Сохраняя дистанцию между нею и мной, я присел на кровать в ногах Тайлера.
– Ну, каков вердикт? – спросил я у нее.
Она чуть выпятила нижнюю губу.
– Все хорошо, а они меня не отпускают. А тебя почему не привязали к носилкам?
Ее нетерпеливость вновь вызвала у меня улыбку.
Я слышал, что Карлайл уже в коридоре.
– Меня здесь знают, – беззаботно объяснил я. – Не бойся, я пришел освободить тебя.
Пока мой отец входил в палату, я наблюдал за реакцией Беллы. Ее глаза округлились, рот удивленно приоткрылся. Я внутренне застонал. Да, она несомненно заметила сходство.
– Итак, мисс Свон, как вы себя чувствуете? – спросил Карлайл. Благодаря своему удивительному умению находить подход к пациентам ему моментально удавалось расположить их к себе. Но как оно подействовало на Беллу, я так и не понял.
– Замечательно, – негромко ответила она.
Карлайл прицепил ее снимки к световому щиту у койки.
– Снимки хорошие. Голова не болит? Эдвард сказал, что вы сильно ударились головой.
Она вздохнула и повторила, что «с головой все замечательно», на этот раз в голосе проскользнуло раздражение. В мою сторону она бросила сердитый взгляд.
Карлайл шагнул к ней и осторожно прощупывал череп, пока не обнаружил шишку под волосами.
Эмоции обрушились на меня лавиной и застали меня врасплох.
Я тысячи раз видел, как Карлайл работает с людьми. Много лет назад я даже неофициально ассистировал ему – правда, лишь в тех случаях, когда не приходилось иметь дело с кровью. Поэтому для меня было не в новинку наблюдать, как он общается с пациентами, словно он такой же человек, как и они. Много раз я завидовал его самообладанию, но нынешние эмоции были совсем другими. Я завидовал не только его умению владеть собой. Почти физическую боль вызывала разница между Карлайлом и мной, его способность прикасаться к ней так бережно, без страха, и твердо знать, что он ни в коем случае не причинит ей вред.
Она поморщилась, я вздрогнул. Пришлось сосредоточиться, чтобы вновь принять непринужденную позу.
– Болит? – спросил Карлайл.
Она чуть заметно вскинула голову.
– Почти нет.
Еще одна деталь из головоломки ее характера встала на свое место: она смелая. И не любит показывать слабость.
Пожалуй, более уязвимого существа я не видел за всю свою жизнь, а она не желала казаться слабой. Я невольно усмехнулся.
И удостоился еще одного негодующего взгляда.
– Ну что же, – сказал Карлайл, – можете ехать домой – ваш отец ждет в приемном покое. Но если закружится голова или появятся проблемы со зрением, немедленно приезжайте.
Ее отец здесь? Я бегло просмотрел мысли тех, кто ждал в переполненной приемной, но так и не успел различить среди них его негромкий мысленный голос, прежде чем она заговорила. Ее лицо стало озабоченным.
– А в школу можно?
– Сегодня вам лучше остаться дома, – посоветовал Карлайл.
Она стрельнула глазами в мою сторону.
– А ему, значит, можно в школу?
Веди себя нормально, сглаживай впечатление… не подавай виду, каково это – когда она смотрит тебе прямо в глаза…
– Кто-то же должен передать остальным, что мы живы, – подал голос я.
– Между прочим, – сообщил Карлайл, – почти вся школа здесь, в приемном покое.
На этот раз я предвидел, какой будет ее реакция, – вспомнил, как неприятно ей излишнее внимание окружающих. И она меня не разочаровала.
– О нет, – застонала она и закрыла лицо ладонями.
Приятно было наконец-то сделать верную догадку. Наконец-то начать понимать ее.
– Хотите остаться в палате? – спросил Карлайл.
– Нет-нет! – поспешно отозвалась она, сбросила ноги с кровати и соскользнула с нее на пол. И тут же потеряла равновесие, чуть не упав прямо в руки Карлайла. Он поддержал ее и помог выпрямиться.
И меня вновь захлестнула зависть.
– Все замечательно, – заверила она прежде, чем он успел высказаться, и на ее щеках проступил слабый розовый румянец.
Разумеется, Карлайл на него и внимания не обратил. Убедился, что она твердо стоит на ногах, и опустил руки.
– Выпейте тайленол от боли, – порекомендовал он.
– Боли почти нет.
Карлайл улыбнулся, расписываясь в ее карте.
– Похоже, вы на редкость удачливы.
Она слегка повернула голову и впилась в меня взглядом.
– Это Эдвард удачливый.
– А, да, – сразу же согласился Карлайл, различив в ее голосе то же, что и я. Списывать со счетов свои гипотезы как игру воображения она не торопилась. Пока еще нет.
«У меня все, – мысленно обратился ко мне Карлайл. – Действуй, как сочтешь нужным».
– Премного благодарен, – быстро и тихо шепнул в ответ я. Никто из людей меня не слышал. От моего саркастического тона губы Карлайла слегка дрогнули, пока он поворачивался к Тайлеру.
– А вам, к сожалению, придется у нас задержаться, – сказал ему Карлайл, приступая к осмотру неглубоких порезов, оставленных разбитым ветровым стеклом.
