подготовка, он говорил: "Раскрылись врата ада!"
— Артиллерия в пыль превращает камень, железо проглатывает, сметает с лица земли города, — устало согласился Глухов.
Перед тем как зарыть труп, долго рассматривали документы майора. Снова и снова с большим вниманием перерыли его одежду. Только на груди нашли небольшой, тщательно завязанный узелок с горсткой земли. Оба бойца с минуту молча смотрели друг на друга..
— Понял ты? — печально спросил Глухов. — Когда он отступал или уходил из родного города, для памяти взял горстку земли. Это ясно.
— Верно говоришь, — кивнул головой Бектемир. — Солдат любит свою землю. Табаррук, говорят узбеки.
— Что?
— Табаррук. Как по-русски, не знаю. Самое дорогое, значит.
Глухов положил узелочек на грудь командира.
— Ее, как подушку, надо положить под голову, — посоветовал Бектемир.
Глухов покачал головой:
— Если он до самой смерти носил в сердце любовь к земле, то пусть и спит, вечно храня эту любовь на своей груди!
Они опустили в могилу тело офицера и молча засыпали.
В лесу прибавилась еще одна могила…
Глухов смастерил скромную деревянную звезду, огрызком карандаша, коротким, как сустав пальца, покрасил ее и, прикрепив к палке, воткнул в могилу. Затем на дощечке величиной с ладонь написал: "Майор Иван Андреевич Дробов — славный воин и патриот русской земли".
Девочка, по самую шею закутавшаяся в шинель, осторожно ела картофелину.
— Уже без приказа майора, — кивнул Глухов.
Зина смотрела на таинственное занятие старших. По ее не заинтересовало даже, как игрушечная звездочка, слегка покачиваясь на ветру, появилась на бугорке.
Перед тем как уйти, бойцы с обнаженными головами на мгновение замерли над могилой.
— Протай, товарищ майор. — Глухов резко повернулся: — Ну что ж, пойдем.
К полудню небо стало ясным. Под осенним солнцем чутко дремали золотые листья. Откуда-то из-за леса, клубясь, поднимался густой дым.
— Горят, все время горят деревни, — покачал головой Глухов.
— Вся земля горит, — прошептал Бектемир.
Иногда доносились отрывки немецких песен, гул машин. Все это заставляло соблюдать особую осторожность.
Силы бойцов были на пределе. Приходилось часто отдыхать. Но после каждого привала трудно было подняться — земля снова тянула к себе.
На другой день бойцы в лесу встретились с худым, оборванным мальчишкой лет двенадцати-тринадцати, в шапке, сдвинутой набекрень.
— Здравствуйте, товарищи бойцы! Куда путь держите? — деловито, подражая взрослым, спросил он.
— Ну а сам-то ты кто? Хозяин леса? Если так, порадуй чем-нибудь, — улыбнулся Глухов. — Сам знаешь, что нам нужно.
— Знаю. На восток вы ищете путь, пойдемте, я покажу. Чем вас еще порадовать? — подмигнул мальчишка.
— Да ты настоящий хозяин леса и к тому же все понимаешь, — похвалил Глухов.
Они присели возле большого старого пня. Мальчишка, ни слова не говоря, достал из кармана горсточку махорки и клочок газеты. Глаза бойцов загорелись.
— Золотой мальчик ты, видно по твоему подарку, — обрадовался Бектемир.
Курили втроем. Бойцы с наслаждением затягивались, а мальчик между тем начал рассказывать о своих делах.
— Я отсюда уже многих выводил. Даже целый отряд как-то вывел, — просто, как о чем-то обычном, сообщил он.
— Давно? — поинтересовался Бектемир.
— Нет. Совсем недавно. Много наших ходит по лесу, по болотам. Бегут из плена. Вот их и вывожу.
— Молодец! — откровенно восхитился Бектемир. — Настоящий герой.
Мальчишка покраснел.
— Ну что вы!
— Сам-то ты не попадал в руки фашиста? — спросил Бектемир.
— Фашист — настоящий дурень, — обжигая пальцы, докурил мальчишка самокрутку. — Обмануть его можно Когда не надо, он осторожничает. Но чаше всего не видит опасности под самым носом. Думает, что уже хозяином стал.
Мальчишка неожиданно вздохнул.
— Недавно расстреляли моего друга Костю. Он ночью привел в деревню раненого бойца. — Совсем по-взрослому добавил:
— Что поделаешь. Каждого на свете ждет смерть, но я мечтаю, чтоб моя голова дорого обошлась. Пойдемте, товарищи, мы здесь не в гостях у бабушки. Ах, бедная девочка, как она сжалась. Может, я понесу ее?
Бектемир отрицательно покачал головой:
— Не надо. Я привык уже.
Глухов, смеясь, предложил:
— Веди, генерал, с тобой можно идти на край света.
— Зачем же на край, — тоже улыбнулся мальчишка. — К своим пойдем.
Он привел бойцов в овраг.
Под низкими деревьями у переплетающихся кустарников сидела группа бойцов.
— Ого, пополнение!
— Еще воинство прибыло.
— Откуда, товарищи? — шумно встретили они Бектемира и Глухова.
Усталые, плохо одетые, грязные, были они из разных частей. Бектемир заметил, что голова и лицо одного солдата перебинтованы. На повязках других бойцов темнели бурые пятна запекшейся крови.
Мальчик обошел и по очереди насыпал на ладонь всем по щепотке табаку.
