– Просто я перенервничала, – призналась Рене, слишком хорошо зная себя и потому застеснявшись сразу после хвастовства. – Неподалеку от нас произошло преступление, вот я и побоялась оставаться дома одна.
– Преступление? – мгновенно насторожилась Белла.
– Кто-то сначала вломился в ту балетную студию неподалеку от нас, а потом устроил поджог – она сгорела дотла! А перед студией бросили угнанную машину. Помнишь, ты когда-то ходила в ту студию, дорогая?
Угоняли машины не только мы. Следопыт припарковался с южной стороны от студии. А мы об этом не знали, чтобы замести его следы вместе с нашими. Вдобавок это пошло на пользу нашему алиби, так как та машина числилась в угоне за день до нашего прибытия в Финикс.
– Помню, – дрогнувшим голосом ответила Белла.
Я с трудом удержался в прежней позе. Рене тоже заволновалась.
– Детка, если хочешь, я останусь с тобой.
– Нет, мама, все хорошо. Со мной побудет Эдвард.
«Да уж, побудет он… Ах да, у меня же еще стирка, и холодильник надо разобрать. То молоко несколько месяцев в нем простояло».
– К вечеру вернусь.
– Я люблю тебя, мама.
– Я тоже тебя люблю, Белла. Постарайся впредь быть осторожнее, дорогая, я не хочу тебя потерять.
Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не расплыться в усмешке.
Явилась Беа с обходом, привычно протиснулась мимо Рене, чтобы взглянуть на мониторы Беллы.
Рене поцеловала Беллу в лоб, похлопала по руке и ускользнула, спеша сообщить Филу известие о том, что дочери уже лучше.
– Тебя что-то беспокоит, детка? – спросила Беа. – Пульс резко повышался.
– Все хорошо, – ответила ей Белла.
– Сейчас скажу старшей медсестре, что ты в сознании. Она подойдет через минуту.
Прежде чем за Беа закрылась дверь, я был рядом с Беллой.
Она высоко вскинула брови – или встревожилась, или впечатлилась.
– Ты угнал машину?
Я понял, что она имеет в виду машину, брошенную на парковке, но она, в сущности, права. Только не одну, а две.
– Хорошая была машина, быстрая, – ответил я.
– Ну, как сон? – спросила она.
Шутливость нашего диалога поблекла.
– Интересный.
Смена настроения озадачила ее.
– То есть?
Не зная, что она прочтет по моим глазам, я смотрел на высокий бугор под одеялом в том месте, где лежала ее искалеченная нога.
– Удивительно, – с расстановкой выговорил я. – Я думал, Флорида… и твоя мама… в общем, мне казалось, что именно об этом ты мечтаешь.
– Но во Флориде тебе придется целыми днями сидеть взаперти, – возразила она, не уловив смысла моих слов. – Ты сможешь выходить только по ночам, как настоящий вампир.
Она сказала об этом так, что мне захотелось улыбнуться, но еще больше – удержаться от улыбки.
– Я останусь в Форксе, Белла. Или в другом таком же месте. Там, где я больше не причиню тебе вреда.
Она недоуменно уставилась на меня, будто я ответил ей на латыни. Я ждал, когда смысл моих слов дойдет до нее. Вдруг ее сердце заколотилось быстрее, дыхание участилось, грозя гипервентиляцией. От каждого вздоха она вздрагивала, ее легкие, расширяясь, толкали сломанные ребра.
Тень скорбного будущего мелькнула у нее на лице.
Это было больно видеть. Мне хотелось чем-нибудь облегчить ее боль, ее ужас, но ведь это решение должно было считаться правильным. Оно не выглядело правильным, однако своим эгоистичным чувствам я не мог доверять.
Глория, только что явившаяся на дневное дежурство, вошла в палату и окинула Беллу опытным взглядом.
«Я бы сказала, что-то она не очень. Хорошо хоть глаза открыла, бедняжка».
– Пора принять обезболивающие, милая? – ласково спросила она, регулируя капельницу.
– Нет-нет, – задыхаясь, запротестовала Белла. – Мне не нужно.
– Детка, не надо храбриться. Чем меньше стрессов, тем лучше для тебя; тебе нужен покой.
Глория подождала, когда Белла передумает. Белла опасливо покачала головой, на ее лице смешались боль и упрямство.
Глория вздохнула:
– Ладно. Когда надумаешь, нажми кнопку вызова.
Она взглянула на меня, не зная, как отнестись к моим неустанным бдениям, и перед уходом еще раз посмотрела на мониторы Беллы.
Взгляд Беллы по-прежнему был безумным. Я приложил ладони к ее щекам, стараясь еле касаться поврежденной левой.
– Ш-ш-ш, Белла, успокойся.
– Не оставляй меня, – взмолилась она.
Вот потому-то я и не справлялся своими силами. Как же я мог причинять ей новые муки? Она и так вся перебинтована, буквально собрана по частям, она изнывает от боли и просит лишь об одном – чтобы я остался.
– Не оставлю, – пообещал я, мысленно внося поправки в свой ответ: «До тех пор, пока ты не поправишься. Пока не будешь готова. Пока я не найду в себе силы». – А теперь успокойся, пока я не вызвал медсестру со снотворным.
