— Передайте своим командирам, — сказал дед, — что готов исполнить любое паше поручение.
Старик рассказал об этой встрече Марии — женщине, которая приютила солдата.
Когда же она попросила Яшкина проводить Али к партизанам, ок сразу же согласился и даже похвалил:
— Раз уж ты в деревне, где кишмя кишат враги, сумела хранить под своим подолом бойца, значит, твоя голова на месте и сердце у тебя храброе!
Сейчас в холодной ночи, в черной пучине леса он рассказал об этом Али.
Боец кивал головой, но ничего не понял. Он по-прежнему смотрел на деда с уважением, как на отважного партизанского разведчика.
— А партизан мы разыщем, — заверил старик. — то же наши люди.
За свою долгую жизнь он отпечатал в своей памяти живую картину всех окружающих мест.
В самом деле, на другой день дед Яшкин привел Али прямо к лагерю партизан.
— Откуда ты взялся, старик?
— Потом, потом объясню… — отмахнулся дед от молодого парня с винтовкой в руках. — Веди к начальству.
В землянке дед оживился.
— Вот, командир, привел к тебе одного героя, — сказал он командиру отряда и, чтобы сделать для него приятное, с видом знатока похвалил: —Хорошее местечко ты выбрал. Знаю, это место природа словно по заказу партизан создала. Поэтому сердце мое и привело меня сюда, не удивляйся!
Командир отряда, бывший зоотехник, полный, с чуть прищуренным левым глазом и небольшими черными усами, весело ответил старику:
— Ну что ж. Гостям мы всегда рады.
Приблизившись к Али, который стоял на пороге землянки, командир добавил:
— Ну, Ташкент — город хлебный! Пришел партизанить? Партизанская жизнь не сладка! Вот каким должен быть! — он крепко сжал свой большой кулак.
— Голова моя теперь ваша! — произнес Али кратко. Этот ответ он подготовил заранее, пока старик разговаривал с командиром.
Подумав, боец решил, что такого заявления маловато. И он, жестикулируя, пояснил, каким хорошим партизаном обещает быть.
Командир приказал женщине, повязавшей голову до самых глаз толстым шерстяным платком:
— Дай ему поесть и укажи место, пусть отдохнет.
Шагая по узкой землянке, сказал сам себе:
"Нужно, конечно, научить его языку. Чтобы хорошо знал. Такие моменты бывают, что одно слово дважды не успеешь сказать шепнешь — а оно для бойца план большой задачи".
Дед Яшкин, оставшись с командиром наедине, рассказывал о положении в деревне.
Командир из уважения к старику внимательно выслушал, хотя все это ему было известно.
— Ну, мне пора в дорогу, — наконец встал старик.
Командир тоже вышел из землянки, и, еще больше прищурившись, с лукавой и довольной улыбкой долго смотрел ему вслед.
Рашид лечился в маленьком, тихом русском городке. Он быстро привык в госпитале к смеси запахов разных лекарств.
Его рана была не очень тяжелой. Через день Рашид посылал в кишлак письмо, свернутое треугольничком.
Почти все свое время боец проводил у окошка, разглядывая улицу, милиционера, который стоял посреди многолюдной площади. По вечерам он рассказывал анекдоты про Насреддина, смешил раненых. Товарищи удивлялись, что этим анекдотам нет конца.
— Их веками складывали… — пояснил Рашид. — Из поколения в поколение передают.
В неделю раз в госпиталь приходили местные артисты, давали концерты.
Через несколько дней Рашид начал выходить в город.
Однажды вечером он пришел в парк с молоденькой медсестрой. На дорожках, посыпанных песком, почти никого не было. Холодный ветер срывал листья с огромных деревьев.
Рашид и девушка, довольные этой тишиной, уселись на скамейке. Клара, дочь старого учителя литературы, студентка художественного техникума, с самого начала войны добровольно работала в госпитале.
Девушка любила экзотику. Она расспрашивала о природе Узбекистана, караванах, песчаных степях, "хлопковых деревьях", минаретах Самарканда, о которых она много слышала.
Черноглазый боец с лохматыми бровями, положив здоровую руку на плечо девушки, рассказывал увлеченно.
— Может, пойдем в кино? — предложил Рашид, когда они вышли из парка. Девушка согласилась.
Около кассы среди военных Рашид увидел знакомого:
— Камал!
Тоненький, высокий лейтенант пристально посмотрел на Рашида и кинулся к нему:
— Рашид-ака, вы ли это? О боже, что вы тут делаете?
Это был младший брат Бектемира. Земляки отошли от толпы к забору, стали рассказывать друг другу о своих приключениях.
Камал Уринбаев в районе, близком к границе, встретил врага огнем своей батареи. Раненный в Белоруссии, он лежал там во многих госпиталях и наконец попал в этот город, где и вылечился.
— Хорошо, что встретились, — произнес Рашид, прикуривая папиросу от трофейной зажигалки. — Завтра отправляюсь на фронт. Ну, как там Бектемир? Хорошо воюет? Я, к сожалению, быстро вышел из боя. О земляках ничего не знаю. Нет ли письма из дому?
— Здесь получил я одно письмо, — сказал Камал и проверил свой карман. — Все Живы-здоровы. Отец, оказывается, стал председателем, сестричка Зайнаб — бригадиром. Из пятерых братьев остались только двое — Тахир-ака и Кадыр-ака. Ой, что же мы стоим? Девушка ждет вас. Эх, да как же так можно? Оставить такую девушку!