— Ну, Миша, не знаю, как тебя благодарить. Иди-ка, поцелую тебя разок, — произнес огромного роста боец.
— Эх, ты настоящий герой! Век тебя не забудем, — похвалил другой.
— Если бы я был Михаилом Ивановичем Калининым, то собственными руками украсил бы твою грудь орденом!
Миша словно не слышал этих похвал, продолжая рыться в своих карманах. Он достал обоймы, которые положил на колени черноволосому, с большими глазами сержанту.
— По пути насобирал. Очень много было. Но опасный товар. Если фашист найдет хотя бы один патрон, он целый диск в твою грудь выпустит.
— У нас есть три винтовки. Теперь они оживут. Твоя винтовка действует? — обратился грузин к Бектемиру.
— Если бы не работала, зачем бы мне таскать ее? — обиделся Бектемир.
Глухов, подсев ближе к сержанту, начал расспрашивать его:
— Давно вы здесь?
— Второй день, но отсиживаться не собираемся. А вы откуда?
Глухов стал рассказывать.
Бектемир отдал девочке последнюю картофелину. Она быстро съела ее.
Бородатый, полный боец, наблюдавший эту сцену, ласково обратился к девочке:
— Ага, сладкая! Как мед. Губки оближешь, доченька. В тяжелые дни ты встретилась. А то не только тебя, целый батальон накормил бы.
— Ты поваром был? — поинтересовался Бектемир.
— Да, пришлось.
— Значит, потолстел за наш счет! — раздался добродушный голос.
Эту шутку подхватили другие:
— Видно, не обижал себя.
— Вот какие неблагодарные! — обиделся бывший повар. — На войне — мое дело самое рискованное. Не понимаете? Под огнем готовь им пищу. Мало того, еще нужно было везти на передний край. Вовремя доставить пищу бойцу — это все равно что своевременно обеспечить передовую боеприпасами, а может быть, даже важнее. Звание только наше — повар. А сколько раз участвовал в боях, ходил в атаку. В один день как-то с полковым парикмахером мы в течение трех часов отражали атаки более чем двадцати автоматчиков. Те, как барсуки, попрятались в ямы. Некоторые смельчаки как, бывало, увидят — восхищаются. "Ох и повар!" Вот так-то.
Бойцы утихли, насторожились.
Где-то началась автоматная стрельба. Нужно было менять место. С наступлением темноты тронулись в путь.
Миша вел осторожно, но уверенно. Шли всю ночь по болотам. Вода надоедливо хлюпала под ногами.
— Все-таки придем на край света, — невесело пошутил Глухов.
Миша сделал вид, что не слышал его.
День провели под деревьями — лежали, дремали.
Мальчишка не отдыхал. Он снова ушел, решив заранее разведать дорогу.
Явился он с буханкой хлеба и куском сыра. К тому же еще Бектемир поймал раненого зайца.
Повар, смастерив очаг, стал варить зайца в котелке.
Летевший низко самолет, должно быть, заметил дымок и на всякий случай дал несколько пулеметных очередей.
Когда утих гул самолета, Бектемир, подняв голову, позвал повара. Но тот, вытянувшись около очага, — лежал мертвый.
С наступлением сумерек снова началось, по выражению Бектемира, путешествие "по волосяному мостику".
Сержант пояснил, что если придётся внезапно встретиться с врагом, то Миша с девочкой должен спрятаться.
Мальчишка неопределённо пожал плечами: там видно будет.
Где-то невдалеке, вероятно, шел бой. Долетали трескотня пулеметов, гулкие взрывы снарядов.
Ветер приносил дым горевших деревьев. Оттого, что Миша обещал еще до рассвета провести бойцов к своим, они из последних сил стремились вперед.
В полутьме их остановил предупреждающий голос:
— Стон! Кто идет?
Бектемир, услышав русскую речь, невольно крикнул:
— Братцы! Мы…
Далеко от передовой линии, в лесу, возле большой деревин, расположились сотни бойцов, собранных из самых различных подразделений. Эти солдаты еще недавно бродили по лесам, выходили из окружения. Сейчас они были среди своих. Все чувствовали себя сильней, спокойней. Это чувство испытал и Бектемир.
Он от радости забыл про усталость и голод. Хотелось поговорить, многое узнать.
— Не ели небось? — участливо спросил незнакомый старшина. — Ну, это мы поправим.
Им дали хлеба и колбасы.
Колбаса показалась вкусной, как казы.
После такого обеда, о котором Бектемир в последнее время только мечтал, он обратился к девочке:
— Вот мы и добрались, Зиночка. Сейчас я оставлю тебя медсестре. Она хорошая. Будет кормить тебя сахаром, молоком, печенье будет давать. Поняла? Согласна? Ну, скажи.
Девочка, сдвинув брови, задала вопрос:
— А ты тоже останешься?
— Нет, дядя должен воевать. Вот этой винтовкой я буду бить фашиста. Фашист плохой. Очень плохой.
— Он летает?
— Да. И па земле ходит, и по небу летает. Черные крылья у него.
Бектемир поднял девочку на руки и, расспросив, где санбат, отправился туда.
По дороге он наткнулся на генерала.
Бектемир торопливо опустил девочку на землю и отдал честь….
— Девочка чья? — резко спросил генерал, указав на побледневшего, дрожащего ребенка. — Возьми! Возьми быстрее на руки.