Звездной феей.
Маленькая, опустив руки, немного недоверчиво глядела на дверцы шкафа, створки которого закрывались вслед за скрюченным телом Большой. А та, сжав свой метр десять гармошкой, пыхтела среди обувных коробок, болтавшихся вешалок, и копалась в потемках, ища Мамино платье из розового шелка и ее диадему с цирконием. Потом напяливала все это на себя, хорошенько переводила дух и начинала издавать звуки подъема – Вррррррррр! Заскучав, Маленькая уже увлекалась чем-нибудь другим, вполне равнодушная к феям и волшебным лифтам, а из космического челнока по-прежнему доносилось все более волнующие