Казалось, она услышала мои мысленные оговорки. Когда-то, еще до того, как начались охота и ужасы, я много раз обещал, что останусь с ней. Я всегда говорил искренне, и она всегда верила мне. Но теперь будто видела меня насквозь. Ее сердце не успокаивалось.
Я погладил ее здоровую щеку.
– Белла, никуда я не денусь. Я буду рядом до тех пор, пока я тебе нужен.
– Клянешься, что ты меня не бросишь? – прошептала она и невольно потянулась к собственному боку. Должно быть, болели ребра.
Для расставания она сейчас слишком хрупка. Мне следовало понять это и подождать. Несмотря на то что Рене только что предложила ей идеальный вариант жизни без вампиров.
Я снова взял ее лицо в ладони, позволил всепоглощающей любви к ней отразиться в моих глазах и солгал, призвав на помощь весь столетний опыт ежедневного обмана:
– Клянусь.
Напряжение покинуло ее. Она смотрела мне в глаза, не отрываясь, и уже через несколько секунд ее сердце забилось в нормальном ритме.
– Так лучше?
С настороженными глазами она неуверенно отозвалась:
– Да.
Должно быть, она чувствовала, что я чего-то недоговариваю.
Мне требовалось, чтобы она верила мне, – хотя бы настолько, чтобы благополучно поправиться. Я просто не мог допустить, чтобы даже ее затянувшееся выздоровление оказалось на моей совести.
И я попробовал вести себя так, будто ничего не скрываю. Будто я недоволен ее взвинченностью и подозрительностью. Я состроил раздраженную мину и проворчал:
– Незачем так горячиться, тебе не кажется?
Проворчал так быстро, чтобы она не разобрала ни слова.
– Зачем ты так? – с дрожью в голосе откликнулась она. – Тебе надоело все время спасать меня? Хочешь, чтобы я уехала?
Чего мне хотелось, так это ближайшую сотню лет смеяться над ее словами о том, что она мне надоела. Или рыдать тысячу.
Но теперь я уже не сомневался: придет время, когда я должен буду переубедить ее. И я умерил свою реакцию, сделал ее сдержанной и прохладной.
– Нет, Белла, конечно, я не хочу остаться без тебя. Рассуди здраво. И спасать тебя мне тоже не надоело, но именно из-за меня ты постоянно подвергаешься опасности… это из-за меня ты сейчас здесь.
Истина пробила себе дорогу в самом конце моей речи.
Белла нахмурилась:
– Да, из-за тебя я здесь и я жива.
Я больше не мог цепляться за сдержанность и прошептал, чтобы скрыть боль:
– Едва жива. Вся в бинтах и гипсе и даже пошевелиться толком не можешь.
– Мой последний околосмертный опыт тут ни при чем, – огрызнулась она. – Я имела в виду другие – назови, какой хочешь. Если бы не ты, я бы уже гнила на кладбище Форкса.
От этой картины я содрогнулся, но поспешил вернуться к своим доводам, чтобы не дать ей увести разговор в сторону.
– Но это еще не самое страшное. Увидеть тебя лежащей на полу… избитой и скорчившейся… – я с трудом сохранял власть над собственным голосом, – думать, что я опоздал, даже слышать, как ты страдаешь от боли, – все это невыносимо, эти воспоминания я унесу с собой в вечность. Но хуже всего – знать, что остановиться я не могу. Понимать, что сам убью тебя.
Она нахмурилась:
– Но ведь не убил.
– А мог. С легкостью.
Ее сердце опять судорожно заколотилось.
– Дай мне обещание, – шепотом выговорила она.
– Какое?
Она смотрела на меня в упор.
– Ты сам знаешь.
Белла поняла, к чему я веду. Услышала, как я настраиваю самого себя проявить необходимую силу. Не стоило мне забывать, что мои мысли она читает в тысячу раз успешнее, чем я читаю ее. Надо было подавить в себе потребность исповедаться. Сейчас важнее всего – ее выздоровление.
Я решил говорить только правду, чтобы она не раскусила меня так же легко, как раньше.
– Видимо, мне просто не хватит сил держаться от тебя подальше, так что ты все равно добьешься своего… даже если поплатишься за это жизнью.
– Вот и хорошо. – Но мне было ясно, что я ее не убедил. – Ты уже сказал, как сумел остановиться… Теперь я хочу знать почему.
– Почему – что? – растерянно переспросил я.
– Почему ты это сделал. Почему не дал яду подействовать. Сейчас я уже была бы просто одной из вас.
Этого я ей ни разу не объяснял. Я так старательно уклонялся от ее вопросов. Такую правду она не смогла бы узнать ни в каком Интернете, и это я прекрасно понимал. На миг глаза мне застлала красная пелена, и в центре этой пелены было лицо Элис.
– Да, никакого опыта отношений у меня нет, – Белла говорила быстро и пылко, спеша высказать то, что хотела, и отвлечь меня. – Но мужчина и женщина должны быть на равных – это же логично… то есть не может же кто-то один из них всякий раз спасать другого. Они должны спасать друг друга поровну.
В том, что она говорила, была доля истины, но главное она упускала. Я никогда не смог бы стать равным ей. Обратного пути для меня нет. А невредимой она могла остаться лишь в случае такого равенства.
Я скрестил руки на краю ее кровати, положил на них подбородок. Пора было умерить пыл нашего разговора.
– Ты уже спасала меня, – спокойно напомнил я. Это была чистая правда.