А ну, живо к ней!
Рашид покраснел и засмеялся.
Глава четырнадцатая
Октябрь пришел со снегом и морозами. А бои становились с каждым днем все упорнее, горячее. Покоя — ни Днем ни ночью. Земля ни мгновения не отдыхала от разрывов бомб и снарядов, небо — от гула самолетов.
По словам Аскар-Палвана, дик стояли такие, как будто черные дивы, разорвав свои цени, намеревались растоптать весь мир.
Сколько танков!
Сколько самолетов!
Советские дивизии, полки, батальоны встали против этого половодья железа и огня. Половодье росло, ширилось. Росла, ширилась и наша сила, самоотверженность, гнев. Позади — Москва, об отступлении нельзя было и думать.
Чувствуя свое бессилие, враг становился более озлобленным, коварным.
Между боями, в короткие периоды затишья, земляки встречались.
— Как настроение? — спрашивал Аскар-Палван у Бектемира.
— Ничего. Глины поел немало. Да и ты вытри физиономию!
— Берегись танков, — советовал Аскар-Палван. — Ведь танк не лошадь, за гриву его не поймаешь.
— Ладно, на этот раз посмотрим, как ты их удержишь, — усмехнулся Бектемир.
Однажды на рассвете, подняв голову, Бектемир увидел, что кругом белым-бело. Ветер швырял колючий снег в глаза. На душе Бектемира стало грустно. Он вспомнил торжества в Узбекистане по случаю первого снега. Люди поспешно пишут своим друзьям "снежные письма", с волнением и хитростью пытаются вручить их, чтобы добиться желанного подарка. Кто-то бежит, кого-то догоняют. Устраиваются угощения. Дети наполняют шумом улицы, строят горки, валяются в белом пуху, играют в снежки.
Сам Бектемир в прошлом году по "снежному письму" заведующего колхозной фермой зарезал барана с курдюком, тяжелым, как большая корзина. Хорошо Бектемир угостил своих друзей! Дом был полон друзей и приятелей… Дутар, песни, шутки.
Кто из этих парней остался сейчас в кишлаке? Трудно сказать.
Аскар-Палван хватал пригоршнями снег. Он с улыбкой произнес:
— Помнишь, когда я женился, в день свадьбы выпал пышный снег. В наших краях такой снег бывает очень редко. Жена, находившаяся, по обычаю, за занавесью в — углу, спросила: "Джаным не по вашей ли просьбе снег пошел?"
— А ты что ответил? — спросил Бектемир.
— Я? — прищурив глаза, переспросил Аскар-Палван. — Я ответил, что не снег идет. "Поверь, милая, это мука падает. Изобилие будет"..
— Вот тебе и раз! Ну и ответил!
— Ну а что ответил бы ты? — поинтересовался Аскар-Палван.
— На свадьбе нашей снег, а в душе нашей весна! Я бы так ответил.
— Ты что, находился в учении у Фазыла-бахши? — Аскар-Палван шутливо швырнул в лицо друга горсточку снега. — Да, кстати, тебе еще удалось увидеть Алтынай или нет? — вдруг серьезно спросил он. — Девушка приятненькая, как шелковая кисточка.
Бектемир, пытаясь унять взволновавшееся сердце, медленно расправил плечи.
— Э, брат, в думах моих она единственная. Желание встретиться с ней — всегда в душе.
— Красавица девушка, беленькая как пух. Стоит того, чтобы ты мечтал о пей. И разум у нее на месте. Помню, с каким огоньком она говорила о том, что мы раздавим фашиста. Мудрая девушка, — степенно, чеканя каждое слово, проговорил Аскар-Палван.
Бектемир, погруженный в свои мечты, промолчал. Затем, тяжело вздохнув, тихо сказал:
— Друг, я всей душой люблю ту девушку. Но ведь пет никакой возможности встретиться с ней. "Война — не место любви", — говорю я себе. Но в душе всегда любовь и мечта о ней… Конечно, как-нибудь выберу время и пойду в санбат, найду ее, — твердо произнёс Бектемир.
Лицо его менялось. То становилось грустным, то вдруг тень какой-то надежды мелькала на нем.
— Если увидишь, не забудь передать привет и от меня. Ее обращение и слова понравились мне, — улыбнулся Аскар-Палван. "ж! Подошел связист Азимов, широкоплечий, огромный, с острым носом, с тоненькими, словно нарисованными карандашом, бровями, под которыми живо бегали черные глаза.
В голенище сапога солдат носил най. Совсем недавно, после отражения нескольких атак противника, внезапно среди тревожной тишины нежно и печально потекли звуки ная. Это, усевшись в глубоком окопе, играл Азимов. Все притихли.
Сейчас Азимов весело осмотрел земляков.
— А, дети солнца, поздравляю с зимой! — громко произнес он. — Это только ягодки. Русская зима у-у-ух бывает какой лютой. Ноги, грудь надо в тепле держать. Вот бы сейчас крепкого, горячего чайку!
— Ив нутро к нам пришло бы лето! — поперхнувшись, произнес Аскар-Палван.
— Подожди говорить о час. Как бы немец не заставил в огне купаться! — Бектемир, прикусив губу, улегся в снежный окоп.
И действительно, скоро начался бой. Атака гитлеровцев была похожа на предыдущие.
— Не может успокоиться, гадина!..