Стало быть, вечер наконец начинает налаживаться? Цвет ее лица по-прежнему не внушал опасений. Рядом с глубокой синевой рубашки он напоминал сливки и розы.
– Этот синий цвет хорошо гармонирует с твоей кожей, – сделал я комплимент. Просто сказал, что есть.
Выглядела она хорошо, но рисковать все-таки не стоило. Я придвинул к ней хлебную корзинку.
– Никакого шока у меня нет, и истерики не предвидится, – возразила она, догадавшись, чем вызван мой жест.
– На твоем месте любой нормальный человек был бы в шоке. Но ты даже испуганной не выглядишь. – Я неодобрительно уставился на нее, гадая, почему бы ей не быть нормальной, а потом задавшись вопросом, действительно ли я этого от нее хочу.
– С тобой мне очень спокойно, – объяснила она со взглядом, полным доверия. Доверия, которого я не заслуживал.
Все ее инстинкты были ошибочными, искаженными. Видимо, в этом и заключалась проблема. Она не распознавала опасность так, как следовало бы человеческому существу, и реагировала прямо противоположным образом. Вместо того чтобы убегать, медлила и тянулась к тому, что должно было ее отпугивать.
Как же я могу защитить ее от самого себя, если этого не хочет ни один из нас?
– Все намного сложнее, чем я предполагал, – пробормотал я.
Я видел, как она обдумывает мои слова, и попытался понять, как она их восприняла. Вытащив из корзинки хлебную палочку, она принялась грызть ее, кажется, не замечая, что делает. Некоторое время она жевала, потом задумчиво склонила голову набок.
– Такие светлые глаза у тебя бывают, когда ты в хорошем настроении, – небрежным тоном заметила она.
Ее наблюдение, высказанное так буднично, поразило меня.
– Что?
– А когда у тебя черные глаза, ты злишься и психуешь, и я уже знаю, чего от тебя ждать. У меня на этот счет есть гипотеза, – беспечно продолжала она.
Значит, она все же придумала объяснение сама. А как же иначе. С затаенным ужасом я задумался, насколько близко она подошла к истине.
– Опять?
– Угу. – С совершенно невозмутимым видом она прожевала еще один кусок. Как будто и не обсуждала свойства демона с самим демоном.
– Надеюсь, на этот раз фантазия тебя не подвела, – не дождавшись продолжения, соврал я. На что я в самом деле надеялся, так на то, что она ошиблась – попала пальцем в небо. – Или ты по-прежнему заимствуешь идеи из комиксов?
– Ну нет, комиксы тут ни при чем, – немного смутилась она, – но и моя фантазия тоже.
– Ну и?.. – сквозь зубы подсказал я.
Не может быть, чтобы она рассуждала так спокойно, если бы собиралась завизжать.
И пока она медлила, прикусив губу, явилась официантка с ее заказом. Я почти не обращал на официантку внимания, пока она ставила тарелку перед Беллой и спрашивала, не надумал ли я что-нибудь заказать.
От еды я отказался, только попросил еще колы. О пустых стаканах ей пришлось напоминать.
– Так что ты говорила? – нетерпеливо спросил я, когда мы с Беллой снова остались вдвоем.
– Расскажу в машине, – понизила голос она. О, плохо дело. Она отказывалась говорить здесь, пока мы окружены людьми. – Но только если… – вдруг добавила она.
– Условия ставишь? – почти зарычал я, не справившись с напряжением.
– А как же. Надо же кое-что прояснить.
– А как же, – резким тоном согласился я.
Вероятно, ее вопросов мне хватит, чтобы понять, в каком направлении ведут ее мысли. Но как на них ответить? Правдоподобно соврать? Или отпугнуть ее чистой правдой? Или ничего не говорить, если я так и не приму решение?
Мы сидели молча, пока официантка не принесла нам еще газировки.
– Валяй, – сказал я, как только официантка отошла, и сжал зубы.
– Почему ты здесь, в Порт-Анджелесе?
Слишком легкий вопрос – для нее. Она не выдавала себя ничем, в то время как мой ответ, если он честный, выдал бы сразу чересчур многое. Пусть сначала скажет что-нибудь сама.
– Дальше, – ушел от ответа я.
– Но этот же самый легкий!
– Дальше, – повторил я.
Мой отказ отвечать раздосадовал ее. Она перевела взгляд с меня на свою еду. Медленно, глубоко задумавшись, откусила и принялась тщательно пережевывать.
Пока она ела, мне в голову пришло странное сравнение. Всего на миг я увидел Персефону с гранатом в руке. Обрекающую себя на возвращение в царство Аида.
Значит, вот кто я такой? Сам Аид, который позарился на весну, похитил ее, приговорил к существованию в вечной ночи. Я попытался отогнать видение, но безуспешно.
Она запила равиоли колой и только потом снова взглянула на меня. И прищурилась с подозрением.
– Ладно, – заговорила она. – Предположим – чисто гипотетически, конечно, – что некто знает, о чем думают другие люди, ну, знаешь, умеет читать чужие мысли… за редким исключением.
Могло быть и хуже.
Вот почему она слегка улыбнулась тогда, в машине. Догадливая же она – кроме нее, никто об этом ни разу не догадался. Кроме Карлайла, но поначалу это было очевидно – я отвечал на его мысли прежде, чем он успевал высказать их. Что происходит, он понял раньше, чем я.
