Ей известна правда.
Но… если она услышала правду еще в субботу, значит, весь этот вечер она ее знала, и все же…
– Мы пошли прогуляться, – объясняла она, – и он рассказывал мне старые легенды, хотел напугать, наверное. Одна из них была про…
Она умолкла, но теперь ее сомнения были излишними. Я уже знал, что она скажет. Оставалась лишь одна загадка: почему она все еще со мной.
– Продолжай, – попросил я.
– Про вампиров, – выдохнула она, выговорила тише, чем шепотом.
Почему-то услышать это слово из ее уст было еще тяжелее, чем знать, что ей все известно. Я вздрогнул, пришлось снова брать себя в руки.
– И ты сразу вспомнила про меня? – спросил я.
– Нет. Он… упомянул твою семью.
Ирония заключалась в том, что потомок Эфраима нарушил договор, который его предок поклялся соблюдать. Внук или даже правнук. Сколько же лет прошло? Семьдесят?
Надо было сообразить, что опасность исходит не от стариков, которые верят в легенды. А от подрастающего поколения, разумеется, – от тех, кто слышал предостережения, но лишь посмеялся над древними суевериями: вот кто грозил разоблачением.
По моим представлениям, это означало, что теперь я вправе истребить немногочисленное и беззащитное береговое племя, если пожелаю. Эфраим и горстка его сторонников давно мертвы.
– Сам он считает это глупыми суевериями, – вдруг сообщила Белла, в голосе которой снова слышалась тревога, словно она прочитала мои мысли. – Он и не рассчитывал, что я в них поверю.
Краем глаза я видел, как беспокойно она сжимает пальцы и вертит ими.
– Это я виновата, – после паузы добавила она и пристыженно опустила голову. – Я вынудила его рассказать мне эту легенду.
– Почему? – Теперь говорить ровным голосом мне было нетрудно. Худшее уже свершилось. И пока мы обсуждаем детали откровения, нам некогда переходить к последствиям.
– Лорен удивлялась, почему ты не поехал с нами, – хотела мне досадить, – вспомнив об этом, она скорчила гримаску. Я слегка отвлекся, гадая, каким образом кому-то удалось вызвать Беллу на разговор обо мне. – А парень постарше, тоже индеец, сказал, что в резервации ваша семья не появляется, но таким тоном, словно вкладывал в эти слова какой-то другой смысл. Вот я и предложила Джейкобу пройтись, чтобы выяснить у него, в чем дело.
С этим признанием ее голова клонилась все ниже, лицо становилось… виноватым.
Отведя взгляд, я расхохотался. Смех прозвучал резко. Она виновата? Да что она могла сделать, чтобы заслужить такой упрек?
– И как же ты это выяснила? – поинтересовался я.
– Попробовала пофлиртовать с ним – сама не ожидала, что получится, – объяснила она – судя по голосу, даже теперь не веря в свой успех.
Мне оставалось лишь представлять – вспоминая, какой привлекательной она казалась всем парням, хотя сама этого не сознавала, – какое впечатление она способна произвести, прилагая старания для этой цели. Я вдруг проникся сочувствием к ничего не подозревающему малому, против которого в ход были пущены такие мощные силы.
– Хотел бы я на это посмотреть, – признался я и снова зловеще рассмеялся. Я был бы не прочь увидеть реакцию парня, лично стать свидетелем его крушения. – А еще меня обвиняла, будто я ослепляю людей! Бедный Джейкоб Блэк.
На виновника моего разоблачения я злился далеко не так, как следовало бы. Соображать он был не в состоянии. Разве можно рассчитывать, что хоть кто-нибудь откажет этой девушке, о чем бы она ни попросила? Нет, я мог лишь посочувствовать бедняге, душевному покою которого Белла нанесла такой урон.
Я почувствовал, как она краснеет, – по тому, как потеплел воздух между нами. Бросил на нее взгляд и обнаружил, что она засмотрелась в окно. И молчала.
– И что же было потом? – напомнил о себе я. Пора было вернуться к страшной истории.
– Я полезла искать информацию в Интернете.
Практична, как всегда.
– И он подтвердил твои догадки?
– Нет, – ответила она. – Ничего не совпало. Почти все, что нашлось, выглядело глупо. И…
Она опять осеклась, я услышал, как стукнули, сжимаясь, ее зубы.
– Что? – поторопил я. Что еще она нашла? Что помогло ей разобраться в этом кошмаре?
Помолчав еще немного, она прошептала:
– Я решила, что все это не имеет значения.
На полсекунды мои мысли остановились от шока, а затем все сложилось. Почему сегодня она отослала подруг вместо того, чтобы сбежать с ними. Почему вновь села ко мне в машину вместо того, чтобы броситься бежать, зовя на помощь полицию.
Как всегда, ее реакция была ошибочной, совершенно ошибочной. Она притягивала к себе опасность. Приманивала ее.
