Она лежала совершенно неподвижно, только один раз отвела волосы от лица. Они раскинулись веером вокруг ее головы – река каштанового оттенка. Одно движение руки, и она опять замерла.
При свете солнца она выглядела воплощением безмятежности. Что бы ни потревожило ее душевный покой, теперь оно улетучилось. Дыхание замедлилось. Прошло несколько длинных минут, и ее губы задрожали. Она что-то бормотала во сне.
Меня охватили неловкость и раскаянье. Потому что мой нынешний поступок, строго говоря, не относился к хорошим, хоть и не был настолько плох, как мои еженощные визиты. В сущности, сейчас я не вторгался на чужую территорию – дерево росло на соседнем участке – и не совершал более тяжких преступлений. Но я же знал: с наступлением ночи я опять сделаю то, что заслуживает осуждения.
Даже сейчас меня тянуло нарушить границы. Спрыгнуть на землю, бесшумно приземлиться на цыпочки, подкрасться к ее уголку, освещенному солнцем. Просто чтобы быть к ней ближе. Расслышать ее слова, будто она шепчет их для меня.
Меня удерживали от этого поступка отнюдь не мои ненадежные нравственные принципы, а мысль о том, что сам я окажусь на солнце. Даже в тени моя кожа казалась неестественной, похожей на камень, и мне не хотелось видеть Беллу и себя бок о бок под ярким светом. Различия между нами уже были непреодолимы и достаточно мучительны даже без этой картины, возникшей у меня в воображении. Можно ли выглядеть карикатурнее, чем я в этом случае? Мне отчетливо представилось, в какой ужас она придет, открыв глаза и увидев меня рядом.
– М-м-м… – застонала она.
Я вжался спиной в ствол дерева, прячась в густой тени.
Она вздохнула.
– Мм.
Я не опасался, что она проснется. Ее сонный лепет был приглушенным и грустным.
– Эдмунд… а-ах.
Эдмунд? Мне снова вспомнилось то место в книге, на котором она бросила читать. Как раз когда в ней первый раз был упомянут Эдмунд Бертрам.
А, так она видит во сне вовсе не меня, осознал я, падая духом. Ненависть к себе вспыхнула с новой силой. Ей снятся вымышленные персонажи. Может, не только сейчас, но и всегда она спит и видит одного лишь Хью Гранта в шейном платке. Плакало мое самомнение.
Ничего разборчивого она больше не сказала. День продолжался, а я, снова чувствуя себя беспомощным, смотрел, как солнце медленно спускается по небу и тени подползают к ней по лужайке. Хотелось отогнать их, но наступление темноты, само собой, было неизбежным; вскоре тени завладели ею. Когда свет угас, ее кожа стала такой бледной – призрачной. Волосы снова потемнели, по сравнению с белым лицом казались почти черными.
Наблюдать эти перемены было жутковато – казалось, сбываются видения Элис. Успокаивало лишь ровное сердцебиение Беллы, без этих звуков происходящее выглядело бы страшным сном.
Когда домой вернулся ее отец, я вздохнул с облегчением.
Я почти не слышал его, пока он вел машину по улице к дому. Легкое недовольство… в прошлом, осталось от рабочего дня. Ожидание вперемешку с голодом – видимо, с нетерпением ждет ужина. Но его мысли были настолько тихими и сдержанными, что я не знал точно, прав ли я. Уловить удавалось только самую их суть.
Интересно, как звучат мысли ее матери, благодаря какому сочетанию генов она получилась настолько уникальной.
Белла сразу проснулась и рывком села, едва шины отцовской машины зашуршали по мощенной кирпичом подъездной дорожке. Огляделась, явно озадачилась, обнаружив, что уже стемнело. На краткий миг ее взгляд был направлен в сторону тени, где прятался я, потом она быстро отвела глаза.
– Чарли? – негромко позвала она, все еще вглядываясь в деревья, окружающие маленький двор.
Хлопнула дверца машины, Белла вскинула голову. Потом порывисто вскочила, подхватила одеяло и книгу и бросила еще один взгляд в сторону деревьев.
Я перебрался на дерево поближе к заднему окну тесной кухни и стал слушать, как проходит их вечер. Интересно было сравнивать слова Чарли с его приглушенными мыслями. Его любовь к единственной дочери и беспокойство за нее ошеломляли, но общался он с Беллой буднично и немногословно. Большую часть времени они сидели в дружеском молчании.
Слушая, как Белла рассказывает о том, что собирается съездить завтра вечером в Порт-Анджелес вместе с Джессикой и Анджелой, пройтись по магазинам, я корректировал собственные планы. Держаться подальше от Порт-Анджелеса Джаспер своих гостей, Питера и Шарлотту, не просил. И хотя я знал, что недавно они насытились и не собирались охотиться нигде вблизи нашего дома, решил приглядеть за Беллой на всякий случай. Ведь где-нибудь поблизости всегда есть нам подобные. Не говоря уже обо всех грозящих людям опасностях, о которых прежде я не задумывался.
Я услышал, как она беспокоится, что отцу придется самому готовить ужин, и улыбнулся: мое предположение подтвердилось, опекун в этой семье она.
А потом я ушел, зная, что вернусь, когда она будет спать, и пренебрегу всеми этическими и нравственными доводами против этого поступка.
