».
– Других кресел у меня нет, милый, – сообщила Глория, – а миссис Дуайер оно, по-моему, сейчас нужнее, чем тебе.
– Конечно. Я уже выспался. Так что постою, мне совершенно удобно.
– Но уже так поздно…
«Хочу поговорить с ним».
– Все в порядке, – сказала Рене. – Если можно, я хотела бы узнать подробнее про несчастный случай. Мы тихонько.
Последние слова чуть не рассмешили меня.
– Конечно. Сейчас сделаю обход и позднее загляну к вам. Только постарайтесь хотя бы немного отдохнуть, голубушка.
Я улыбнулся Глории так тепло, как только мог, и она немного смягчилась.
«Бедный парнишка. И вправду переживает. Ничего страшного не случится, если он останется, тем более в присутствии матери».
Я подошел к Рене и протянул руку. Не вставая, она слабо пожала ее. От холода она слегка вздрогнула, отголоски недавнего прилива адреналина напомнили о себе.
– О, извините, здесь прохладно от кондиционера. Я Эдвард Каллен. Очень рад познакомиться с вами, миссис Дуайер, – жаль только, что обстоятельства этого знакомства оставляют желать лучшего.
«Говорит совсем как взрослый». Палату огласило ее одобрение.
– Зови меня Рене, – машинально предложила она. – Я… извини, я сама не своя.
«Но как же он хорош собой!»
– Ничего удивительного. Вам надо отдохнуть, как и сказала медсестра.
– Нет, – возразила Рене тихо – по крайней мере, вслух. – Ты не против, если мы поговорим минутку?
– Конечно, нет, – ответил я. – У вас наверняка много вопросов.
Я перенес поближе к Рене складной пластиковый стул, стоявший возле койки Беллы.
– Она мне о тебе не рассказывала, – объявила Рене, и ее мысли стали обиженными.
– Я… мне очень жаль. Просто мы… не так давно встречаемся.
Рене кивнула, потом вздохнула:
– Думаю, это я виновата. Ситуация с графиком Фила получилась напряженной, и я… словом, плохой из меня был слушатель.
– Она обязательно рассказала бы вам в ближайшее время. – И, заметив, что она по-прежнему винит себя, я соврал: – Я тоже не сразу все рассказал родителям. По-моему, мы просто молчали, чтобы не сглазить. Глупо как-то получилось.
Рене улыбнулась. «Как мило».
– Ничего не глупо.
Я улыбнулся в ответ.
«Какая же у него сокрушительная улыбка. Хочется надеяться, что Белла для него не игрушка».
Спеша убедить ее, я заметил, что запинаюсь.
– Я очень сожалею о случившемся. И поскольку я чувствую себя ужасно, потому что считаю, что это я во всем виноват, я готов на все, чтобы загладить вину. Если бы я мог, я поменялся бы с ней местами.
Это была чистая правда.
Она дотянулась и похлопала меня по руке. А я порадовался тому, что плотная ткань рукава скрывает температуру моей кожи.
– Ты не виноват, Эдвард.
Если бы она была права!
– Чарли кое-что рассказал мне, но он, кажется, был в замешательстве, – произнесла она.
– Как и все мы. В том числе и Белла.
Мне вспомнился тот вечер – как безобидно он начинался, сколько в нем было удовольствия и радости. И как быстро все пошло наперекосяк. Казалось, я до сих пор пытаюсь прийти в себя.
– Это моя вина, – вдруг с нечастным видом призналась Рене. – Кажется, я навредила своей дочери. Если она сбежала потому, что неравнодушна к тебе, – это все из-за меня.
– Нет, не надо так. – Я знал, какую боль испытала Белла, вынужденная ранить Чарли. Можно было представить себе, каково ей будет узнать, что ее мать винит в этом себя. – Белла – на редкость решительный и волевой человек. Ей известно, чего она хочет. Так или иначе, ей скорее всего просто понадобилось солнце.
При этих словах Рене слегка улыбнулась:
– Может быть.
– Рассказать вам про несчастный случай?
– Нет, я сказала, что хочу, только чтобы услышала медсестра. В том, что Белла упала на лестнице, нет ничего из ряда вон выходящего. – Поразительно, как легко родители Беллы поверили в нашу вымышленную историю. – Окно подвернулось некстати.
– Очень некстати.
– Мне просто хотелось получше узнать тебя. Белла не повела бы себя так, если бы ты ей просто нравился. Раньше она ни к кому не питала серьезных чувств. Не уверена даже, что ей известно, как при этом себя вести.
Я снова улыбнулся ей:
– Не только ей, но и мне.
«Да, как же, красавчик, – с сомнением отозвалась она. – Здорово у него язык подвешен».
– Не обижай мою девочку, – попросила она, посерьезнев. – Она слишком впечатлительная.
– Обещаю вам: я никогда и ничем не обижу ее, – эти слова я произнес совершенно искренне и отдал бы что угодно, лишь бы Белла была невредима и счастлива, и все же сомневался в том, что говорю правду. Ибо что причинило бы Белле наибольший вред? Самым честным из ответов неизбежно оказался бы лишь один.
