– Привет, – любезным тоном произнес он. – Добро пожаловать на представление. Надеюсь, тебе понравится то, что я для тебя приготовил. К сожалению, готовиться пришлось наспех, недостаточно тщательно. Кто бы мог подумать, что мне понадобится всего несколько дней, чтобы победить? Но прежде чем, так сказать, поднимется занавес, хотелось бы напомнить, что это, в сущности, твоя вина. Если бы ты не встал у меня на пути, все бы кончилось сразу. Впрочем, так гораздо веселее, верно? Итак, приятного просмотра!
Экран почернел, потом началась новая сцена. Я узнал ракурс, который показывала камера. Она была установлена на телевизоре и направлена на длинную зеркальную стену. Следопыт как раз отходил от нее. Скорость, с которой он метнулся к дальнему правому краю кадра, камера зафиксировала как отдельный краткий проблеск. Он остановился у аварийного выхода, замер с протянутой рукой. В этой руке я разглядел черный прямоугольник. Пульт. Следопыт слегка наклонил голову, прислушался. Услышал слишком тихий и потому не записавшийся звук и улыбнулся прямо в камеру. Для меня.
А потом я тоже услышал. Сбивчивый топот бегущих ног. Срывающееся дыхание. Открылась дверь, последовала пауза.
Следопыт поднял пульт и нажал кнопку.
Громче всех предыдущих звуков из динамиков прямо под камерой донесся испуганный голос матери Беллы:
– Белла? Белла!
Шаги в другой комнате снова ускорились.
– Белла, как ты меня напугала! – сказала из динамиков Рене.
Белла ворвалась в комнату, озираясь в панике.
– Никогда больше не смей так делать, – со смехом продолжала Рене.
Белла резко обернулась на голос матери, очутилась лицом ко мне, сфокусировала взгляд чуть ниже камеры. Я увидел, как до нее дошло, в чем дело. Выстроить всю цепочку выводов она еще не успела, но уже вздохнула с облегчением. Ее матери ничто не угрожало.
Звуки в динамиках смолкли. Белла нехотя сдвинулась с места. Ей не хотелось видеть его, но она знала, что он рядом. И замерла, отыскав взглядом его, выжидательно застывшего. Беллу я видел только в профиль, зато его улыбку, адресованную ей, – совершенно отчетливо.
Он приблизился к ней, и я, спохватившись, разжал пальцы. Крушить камеру было еще слишком рано. Он прошел мимо Беллы, продолжил путь к телевизору, чтобы положить пульт. При этом он посмотрел в камеру и подмигнул мне. Потом повернулся к Белле. Теперь он стоял ко мне спиной, зато Беллу я видел прекрасно. Камера была повернута так, что в кадр не входило его отражение в зеркалах. Видимо, тут он просчитался. Он же хотел, чтобы я видел его представление.
– Извини, Белла, но ведь так даже лучше – не пришлось впутывать твою маму, верно?
Белла смотрела на него со странным, почти умиротворенным выражением.
– Да.
– Ты, похоже, не сердишься на меня за обман.
– Нет, – ее ответ прозвучал искренне.
Следопыт помедлил секунду.
– Странно. Ты говоришь правду. – Он склонил голову набок, но о выражении его лица я мог лишь догадываться. – Твоему странному клану надо отдать должное: вы, люди, способны вызвать любопытство. Пожалуй, я был бы не прочь понаблюдать за вами. Поразительно, насколько у некоторых из вас отсутствует страх за свою шкуру.
Он подался к ней, словно в ожидании ответа, но она молчала. Ее глаза стали непроницаемыми, не выдавали ничего.
– Наверное, хочешь сказать, что твой парень отомстит за тебя? – издевательски осведомился он. Издевка предназначалась не для нее.
– Вряд ли, – негромко возразила Белла. – По крайней мере, я просила его не делать этого.
– И что он ответил?
– Не знаю. Я написала ему это в письме.
«И очень тебя прошу – не надо преследовать его, – написала она. – Я люблю тебя. Прости».
Она вела себя почти беспечно. И это, казалось, беспокоило следопыта, потому что он заговорил резко, голос зазвучал зловеще.
– Как романтично, – сарказм был почти осязаем. – Прощальное письмо. Думаешь, он исполнит твою просьбу?
По ее глазам по-прежнему было невозможно прочесть хоть что-нибудь, а ее лицо осталось спокойным, когда она ответила:
– Надеюсь.
«Это единственное, о чем я прошу тебя на прощание, – писала она. – Сделай это ради меня».
– Хмм. Ну, значит, наши надежды не совпадают, – голос стал кислым. Сдержанность Беллы рушила сцену, которую он спланировал. – Видишь ли, я нашел тебя слишком легко и быстро и потому немного разочарован. Я ожидал, что будет гораздо труднее. Честно говоря, мне просто повезло.
Лицо Беллы стало терпеливым, как у матери, которая знает, что рассказ ее двухлетки будет длинным и бессвязным, но все равно намерена дослушать, потакая ему.
В ответ следопыт заговорил еще резче:
– Когда Виктории не удалось подобраться к твоему отцу, я велел ей разузнать как можно больше о тебе. Какой смысл гоняться за тобой по всему свету, когда можно спокойно дождаться тебя в том месте, которое я назначу сам?..
И он продолжал говорить, чеканил слова самодовольно и медленно, но я чувствовал, как в нем назревает досада. Темп его речи ускорялся, Белла не реагировала. Она ждала, терпеливо и вежливо. Видимо, этим и бесила его.