Но в личное пространство Беллы я вторгаюсь не для того, чтобы подглядывать за ней. Я здесь, чтобы охранять, а не плотоядно пялиться на нее, как наверняка поступил бы Майк Ньютон, будь он достаточно ловким, чтобы лазать по деревьям. Я не повел бы себя по отношению к ней так возмутительно и пошло.
Я вернулся к себе, не застал дома никого и ничуть не огорчился. Сейчас мне не хотелось выслушивать растерянные или пренебрежительные мысли, в том числе сомнения в здравости моего рассудка. На столбе, поддерживающем лестничную площадку, Эмметт оставил мне записку.
«Футбол на поле у Рейнира – а? Давай?»
Я нашел ручку и написал под его словами «извини». В любом случае даже без меня команды были равноценны.
В кратчайшей охотничьей экспедиции я довольствовался мелкой и довольно мирной живностью, по вкусу уступающей хищникам, потом переоделся и бегом вернулся в Форкс.
Этой ночью Белла спала беспокойно. Металась под одеялом, выражение ее лица становилось то тревожным, то сиротливым. Я задумался о том, какие кошмары ее преследуют… и вдруг понял, что мне, пожалуй, лучше о них не знать.
В ее бормотании я различал лишь пренебрежительные отзывы о Форксе, произнесенные мрачным тоном. Только однажды, когда она выдохнула «вернись», ее ладонь дрогнула и открылась жестом бессловесной мольбы, у меня появился шанс предположить, что она, возможно, видит во сне меня.
Следующий учебный день, последний, который я по милости солнца провел в заточении, в целом прошел так же, как предыдущий. Похоже, Белла приуныла еще сильнее, чем вчера, и я задумался, не откажется ли она от своих планов – она была явно не в настроении. Но она же Белла, так что наверняка поставит удовольствие друзей выше собственного.
Сегодня она надела темно-синюю блузку, и этот цвет идеально оттенил ее кожу, придал ей оттенок свежих сливок.
Уроки кончились, Джессика согласилась заехать за спутницами.
Я поспешил домой за машиной, узнал, что Питер и Шарлотта уже прибыли, и подумал, что вполне могу позволить себе дать девчонкам час-другой форы. Слишком муторно было бы следовать за ними, придерживаясь ограничений скорости – отвратная мысль.
Все собрались в ярко освещенной гостиной. Питер и Шарлотта заметили мою рассеянность, пока я запоздало приветствовал их, не слишком искренне извинялся за свое отсутствие, целовал ее в щеку и жал ему руку. Сосредоточиться мне так и не удалось, поддерживать общий разговор я не стал. Как только представилась возможность вежливо удалиться, я отошел к роялю и принялся тихонько наигрывать.
«Какое странное создание, – думала Шарлотта, блондинка с очень светлыми, почти белыми волосами и ростом с Элис. – А при прошлой нашей встрече был таким нормальным и любезным».
Мысли Питера приняли тот же оборот, как обычно бывало у этих двоих.
«Наверняка это из-за животных. Нехватка человеческой крови рано или поздно сведет их с ума», – заключил Питер. Волосы у него были почти такими же светлыми, как у Шарлотты, и практически такими же длинными. Они напоминали друг друга во всем, кроме роста, так как Питер был почти таким же рослым, как Эмметт. Гармоничная пара, всегда казалось мне.
«Удосужился прийти домой? Ну и зачем?» – съязвила Розали.
«Ах, Эдвард. Больно видеть, как он страдает». Радость Эсме была омрачена ее волнениями. А причины волноваться у нее имелись. История любви, которую она нафантазировала для меня, стремительно скатывалась в трагедию, и с каждой минутой это ощущалось все острее.
«Удачного вечера в Порт-Анджелесе, – жизнерадостно пожелала мне Элис. – Дай знать, когда мне можно поговорить с Беллой».
«Ну ты и позорище. Поверить не могу, что вчера ночью ты упустил добычу только ради того, чтобы поглазеть, как кто-то спит», – ворчал Эмметт.
Все, кроме Эсме, вскоре перестали думать обо мне, а я продолжал играть приглушенно, чтобы не привлекать внимания.
Довольно долго я не прислушивался к ним, просто играл и ждал, когда музыка отвлечет меня от тревоги. Всякий раз, когда Белла оказывалась вне поля зрения, не тревожиться было невозможно. За разговором я снова стал следить только с началом прощаний.
– Когда снова увидите Марию, – чуть настороженно попросил Джаспер, – передайте ей мои наилучшие пожелания.
Вампирша Мария создала и Джаспера, и Питера: Джаспера – во второй половине девятнадцатого века, Питера – не так давно, в сороковых годах двадцатого. Однажды Мария разыскала Джаспера, когда мы жили в Калгари. Этот визит был богат событиями настолько, что нам пришлось сразу же переехать. Джаспер вежливо попросил ее в будущем держаться от нас подальше.
– Вряд ли наши пути в ближайшее время пересекутся, – со смехом отозвался Питер: Мария была бесспорно опасна, и они с Питером не испытывали друг к другу особой приязни. Ведь Питер, как-никак, способствовал дезертирству Джаспера. Любимцем Марии всегда был Джаспер, и она считала несущественной мелочью то, что когда-то намеревалась убить его. – Но если это произойдет – непременно передам.