Был второй час дня. Я закрыл жалюзи, отгораживаясь от полуденного солнца, но скоро я снова приоткрою их. Солнце уже заглядывало в окна с другой стороны больничного корпуса.
Едва Рене вышла, я придвинул свой стул поближе к кровати Беллы и поставил локти на край матраса рядом с ее плечом. Я не представлял, чувствует ли она, как проходит время, или ее разум все еще там, в проклятой комнате с зеркалами. Она нуждалась в утешении, и я знал ее достаточно, чтобы понимать, как мое лицо утешит ее. К худу или к добру, но мое присутствие ее успокаивало.
Она заворочалась как по расписанию. Ей и прежде случалось пошевелиться во сне, но это усилие было более осознанным. Она наморщила лоб, когда от напряжения ей стало больно, между бровями возникла маленькая тревожная галочка. Как мне часто хотелось, я легонько провел по этой галочке указательным пальцем, словно стирая ее. Она слегка разгладилась, веки Беллы затрепетали. Показания на мониторе свидетельствовали, что сердечный ритм чуть ускорился.
Она открыла глаза, снова закрыла. Предприняла еще попытку и зажмурилась от яркого верхнего света. Посмотрела в сторону окна, ожидая, когда привыкнут глаза. Теперь ее сердце билось еще быстрее. С трудом шевеля руками в проводах от мониторов, она потянулась к трубке под носом в явной попытке убрать ее. Я перехватил ее руку.
– Нет, не вздумай, – тихо произнес я.
Едва она услышала мой голос, стук ее сердца замедлился.
– Эдвард? – Голова у нее поворачивалась не так свободно, как ей хотелось. Я наклонился к ней. Наши взгляды встретились, и ее глаза, со все еще красными от крови белками, начали наполняться слезами. – Эдвард, прости меня, пожалуйста!
Когда она извинялась передо мной, боль возникала особенная, острая и пронизывающая.
– Ш-ш-ш… – перебил я. – Теперь все хорошо.
– Что случилось? – спросила она и наморщила лоб, словно пытаясь разгадать загадку.
Ответ у меня был заготовлен заранее. Я продумал наиболее щадящее из возможных объяснений. Но вместо него у меня вырвались страх и раскаяние.
– Я чуть было не опоздал. Я мог опоздать.
Долгую минуту она смотрела на меня во все глаза, и я видел, как к ней возвращаются воспоминания. Она поморщилась, ее дыхание участилось.
– Я поступила так глупо, Эдвард. Я ведь думала, что моя мама у него.
– Он всех нас провел.
От волнения и спешки она нахмурилась:
– Надо позвонить Чарли и маме!
– Им звонила Элис. – Она вызвалась делать это вместо Карлайла и теперь болтала с Чарли по несколько раз на дню. Как и Рене, он был совершенно очарован ею. Я знал, что Элис собирается позвонить ему сразу же, как только Белла придет в себя. И радуется тому, что это должно случиться сегодня. – Рене здесь – ну, здесь, в больнице. Только ушла перекусить.
Белла поерзала так, словно собиралась вскочить.
– Мама здесь?
Я удержал ее за плечо. Она заморгала, растерянно огляделась по сторонам.
– Она скоро вернется, – заверил я. – А ты лежи смирно.
Но успокоить ее так, как я надеялся, не удалось. В глазах заметалась паника.
– Но что вы ей сказали? Как объяснили ей, почему я попала в больницу?
Я слегка улыбнулся:
– Ты оступилась на лестнице, скатилась на два пролета вниз и выбила стекло в окне.
Поскольку ее родители поверили в это – и не просто как в убедительное объяснение, а как в то, чего и следовало ожидать, – я счел себя вправе добавить:
– Согласись, правдоподобно.
Она вздохнула, но заметно успокоилась теперь, когда знала, чем оправдываться. Несколько секунд она разглядывала собственное тело, укрытое одеялом.
– Сильно мне досталось? – спросила она.
Я перечислил только самые серьезные повреждения:
– Сломана нога и четыре ребра, несколько трещин в черепе, порезы и ссадины по всему телу и серьезная кровопотеря. Тебе несколько раз переливали кровь. Мне не понравилось: на какое-то время твой запах стал чужим.
Она улыбнулась и тут же поморщилась.
– Немного разнообразия тебе не повредит.
– Нет, мне нравится твой запах.
Она внимательно, испытующе вгляделась мне в глаза и после длинной паузы спросила:
– Как это у тебя получилось?
Я не понимал, почему поднимать эту тему настолько неприятно. Да, у меня получилось. Мое достижение до глубины души потрясло Эмметта, Джаспера и Элис. Но я воспринимал его иначе. Как поражение, которого я чудом избежал. Я с невыносимой отчетливостью помнил, как остро моему телу хотелось остаться в состоянии этого блаженства навсегда.
Больше я не мог выдержать ее взгляд. Перевел глаза на ее руку, осторожно взял ее. От нее в обе стороны отходили провода.
– Сам не знаю, – прошептал я.
Она молчала, но я чувствовал, что она смотрит на меня, ожидая продолжения. И вздохнул.
Еле слышно я добавил:
– Было невозможно… остановиться. Совершенно невозможно. Но я смог.
В этот момент я попытался улыбнуться ей, встретиться с ней взглядом.
– Должно быть, это любовь.