Что ж, я заварил кашу, значит, по всей справедливости мне ее и расхлебывать.
Белла решительно направилась ко мне и остановилась только когда подошла вплотную и от такой близости ей стало неуютно. Я вспомнил, как раньше, еще до того, как разразился хаос, хотел, чтобы она подошла ко мне. Желание сбылось, но в виде пародии на него.
– Поговорим? – шепотом спросила она.
Ее теплое дыхание овеяло мое лицо, мне пришлось отступить на шаг. Притягательность она не утратила нисколько. Каждый раз, оказываясь рядом, она пробуждала во мне самые худшие и низменные инстинкты. Во рту ощущался прилив яда, тело подбиралось для удара, готовилось сжать ее в объятиях и впиться ей в горло зубами.
Разум был сильнее тела, но ненамного.
– Тебя ждет отец, – напомнил я ей сквозь зубы.
Она оглянулась на Карлайла с Тайлером. Тайлер не вспоминал про нас, а Карлайл прислушивался к каждому моему вздоху.
«Осторожнее, Эдвард».
– Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине, если не возражаешь, – понизив голос, настаивала она.
А мне хотелось сказать, что я решительно возражаю, но я понимал, что все равно придется. Лучше уж сразу покончить с этим разговором.
Переполненный противоречивыми чувствами, я вышел из палаты. За моей спиной слышались ее спотыкающиеся шаги, она пыталась не отставать.
Мне предстояло закатить сцену. Я знал, какую роль себе выберу, каким персонажем прикинусь – злодеем. Буду лгать, издеваться, проявлять жестокость.
Это противоречило моим лучшим порывам – тем человеческим порывам, за которые я цеплялся столько лет. Никогда еще мне не хотелось завоевать доверие так, как в этот момент, когда предстояло уничтожить все шансы на него.
Еще хуже было осознавать, что именно таким она меня и запомнит. Эта сцена должна стать прощальной.
Я обернулся к ней.
– Ну, чего тебе? – холодно спросил я.
От моей враждебности она чуть заметно сжалась. Взгляд стал растерянным, на лице возникло то самое выражение, которое неотступно преследовало меня.
– Ты обязан объясниться, – слабым голосом выговорила она. Вся кровь отхлынула от ее бледного лица.
Сохранить резкость тона было непросто.
– Я спас тебе жизнь и больше ничем не обязан.
Она вздрогнула, и смотреть, как ранят ее мои слова, было мучительно.
– Ты же обещал!
– Белла, у тебя ушиб головы. Ты сама не понимаешь, что говоришь.
Она вскинула голову.
– С головой у меня все в порядке.
Теперь она злилась и этим облегчила мне задачу. Я выдержал ее возмущенный взгляд, придав лицу холодное и жесткое выражение.
– Чего ты от меня хочешь, Белла?
– Хочу знать правду. Знать, зачем ты заставил меня врать.
Ее желание было совершенно законным, и необходимость отказывать ей вызывала у меня досаду.
– Ну и что, по-твоему, случилось? – чуть не рявкнул я.
Слова полились из нее потоком:
– Я помню только, что рядом со мной тебя не было, и Тайлер тоже тебя не видел, и не надо твердить, что это у меня от ушиба, голова тут ни при чем! Тот фургон должен был раздавить нас обоих, но не раздавил, а на боку у него остались вмятины от твоих ладоней и еще одна вмятина от тебя, на другой машине, а ты цел и невредим! И еще тот фургон должен был наехать мне на ноги, но ты задержал его и поднял… – Она вдруг судорожно стиснула зубы, и ее глаза заблестели от непролитых слез.
Я глядел на нее, всем видом выражая насмешливое пренебрежение, хотя на самом деле был восхищен: от нее ничто не ускользнуло.
– По-твоему, я поднял фургон?! – уточнил я, добавив в голос сарказма.
Она ответила кратким кивком.
Я продолжал еще более издевательским тоном:
– Ты же понимаешь: никто тебе не поверит.
Она попыталась сдержать чувства – кажется, это был гнев. А когда ответила, то намеренно отчеканила каждое слово:
– А я и не собираюсь никому об этом рассказывать.
Она не шутила – я видел это по ее глазам. Даже возмущенная предательством и разъяренная, она будет хранить мою тайну.
Но почему?
Потрясение подпортило тщательно продуманное выражение моего лица на целых полсекунды, но потом я опомнился.
– Тогда не все ли равно? – спросил я, стараясь говорить жестко.
– Мне – нет, – с жаром возразила она. – Не люблю врать, и ты должен привести очень убедительные аргументы для того, чтобы я сделала это.
Она просила меня довериться ей. Точно так же, как я хотел доверия от нее. Но эту черту я никак не мог переступить.
Мой голос звучал все так же непреклонно:
– Неужели нельзя просто сказать мне «спасибо» и покончить с этим?
– Спасибо, – бросила она, продолжая ждать и кипеть от ярости.
– Значит, не успокоишься?
– Нет.
– Ничего не поделаешь… – Я не мог сказать ей правду, даже если бы захотел… а я не хотел. Пусть лучше выдумает свою версию, чем узнает, кто я такой, потому что хуже этой правды не могло быть ничего: я – неупокоенный кошмар, прямо со страниц романа ужасов. – Вынужден тебя разочаровать.