До сих пор я почти не задумывался о том, как следопыт разыскал Беллу – времени не было ни на что, кроме действий, – но теперь все прояснялось. И ничуть не удивляло меня. Я слегка поморщился, осознав, что наш вылет в Финикс спровоцировал его последний ход. Но это была лишь одна из тысячи ошибок, тяжким грузом лежащих на моей совести.
Он закруглялся, заканчивал свой монолог – интересно, считал ли он, что произвел на меня впечатление? – и я сжался, готовясь к тому, что увижу дальше.
– Как видишь, все очень просто, – заключил он. – По моим меркам – так себе. Надеюсь, насчет своего парня ты ошибаешься. Как его – Эдвард?
Глупо это было с его стороны – притворяться, будто он забыл, как меня зовут. Забыть мое имя он просто не мог, как и я его.
Белла не ответила. И теперь казалась немного растерянной. Будто не понимала, в чем смысл. Не сознавала, что представление разыграно не для нее.
– Надеюсь, ты не станешь возражать, если я оставлю твоему Эдварду небольшое послание от себя?
Он отступал, пока не вышел из кадра. Камера вдруг показала крупно только лицо Беллы.
Смысл выражения на ее лице был для меня совершенно ясным. Только теперь она начинала понимать, что происходит. Она и раньше знала, что он убьет ее. Но не предполагала, что сначала он будет ее мучить. Впервые с тех пор, как она убедилась, что ее мать в безопасности, в ее глазах отразилась паника.
Мой ужас нарастал тем быстрее, чем страшнее становилось ей. Как мне это пережить? Я не знал. Но она выжила, значит, и я должен.
Следопыт убедился, что мне хватило времени проникнуться ее страхом, сменил план и слегка повернул камеру так, чтобы я видел его отражение в зеркале за спиной Беллы.
– Прости, но, посмотрев эту запись, он наверняка бросится за мной в погоню. – Затея вновь стала нравиться ему. Ужас Беллы был той самой драмой, которой он ждал, на которую рассчитывал. – Не хочу, чтобы он что-нибудь пропустил. Разумеется, все это предназначено для него. Ты ведь просто человек, на свою беду очутившийся в неудачном месте в неудачное время и, кстати, попавший в плохую компанию.
Он снова вошел в кадр, приблизился к ней. Его кривая ухмылка отразилась в зеркалах.
– Но прежде чем мы начнем…
У Беллы побелели губы.
– Я не прочь растравить рану, совсем чуть-чуть. – Его отражение в зеркале посмотрело прямо мне в глаза. – Решение было очевидным, и я побаивался, что Эдвард поймет это и испортит мне все удовольствие. Речь идет о том, что случилось когда-то давным-давно, очень давно. Это был первый и единственный раз, когда от меня ускользнула добыча.
Элис показывала мне способ сделать так, чтобы следопыт утратил интерес к добыче. Он понятия не имел, что я отверг эту мысль. И ни за что бы не понял почему.
Он продолжал очередной монолог, и хотя я сознавал, что благодаря его потребности позлорадствовать Белла дожила до нашего появления, я все равно скрипел зубами в досаде – все время, пока он не произнес слово «подружка»: только тогда я вдруг встрепенулся. Так вот о чем пыталась сообщить нам Белла! «Элис, видеозапись! Он узнал тебя, Элис, ему было известно, откуда ты взялась».
– …А она, бедняжка, похоже, даже не заметила боли, – объяснял Джеймс. – Слишком уж долго она просидела в этой дыре. Веком ранее за такие видения ее сожгли бы на костре. А в двадцатых годах двадцатого века всего лишь упекли в психушку и лечили электрошоковой терапией. Когда она открыла глаза, свежая, полная сил и молодая, ей показалось, что она впервые увидела солнце. Старый вампир сделал ее сильной молодой вампиршей, тем самым лишив меня причины иметь с ней дело. В отместку я уничтожил старика.
– Элис… – выдохнула Белла. Откровения следопыта не вернули прежний цвет ее лицу. Ее губы уже приобрели еле уловимый зеленоватый оттенок. Неужели она лишится чувств? Я вдруг понял, что надеюсь на это – она получила бы передышку, спасение, пусть и ненадолго.
Здесь было о чем подумать, и в какой-то момент мне наверняка захочется узнать мнение Элис, но не сейчас. Не сейчас.
– Да, твоя миниатюрная подружка. Как я удивился, увидев ее на поле! – Он снова посмотрел мне в глаза. – Во всей этой истории хоть что-то послужит утешением для ее клана. Мне досталась ты, а им – она. Единственная жертва, сбежавшая от меня, – в сущности, это даже почетно.
А как восхитительно она пахла! До сих пор жалею, что так и не попробовал на вкус… Она пахла даже лучше, чем ты. Извини, не хотел тебя обидеть. Ты очень приятно пахнешь. Какими-то цветами…
Он подходил все ближе и ближе, пока не навис над ней, потом протянул руку, и я снова чуть не раздавил камеру. Но на этот раз он ничего ей не сделал – только стал играть прядью ее волос, продлевая ее ужас. Растягивая его.
Соскользнув со стула на пол, я поставил камеру рядом с собой. И крепко стиснул кулаки. Я успел как раз вовремя: следопыт легко провел по щеке Беллы, и я мимолетно задумался, не переломаю ли себе пальцы.