Этот вопрос был не так плох, как первый. Несмотря на то что она явно понимала – со мной что-то не так, объяснение могло оказаться безобидным. В конце концов, канонические вампиры телепатией не владеют. Я согласился с ее гипотезой.
– За единственным исключением, – поправил я. – Гипотетически.
Она с трудом подавила улыбку: моя неопределенная честность пришлась ей по душе.
– Хорошо, пусть будет единственным. И как же это происходит? Есть ли какие-то ограничения? Каким образом этот… некто находит другого человека точно вовремя? Как он узнает, что она в беде?
– Гипотетически?
– Само собой. – Ее губы подрагивали, прозрачные карие глаза живо вспыхнули.
– Ну, если… – я медлил, – этот некто…
– Пусть будет Джо, – предложила она.
Ее воодушевление вызвало у меня улыбку. Неужели она и вправду считает, что истина окажется благом? Будь мои секреты хорошими, зачем бы мне понадобилось таить их от нее?
– Стало быть, Джо, – согласился я. – Этому Джо достаточно не отвлекаться, и точное время знать уже не обязательно. – Я покачал головой и сдержал дрожь при мысли, что сегодня чуть было не опоздал. – Только тебе под силу умудриться вляпаться в неприятности в таком маленьком городишке. Знаешь, ты ведь могла на целое десятилетие испортить в нем статистику уровня преступности.
Она выпятила губы, уголки которых опустились.
– Мы рассуждаем чисто гипотетически.
Ее досада меня рассмешила.
Ее губы, ее кожа… на вид такие нежные. Мне хотелось знать, в самом ли деле они такие бархатистые, как кажется. Немыслимо. Единственного прикосновения хватит, чтобы вызвать у нее отвращение.
– Точно, – согласился я, возвращаясь к разговору, что бы не пасть духом окончательно. – Будем называть тебя «Джейн»?
Она подалась вперед, с ее лица исчезли все следы насмешки и раздражения.
– Как ты узнал? – приглушенно спросила она.
Сказать ей правду? И если да, какую долю правды?
Мне хотелось рассказать ей. Хотелось заслужить доверие, которое я все еще читал на ее лице.
Словно услышав мои мысли, она зашептала:
– Послушай, ты можешь мне довериться, – и протянула руку, словно собираясь коснуться моих ладоней, сложенных на пустом столе.
Я отстранился – боясь даже подумать, как она воспримет каменную твердость моей ледяной кожи, – и она убрала руку.
Я знал, что мог бы доверить ей свои секреты. Она честна и благородна, порядочна до мозга костей. Но я не был уверен, что эти секреты ее не ужаснут. Она непременно ужаснется. Истина и впрямь ужасна.
– Даже не знаю, есть ли у меня еще выбор, – пробормотал я. Мне вспомнилось, как я когда-то поддразнивал ее, упрекая за удивительную невнимательность. И этим ее обидел, если правильно расценил выражение ее лица. Что ж, по крайней мере, теперь я мог исправить свою ошибку. – Я ошибся, ты гораздо наблюдательнее, чем я полагал. – И хотя она этого еще не знала, я уже ставил ей в заслугу очень многое.
– А я думала, ты всегда прав, – с улыбкой подтрунивая надо мной, отозвалась она.
– Раньше был всегда. – Раньше я знал, что делаю. Раньше я всегда был уверен в себе. А теперь все сменилось хаосом и смятением. Но я бы ни на что не променял их. Если этот хаос означал, что я рядом с Беллой. – Насчет тебя я ошибся еще в одном, – продолжал я, стремясь сразу расставить все по местам. – Ты притягиваешь к себе не просто неприятности. Ты, как магнит, тянешь к себе настоящие беды. Если в радиусе десяти миль есть хоть какая-нибудь опасность, она обязательно найдет тебя.
Почему ее? Что она натворила, чтобы заслужить такое?
Лицо Беллы снова стало серьезным.
– Ты и себя относишь к этой категории?
В этом вопросе честность была важнее, чем в каком-либо другом.
– Однозначно.
Ее глаза чуть сузились – но уже не с подозрением, а со странной озабоченностью. Губы изогнулись в особенной улыбке, которую я видел на ее лице, только когда она сталкивалась с чужой болью. Медленно и намеренно она вновь протянула руку через стол. Я отодвинул ладони на дюйм, но она словно не заметила, твердо решив прикоснуться ко мне. Я затаил дыхание – но не от ее запаха, а от внезапного, ошеломляющего напряжения. Страха. Моя кожа вызовет у нее отвращение. Она сбежит.
Она легко скользнула кончиками пальцев по тыльной стороне моей ладони. Ощущений, подобных теплу ее ласкового, намеренного прикосновения, я не испытывал никогда. Это было наслаждение в чистом виде – почти, если бы не мой страх. Я не сводил глаз с ее лица, когда она почувствовала ледяную твердость моей кожи, и по-прежнему боялся дышать.
Ее улыбка, выражающая заботу и беспокойство, стала шире, заметно потеплела.
– Спасибо, – произнесла она, ответив на мой взгляд своим, искренним и пристальным. – Ты спас меня уже во второй раз.
Ее нежные пальцы задержались на моей коже, словно касаться ее им было приятно.