Гранатовые зернышки и мое царство Аида. Разве не стал я только что свидетелем ужасного примера тому, как жестоко может обойтись с ней мой мир? Разве не по этой причине сейчас она лежала здесь, израненная и неподвижная?
Да, удерживать ее рядом означало бы причинять ей наибольший вред из всех возможных.
«Хм, кажется, он настроен серьезно. Что ж, сердца разбиваются, потом раны заживают. Такова жизнь. – Но тут она вспомнила лицо Чарли и смутилась. – Мысли путаются, я так устала. Утром все прояснится».
– Вам надо поспать. Во Флориде уже очень поздно. – Я услышал, как исказился от боли мой голос, но она еще слишком плохо знала его, чтобы заметить.
Она кивнула, у нее уже слипались глаза.
– Разбудишь меня, если ей что-нибудь понадобится?
– Обязательно.
Она поворочалась в неудобном кресле и быстро забылась сном.
Я перенес свой стул обратно к кровати Беллы. Было так странно видеть ее спящей неподвижно. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы она пролепетала что-нибудь во сне. Видит ли она меня рядом с собой в темноте прямо сейчас? Я не знал даже, есть ли у меня право надеяться на то, что видит.
Прислушиваясь к дыханию матери и дочери, я впервые за все время, как остался здесь, вспомнил об Элис. Обычно она не давала мне такой свободы, каким бы отчаянным ни было мое душевное состояние. Я понял, что уже некоторое время жду, что она вот-вот решит проведать меня с Беллой. И смог придумать лишь одну причину, по которой она меня избегала.
Мне с избытком хватило бы времени, чтобы обдумать события минувшего дня, но я этого так и не сделал. Только смотрел на Беллу и напрасно желал оказаться выше и лучше. Сделать правильный выбор и остаться верным ему еще до того, как ее затронул весь этот кошмар.
В этот момент я понял, что должен сделать кое-что. Я знал, что будет больно, но недостаточно: я заслуживал худшей кары. Оставлять Беллу не хотелось, но пришлось. С Элис я свяжусь по телефону, не зная точно, где она прячется от меня.
Я вышел в коридор – вызвав всплеск интереса со стороны двух медсестер, которые задались вопросом, отлучался ли я раньше из палаты, – и прежде чем успел достать телефон, услышал мысли Элис, поднимающейся по лестнице. Я двинулся навстречу, чтобы встретиться с ней за дверью на лестничную клетку.
Она несла в руках что-то маленькое, черное, обернутое тонким шнуром, и держала это нечто так, словно хотела сжать пальцы и раздавить, уничтожить свою ношу. В глубине души я удивился тому, что она этого так и не сделала.
«Этот спор с тобой я просмотрела больше трехсот раз, но так и не убедила тебя».
– И не сможешь. Мне надо это видеть.
«На этом и остановимся. Вот, держи». Элис сунула мне камеру, и я заметил, как рада она избавиться от нее. Я нехотя принял ее. В моей руке она выглядела чуждо и зловеще. «Уйди куда-нибудь, чтобы тебе не помешали».
Я кивнул. Совет был уместный.
«А я пригляжу за Беллой. Это ни к чему, но я же знаю, что так тебе будет легче».
– Спасибо.
Элис стрелой вылетела за дверь.
Некоторое время я блуждал по коридорам, в это время тихим, но не безлюдным. Подумывал укрыться в пустующей палате, но это убежище показалось мне недостаточно укромным. Потом спустился в вестибюль и вышел на территорию больницы. Здесь ощущение, что я один, усилилось, но все равно время от времени попадались сотрудники службы безопасности, проводящие обходы. Пока я шел с целеустремленным видом, я не внушал им подозрений, но если бы задержался на одном месте, ко мне наверняка обратились бы с расспросами.
Я искал уединенный уголок и с облегчением обнаружил его, начисто лишенный человеческих мыслей, прямо по другую сторону большого кругового проезда.
По иронии судьбы пустующее здание оказалось часовней при больнице, освещенной и незапертой, несмотря на поздний час. Я знал, что это место утешило бы Карлайла, но был совершенно уверен в том, что мне сейчас не поможет ничто.
Изнутри дверь не запиралась, и я прошел в переднюю часть зала, стараясь отойти от двери как можно дальше. Вместо скамей здесь были расставлены рядами складные деревянные стулья. Я придвинул один из них к стене в тени органа.
Элис оставила мне наушники, я вставил их в уши.
Закрыв глаза, я сделал глубокий вдох. Как только я увижу то, что собирался, оно поселится у меня в памяти навсегда. От него не будет спасения. И это справедливо. Белла пережила эти события. Мне же предстояло только увидеть их.
Я открыл глаза и включил камеру. Экран, на котором воспроизводилась запись, имел ширину всего два дюйма. Я так и не понял, стоит ли мне быть благодарным судьбе за это или же я обязан был посмотреть все это на экране значительно большего размера.
Запись начиналась со снятого вблизи лица следопыта. С Джеймса – это имя казалось слишком безобидным для него. Он улыбнулся мне, и я понял, что именно этого он хотел – улыбнуться мне. Все это предназначалось для меня. Все дальнейшее должно было стать разговором между им и мной. Односторонним, однако целью всего, что будет дальше, Белла никогда и не была. Был я.