– Что-нибудь еще? – с сомнением спросила она.
– Ну и ладно, – пробурчал он, не глядя на нее, – найду работу и сам накоплю.
Она дождалась, когда он встретится с ней взглядом.
– Выкладывай, Джейкоб.
– Да это уже вообще…
«Зря я сюда притащился. Сам виноват, согласился на такое».
– Не важно, – настаивала она. – Говори.
– Ладно, только это перебор. – Джейкоб тяжело вздохнул. – Отец велел сказать тебе – нет, предостерег, что мы… это он так сказал, во множественном числе, я тут ни при чем… – Джейкоб поднял правую руку и двумя пальцами показал знак кавычек в воздухе. – «Мы будем начеку».
И он застыл в ожидании ее реакции, готовый удрать.
Белла мелодично рассмеялась, словно никогда еще не слышала такой забавной шутки. И никак не могла остановиться. Давясь смехом, она выговорила:
– Сочувствую, Джейк, нелегко тебе пришлось.
На него накатило облегчение.
«Она права. Это же со смеху помереть».
– Да ладно, чего уж там.
«Какая она симпатичная. Если бы не пришел сюда, никогда не увидел бы ее в этом платье. Оно того стоит, хоть духи и воняют жутко».
– Может, передать отцу, куда ему пойти вместе со своими советами?
Она вздохнула:
– Не надо. Передай ему от меня спасибо. Я же понимаю, он хотел как лучше.
Песня кончилась, Белла опустила руки. Намек для меня.
Джейкоб все еще держал ее за талию, не уверенный, что она устоит на ногах без поддержки.
– Может, еще потанцуем? Или отвести тебя куда-нибудь?
– Все в порядке, Джейкоб. Я сам справлюсь.
Он вздрогнул – так неожиданно близко раздался мой голос, – отступил на шаг, и по его спине пробежал острый холодок страха.
– А я и не заметил, как ты подошел, – сбивчиво выговорил он. «Стало быть, Билли все-таки задурил мне голову. Не может быть». – Ладно, Белла, увидимся.
– Ага, до встречи. – От ее воодушевленного ответа он воспрянул духом, помахал ей, еще раз пробормотал «извини» и направился к двери.
Я привлек Беллу к себе в объятия, снова поставил ее ноги к себе на ступни. И стал ждать, когда тепло ее тела рассеет окутавший меня холод. Только не думать о будущем. Жить этим вечером, этой минутой.
Она прижалась щекой к моей груди и довольно замурлыкала.
– Полегчало? – шепнула она.
Ну конечно, она ведь умела читать мои настроения.
– Пока нет. – Я вздохнул.
– Не злись на Билли. Он просто беспокоится за меня, ведь они с Чарли друзья. Так что не принимай близко к сердцу, – убеждала она.
– До Билли мне нет дела. А вот его сынок меня достал.
Истины в этих словах было даже слишком много. Хотя на самом деле меня раздражал вовсе не мальчишка – такой открытый ум, отличающийся от среднестатистического, всегда приятно встретить. Досаду у меня вызывало то, что он олицетворял. Нечто хорошее, доброе и человеческое.
Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы прийти в подходящее расположение духа.
Она отстранилась, взглянув на меня с любопытством и оттенком беспокойства:
– Чем?
Мысленно отмахнувшись от нелепой паники, я ответил ей в шутливом тоне:
– Во-первых, из-за него я нарушил обещание.
Она не помнила.
Я натянуто улыбнулся:
– Я же обещал сегодня не отходить от тебя ни на шаг.
– Аа. Ладно уж, прощаю, – с легкостью отозвалась она.
– Спасибо. – Я нахмурился, надеясь, что и эта гримаса получилась шутливой. – Но это еще не все.
Она ждала объяснений.
– Во-вторых, он сказал, что ты «отлично выглядишь», – я постарался придать последним словам оттенок недовольства. – А ты на самом деле выглядишь так, что это практически оскорбление. Ты не просто красива.
Она засмеялась, ее беспокойство за друга улетучилось.
– А может, ты просто судишь предвзято.
На этот раз я лучше справился с улыбкой.
– Вряд ли в этом дело. И потом, у меня превосходное зрение.
Она засмотрелась на мерцающие огоньки вокруг нас. Ее сердце билось медленнее, отставая от темпа играющей в ту минуту музыки, поэтому я двигался в ритме ее сердца. Вокруг звучали сотни голосов – обычных и мысленных, но я не слушал их. Для меня имел значение только стук ее сердца.
– Может, – заговорила она, когда песня снова сменилась, – все-таки объяснишь, зачем все это понадобилось?
Я не понял, и она многозначительно уставилась на гирлянды из гофрированной бумаги.
Я задумался о том, что мог бы ей сказать. Не про видение – у нее возникло бы слишком много возражений. Вдобавок оно относилось к слишком далекому будущему, о котором я изо всех сил старался не думать. Но пожалуй, можно было бы поделиться с ней некоторыми мыслями. Хотя обсуждать их лучше наедине, без посторонних.
В танце я изменил направление нашего движения и, продолжая кружиться, повел ее к задней двери. Мы прошли мимо ее друзей. Джессика помахала рукой, раздосадованная тем, что у Беллы платье лучше, чем у нее, и Белла улыбнулась ей. Никто из наших одноклассников-людей, похоже, не был полностью доволен этим вечером – кроме Анджелы и Бена, с благоговением смотревших друг другу в глаза. Эта пара вызвала улыбку и у меня.
