Ответный смешок Карлайла прозвучал легко и весело.
– Неужели вы не помните себя в семнадцать лет?
– Вообще-то нет.
Карлайл снова засмеялся:
– Помните, как влюбились в первый раз?
Чарли ненадолго умолк.
– А как же, помню. Разве такое забудешь.
– Да уж. – Карлайл вздохнул. – Мне так жаль, Чарли. Если бы мы не приехали сюда, она вообще не очутилась бы на той лестнице.
– Нет-нет, об этом даже не начинайте, Карлайл. Не будь вас там, она вывалилась бы из какого-нибудь другого окна. И не окажись вы рядом, ей повезло бы гораздо меньше.
– Я просто рад, что теперь она в безопасности.
– А у меня сердце кровью обливается, как подумаю, что меня нет с ней рядом.
– Я с удовольствием закажу вам билет…
– Нет, дело не в этом. – Чарли вздохнул. – Знаете, у нас здесь тяжких преступлений совершается немного, но дело о злостном нападении, которое произошло прошлым летом, наконец передали в суд, и если меня не будет в городе, чтобы дать показания, это сыграет только на руку защите.
– Конечно, Чарли. Вам незачем беспокоиться. Занимайтесь своей работой, помогите наказать виновного, а я позабочусь о том, чтобы привезти к вам Беллу в хорошем состоянии и как можно скорее.
– Если бы не вы, я бы точно спятил. Так что спасибо вам еще раз. Направлю к вам Рене. Белла наверняка ей обрадуется.
– Это было бы замечательно! Буду очень рад возможности познакомиться с мамой Беллы.
– Имейте в виду, она поднимет шум.
– Это ее право, ведь она мать.
– Еще раз спасибо вам, Карлайл. Спасибо, что заботитесь о моей девочке.
– Ну конечно, Чарли.
Закончив разговор, Карлайл пробыл со мной всего несколько минут. Ему всегда с трудом удавалось сидеть сложа руки в больнице, полной страдающих людей. Мне следовало бы радоваться тому, что он не опасается оставлять Беллу без присмотра. Но нет, не получалось.
Следующим важным событием стал приезд матери Беллы. Была почти полночь, когда Элис известила меня, что через пятнадцать минут Рене войдет в палату Беллы.
Я попытался привести себя в порядок в маленькой ванной при палате. Элис привезла нам новую одежду, так что я, по крайней мере, не выглядел пугалом. К счастью, к тому времени, как я додумался проверить это, мои глаза снова приобрели обычный цвет темной охры. Не то чтобы тонкая красная кайма выглядела слишком заметной, особенно когда у нас и без того хватало забот: просто я сам не желал ее видеть.
Покончив с приготовлениями, я опять погрузился в угрюмые раздумья. И гадал, не сочтет ли мать Беллы в отличие от ее отца, что это я виноват во всем. Если бы только кто-нибудь из них знал, как все было на самом деле!..
Из трясины мыслей меня внезапно вырвало то, чего я не ожидал. Никогда не слышал ничего подобного, значит, это и вправду встречалось редко – голос настолько чистый и сильный, что на миг я подумал, что кто-то проник в палату незамеченным.
«Моя дочь… Пожалуйста, кто-нибудь! Куда же мне? Детка моя…»
Следующим моим предположением было, что кто-то кричит внизу, в вестибюле больницы, – кажется, оттуда доносился этот голос, как я определил, едва сосредоточился. Но поднятого шума никто не замечал.
Однако все в вестибюле заметили кое-кого.
Женщину лет тридцати, может, постарше. Миловидную и встревоженную. Ее беспокойство было явным, бросалось в глаза, хотя она тихо стояла в сторонке, никому не мешая, и, казалось, не знала, как быть. Несколько санитаров и две медсестры, спешившие по своим делам, помедлили, чтобы выяснить, что ей надо.
Несомненно, это была мать Беллы. Я видел ее в мыслях Чарли и еще тогда отметил ее поразительное сходство с дочерью. Но мне казалось, Чарли помнит ее более молодой, однако так же, как в его мыслях, она выглядела и сейчас – почти не постарела. Наверное, их с Беллой часто принимают за сестер.
– Я ищу свою дочь. Ее привезли сегодня днем, произошел несчастный случай. Она выпала из окна…
Обычный, не внутренний голос Рене был ничем не примечательным и похожим на голос Беллы, разве что чуть более высоким. Зато ее мысленный голос звучал пронзительно.
Любопытно было наблюдать реакцию в мыслях окружающих. Никто вроде бы не замечал оглушительный мысленный призыв Рене, но всем хотелось помочь ей. Каким-то образом люди улавливали ее потребность и были не в силах игнорировать ее. Я слушал, завороженный взаимодействием ее мыслей с мыслями окружающих. Санитар и одна из медсестер вели ее по коридорам, несли ее сумку, стремились помочь.
Я вспомнил, как когда-то строил догадки насчет матери Беллы – мне было любопытно, какой разум в сочетании с разумом Чарли породил такую редкость, как Белла.
Рене оказалась противоположностью Чарли. Интересно, что именно свело их вместе?
Не испытывая нехватки в сопровождающих, Рене вскоре разыскала палату Беллы. К ее помощникам по дороге прибавился еще один – палатная медсестра Беллы, обратившая внимание на спешку Рене.