– Вкус у меня такой же приятный, как запах? – Она усмехнулась шутке и поморщилась от неприятных ощущений в скуле.
Я даже не пытался подстроиться к ее легкому тону. Улыбаться ей явно не стоило.
– Еще лучше, – честно, хотя и с оттенком горечи ответил я. – Гораздо лучше, чем мне представлялось.
– Прости.
Я закатил глаза.
– Не за то извиняешься.
Она изучила мое лицо и, кажется, не удовлетворилась результатами.
– А за что надо?
Ни за что, хотелось ответить мне, но я же видел, как она настроена извиниться, поэтому дал ей пищу для размышлений.
– За то, что чуть не покинула меня навсегда.
Она в задумчивости кивнула, принимая поправку.
– Прости.
Я гладил ее по руке и гадал, ощущает ли она мое прикосновение через многослойную повязку.
– Я понимаю, почему ты так поступила. И все-таки это было безрассудство. Надо было дождаться меня и обо всем рассказать.
В таком решении она не видела смысла.
– Ты бы меня не отпустил.
– Да, – сквозь зубы согласился я. – Не отпустил бы.
Взгляд ее ненадолго стал далеким, сердце заколотилось. Она передернулась и зашипела от боли, вызванной этим движением.
– Что такое, Белла?
Ее вопрос был жалобным:
– Что стало с Джеймсом?
По крайней мере, на этот раз мне было чем ее успокоить.
– После того как я отшвырнул его от тебя, им занялись Эмметт и Джаспер.
Она нахмурилась, поморщилась, и ее лицо прояснилось.
– А я не видела там Эмметта с Джаспером.
– Им пришлось покинуть комнату… там было слишком много крови.
Реки. На секунду мне показалось, что я все еще в кровавых пятнах.
– А ты остался, – выдохнула она.
– Да, остался.
– И Элис, и Карлайл… – полным удивления голосом продолжала она.
Я чуть улыбнулся:
– Знаешь, они тоже любят ее.
Ее лицо вдруг снова стало тревожным.
– Элис видела запись?
– Да.
Этой темы мы с Элис пока избегали. Я знал, что она сама ведет поиски, а она – что я еще не готов обсуждать их с ней.
– Она всегда жила, не осознавая себя, – с тревогой произнесла Белла. – Потому и не помнила ничего.
Как это было похоже на нее – беспокоиться о других даже в такой момент.
– Да. Теперь она это понимает.
Я не знал точно, что отражалось у меня на лице, но оно озаботило Беллу. Она попыталась протянуть руку и коснуться моей щеки, но ей не дала игла в кисти и подведенная к ней трубка капельницы.
– Фу… – простонала она.
Игла выскочила? Ее движение было не настолько резким, хотя пристально я за ним не следил.
– Что такое? – встрепенулся я.
– Иголка, – ответила она, глядя на потолок так сосредоточенно, словно на нем имелось нечто более примечательное, чем простые звукопоглощающие плитки. Она сделала глубокий вдох, и я удивился, заметив бледно-зеленую кайму по краям ее губ.
– Иголки испугалась, – проворчал я. – Вампир-садист, готовый замучить ее насмерть, – это пустяки, ради встречи с ним можно и удрать. То ли дело капельница!
Она закатила глаза. Зеленоватая бледность постепенно пропадала.
Наконец она снова уставилась на меня и обеспокоенно спросила:
– А ты почему здесь?
Я думал… но это не имело значения.
– Мне уйти?
Может, то, что мне следовало сделать, окажется проще, чем я думал. Боль впилась примерно туда, где когда-то находилось мое сердце.
– Нет! – почти в полный голос запротестовала она. И тут же понизила его почти до шепота: – Я о другом: как объяснить твое присутствие моей маме? Надо продумать мою версию, пока она не вернулась.
– Аа.
Разумеется, на легкий выход из ситуации нечего и рассчитывать. Сколько раз мне уже казалось, что она бросит меня, а этого так и не произошло.
– Я приехал в Финикс, чтобы образумить тебя, – объяснил я тем же искренним и открытым тоном, каким пользовался, когда требовалось уболтать медсестер, доказать, что мне положено оставаться в этой палате. – И убедить вернуться в Форкс. Ты согласилась на встречу и приехала в отель, где я остановился вместе с Карлайлом и Элис. – Я пошире открыл глаза, придавая себе наивный вид. – Само собой, здесь я находился под присмотром одного из родителей… Но на лестнице, поднимаясь ко мне в номер, ты споткнулась… а остальное ты уже знаешь. В подробности можешь не вдаваться: легкая путаница в твоем случае вполне оправданна.
Она задумалась над моими словами.
– В этой версии есть несколько изъянов. Например, отсутствие разбитых окон.
Я невольно усмехнулся:
– Вообще-то они есть. Элис немного перестаралась, пока фабриковала доказательства. Все было продумано до мелочей, ты даже можешь подать на отель в суд, если захочешь.
Эта мысль явно возмутила ее.
Я легонько коснулся ее щеки там, где не было ссадин.
– Тебе не о чем беспокоиться. Твое дело – поправляться.
И вдруг ее сердце вновь застучало быстрее. Я поискал признаки боли, предположил, что в моих словах что-то обидело ее, но потом заметил расширенные зрачки и понял. Она отреагировала на мое прикосновение.