Продолжая танец, я толкнул дверь спиной. Снаружи никого не было, хотя вечер выдался на редкость теплым. С облаков на западе как раз облетала последняя позолота заходящего солнца.
Поскольку нас никто не видел, я без колебаний подхватил Беллу на руки. И понес прочь от кафетерия, в тень земляничных деревьев, где было темно, как глубокой ночью. Я сел на ту же скамью, где видел Беллу солнечным утром много недель назад, и прижал свою ношу к груди. На востоке уже всходила бледная луна, просвечивая сквозь кружево облаков. Странный это был момент – вечер и ночь идеально уравновесили друг друга на небе.
Белла все еще ждала объяснений.
– Итак?.. – тихо спросила она.
– Снова сумерки, – задумчиво произнес я. – Конец еще одного дня. Каким бы хорошим ни был день, ему всегда приходит конец.
Эти дни так много значили и заканчивались так быстро.
Она насторожилась.
– Кое-что не кончается никогда.
На это мне было нечего ответить. Она права, но я думал совсем о другом непреходящем. Например, о боли. Боль не кончается.
Я вздохнул, потом ответил ей:
– Я привез тебя на выпускной бал, потому что хочу, чтобы ты ничего не упустила в своей жизни. Я не желаю, чтобы мое присутствие отняло что-нибудь у тебя, особенно если в моих силах этого не допустить. Хочу, чтобы ты была человеком. Чтобы твоя жизнь продолжалась, как случилось бы, если бы я, как и следовало, умер в восемнадцатом году.
Она передернулась и дважды с силой встряхнула головой, будто пытаясь избавиться от моих слов. Но когда заговорила, ее голос звучал насмешливо:
– В каком это параллельном мире мне вообще могло прийти в голову явиться на выпускной по своей воле? Если бы ты не был в тысячу раз сильнее меня, я ни за что не дала бы тебе затащить меня сюда.
Я улыбнулся:
– Ты же сама сказала, что здесь неплохо.
Ее ясные глаза казались бездонными.
– Только потому, что была рядом с тобой.
Я снова засмотрелся на луну. И чувствовал на своем лице ее взгляд. Не время тревожиться о будущем. Настоящее гораздо приятнее. Мне вспомнилось совсем недавнее прошлое и странная растерянность Беллы сегодня. Что она себе вообразила вместо того, чтобы прийти к очевидному ответу?
Я улыбнулся ей:
– Объяснишь мне кое-что?
– А когда я тебе отказывала?
– Пообещай, что объяснишь, – настаивал я.
– Обещаю, – нехотя согласилась она.
– По-моему, ты искренне удивилась, обнаружив, что я везу тебя сюда.
– Конечно! – перебила она.
– Вот именно. Значит, у тебя было какое-то другое предположение… Мне любопытно: зачем, по-твоему, мне вздумалось нарядить тебя?
Вопрос казался таким простым, шутливым и уместным. Никак не связанным с мыслями о будущем.
Но она смутилась, посерьезнела, чего я не ожидал.
– Не хочу об этом говорить.
– Ты обещала.
Она нахмурилась:
– Помню.
Я едва не улыбнулся, ощутив, как вспыхнули во мне давно знакомое любопытство и нетерпение. Есть вещи, которые не меняются никогда.
– Так в чем же дело?
– Мне кажется, ты разозлишься, – серьезно ответила она. – Или расстроишься.
Я никак не мог увязать ее помрачневшее выражение лица с моим глуповатым вопросом. И уже начинал бояться ее ответа, опасаться, что он напомнит о боли, которой я так старательно избегал. Вместе с тем я знал, что отсутствия ответа мое любопытство не выдержит.
– И все-таки я хочу знать. Пожалуйста!
Она вздохнула. Скользнула взглядом по серебристым облакам.
– Ну… – после долгой паузы начала она, – я думала, будет… торжественное событие. Но никак не предполагала, что настолько банальное и человеческое… как выпускной!
И она возмущенно фыркнула.
Мне понадобилось мгновение, чтобы обуздать свою реакцию.
– Человеческое? – переспросил я.
Она смотрела на свое нарядное платье и машинально теребила шифоновую оборку. Я уже знал, что будет дальше. И не мешал ей подыскивать верные слова.
– Ну ладно, – наконец сказала она, и ее взгляд стал пристальным и вызывающим. – Я надеялась, что ты передумал… и все-таки собираешься сделать меня такой, как ты.
Я столько долгих лет терпел эту боль. И жалел, что она вынудила меня вновь ощутить ее. Пока я все еще держал ее в объятиях. Пока на ней было чудесное платье, бледные плечи серебрились в лунном свете, тени ночными озерами залегли в изгибах ключиц.
Решив не обращать внимания на боль, я зацепился за самое очевидное, что было в ее ответе.
Я взял себя за лацкан.
– По-твоему, это достойный повод надеть смокинг, да?
Она сконфуженно нахмурилась:
– Откуда мне знать, как это вообще происходит? Мне, по крайней мере, это объяснение казалось более логичным, чем какой-то выпускной!
Я пытался удержать на лице улыбку, но этим лишь сильнее раздражал ее.