На миг я представил Рене вампиром. Стал бы ее мысленный крик в этом случае неизбежно слышен всем? В ее шумную популярность мне не верилось. Я удивился, поймав себя на том, что улыбаюсь при этих мыслях – оказывается, я полностью отвлекся от недавнего уныния.
Рене влетела в комнату, бросила вещи на пол при входе, палатная сестра спешила за ней. Поначалу Рене не заметила меня у окна – она смотрела только на дочь. Белла лежала неподвижно, ссадины на ее лице только начали подживать. Голову ей забинтовали – хотя Карлайл убедил местных медиков не брить ее, – и трубки с мониторами, казалось, оплетали и окружали ее со всех сторон. Сломанную ногу загипсовали от пальцев до бедра и уложили на контурную опору.
«Белла, детка, видела бы ты себя! О нет!»
И еще одно сходство с Беллой: кровь Рене была сладкой. Не точно такой же, как у Беллы, а чересчур сладкой, почти приторной. И имела необычный, хоть и не самый притягательный аромат. В запахе Чарли я никогда не замечал ничего особенного, но сочетание запахов его и Рене получилось удивительным.
– Ей дали снотворное, – поспешила объяснить палатная сестра, пока Рене подбегала к кровати, простирая руки. – Она побудет пока в таком состоянии, но через несколько дней вы сможете поговорить с ней.
– А дотронуться до нее можно?
Это был и шепот, и в то же время крик.
– Конечно, можете погладить ее по руке вот здесь, если хотите, только осторожно.
Рене остановилась рядом с дочерью и легонько приложила два пальца к ее руке. Слезы ручьем лились по ее щекам, и палатная сестра по-матерински обняла ее. Я с трудом удержался на своем месте, так мне хотелось утешить ее.
«Я так тебе сочувствую, детка. Как же я тебе сочувствую!»
– Ну-ну, дорогая. Она ведь поправится, так? Тот симпатичный доктор наложил ей швы уж так аккуратно, никогда такого не видывала. Незачем плакать, голубушка. Давайте-ка усадим вас сюда отдохнуть. Наверняка перелет был длинный. Вы ведь из Джорджии прилетели?
Рене всхлипнула.
– Из Флориды.
– Должно быть, вы совсем из сил выбились. Никуда ваша дочь не денется и ничего больше не натворит. Может, попробуете пока и вы вздремнуть, дорогая?
Рене позволила подвести ее к синему креслу с откидной спинкой и виниловой обивкой, стоящему в углу палаты.
– Может, вам что-нибудь нужно? У нас на посту есть туалетные принадлежности, если захотите освежиться, – предложила медсестра. Выглядела она как типичная бабушка, ее длинные седые волосы были скручены в пучок на макушке, на бейджике значилось имя «Глория». Я уже видел ее раньше, в тот раз не обратил особого внимания, но теперь проникся к ней теплыми чувствами – из-за ее доброты или в ответ на признательность Рене к ней? Странно это – находиться рядом с человеком, который таким образом проецирует свои мысли, явно и совершенно безотчетно. По моим предположениям, примерно так же действовал Джаспер, только более прямолинейно и безыскусно. В случае Рене это была не эмоциональная проекция, а определенно ее мысли. Но лишь я сознавал, что слышу их.
Теперь я лучше понимал, какой была жизнь Беллы с ее матерью. Неудивительно, что Белла стала такой внимательной и заботливой. Неудивительно, что пожертвовала своим детством, чтобы опекать эту женщину.
– У меня с собой, – Рене устало кивнула в сторону маленького чемодана, брошенного у порога.
Самому себе я казался в этой комнате слоном. Ни та ни другая до сих пор не заметили меня, хотя я и не пытался прятаться. На ночь свет приглушили, но все равно он был достаточно ярким, чтобы медсестры могли выполнять свою работу.
Я решил заявить о своем присутствии.
– Разрешите, я вам его принесу.
Я быстро поставил чемодан на столик, удобно приставленный к креслу.
Как и у Чарли, первой реакцией Рене был внезапный всплеск страха и выброс адреналина. Но она быстро опомнилась, решила, что всему виной усталость, к тому же ее испугало мое порывистое движение.
«Какая же я дерганая. Но кто бы это мог быть? Хм… хмм… Тот самый «симпатичный доктор»? С виду слишком молод».
– А, ты здесь, сынок! – с легкой укоризной воскликнула Глория. Она уже успела привыкнуть к Карлайлу и ко мне. – Я думала, ты домой уехал.
– Отец просил меня побыть с Беллой, пока он помогает доктору Садарангани. Поручил мне следить за некоторыми показателями, которые ему нужны, – тем же предлогом я пользовался сегодня уже несколько раз. Говорил уверенно, и у медсестер не находилось возражений.
– Так они все еще заняты? Как бы не заснули на ходу.
Само собой, доктор Садарангани давно уехал домой. Но прежде познакомил Карлайла с гематологом, заступившим на ночное дежурство, и Карлайл ушел консультировать несколько сложных случаев.
Мать Беллы не скрывала растерянности. Глория поспешила представить меня:
– Это сын доктора Каллена – того самого, который спас вашей дочери жизнь.
– Так ты Эдвард! – догадалась Рене.
«Так это и есть тот парень? Боже мой! У Беллы нет ни единого шанса