– Не имеет значения? – выговорил я сквозь зубы, наполняясь гневом. Ну и как прикажете защищать того, кто… так решительно настроен остаться без защиты?
– Да, – подтвердила она негромким и неизвестно почему нежным голосом. – Для меня не имеет значения, кто ты такой.
Она невозможна.
– Тебе безразлично, что я чудовище? Не человек?
– Да.
Я невольно задумался, в своем ли она уме.
Пожалуй, я мог бы устроить ей лучшее лечение из возможных… У Карлайла есть связи, он найдет самых квалифицированных врачей, самых одаренных психотерапевтов. Возможно, удастся как-нибудь исправить то, что у нее не в порядке, – что побуждает ее преспокойно, с ровно бьющимся сердцем сидеть рядом с вампиром. Естественно, я буду охранять эту клинику и навещать ее так часто, как она только разрешит…
– Сердишься. – Она вздохнула. – Лучше бы я ничего тебе не рассказывала.
Можно подумать, утаивание этих тревожных склонностей помогло бы кому-нибудь из нас.
– Нет. Я предпочитаю знать, о чем ты думаешь, даже если тебе самой твои мысли кажутся бредом.
– Значит, я снова ошиблась? – чуть воинственно спросила она.
– Речь не об этом! – У меня опять судорожно сжались зубы. – «Не имеет значения!» – уничижительно передразнил я.
Она ахнула.
– Так я права?
– А не все ли равно? – возразил я.
Она глубоко вздохнула. Я сердито ждал ответа.
– Вообще-то нет. – Ее голос снова звучал сдержанно. – Но мне хотелось бы знать правду.
Вообще-то нет. На самом деле это не важно. Ей все равно. Она знает, что я не человек, а ужас, и это не имеет значения для нее.
Отмахнувшись от тревог за ее рассудок, я ощутил прилив надежды. И попытался сдержать его.
– Что тебе хотелось бы знать? – спросил я. Секретов уже не осталось, только мелкие подробности.
– Сколько тебе лет?
Мой ответ был машинальным и глубоко укоренившимся в сознании:
– Семнадцать.
– И давно тебе семнадцать?
Я постарался не улыбаться ее покровительственному тону.
– Довольно давно, – признался я.
– Ясно. – Она вдруг воодушевилась, улыбнулась мне. И пока я глазел на нее, снова тревожась за ее рассудок, ее улыбка стала шире. Я нахмурился. – Только не смейся, – предупредила она. – Разве тебе можно выходить днем?
Несмотря на ее просьбу, я расхохотался. По-видимому, ее поиски в Сети дали вполне обычные результаты.
– Выдумки, – заявил я.
– И солнце не сожжет?
– Выдумки.
– И в гробу не надо спать?
– Выдумки.
Сна в моей жизни не было так долго – до последних нескольких ночей, когда я смотрел, как спит Белла.
– Я не сплю, – пробормотал я, чуть подробнее отвечая на ее вопрос.
Она помолчала.
– Вообще не спишь? – уточнила она.
– Никогда, – выдохнул я.
Встретив ее внимательный взгляд, в котором читались удивление и сочувствие, я вдруг затосковал по сну. Не по забвению, как прежде, не по спасению от скуки, а просто потому, что захотел увидеть сон. Может, если я забудусь и увижу сон, я смогу несколько часов провести в мире, где мы с ней будем вместе. Ей снился я. И я хотел видеть ее во сне.
Она воззрилась на меня с выражением, полным радостного изумления. Пришлось отвести глаза.
Я не мог увидеть ее во сне. И ей не следовало видеть меня.
– О самом главном ты до сих пор не спросила, – сказал я. Каменное сердце в моей безмолвной груди, казалось, стало тверже и холоднее, чем прежде. Ей придется понять. Рано или поздно надо убедить ее, что это все же имеет значение – в большей степени, чем что-либо другое. Например, что я люблю ее.
– О чем это? – недоумевая, удивилась она.
Это лишь прибавило резкости моему голосу.
– А разве тебе не интересно, чем я питаюсь?
– Аа, это… – Ее тон я не смог истолковать.
– Вот именно. Неужели не хочешь спросить, пью ли я кровь?
От этого вопроса она вздрогнула и отпрянула. Наконец-то.
– Ну, об этом я знаю от Джейкоба, – заявила она.
– И что же он тебе наговорил?
– Что вы… не охотитесь на людей. Сказал, что твоя семья считается неопасной, потому что вы охотитесь только на животных.
– Он правда сказал, что мы неопасные? – циничным тоном переспросил я.
– Нет, не так. – И она пояснила: – Он сказал, что вы якобы не опасны. Но квилеты из осторожности не хотят, чтобы вы появлялись на их земле.
Я смотрел на дорогу, мои мысли безнадежно запутались, горло обжигало знакомое пламя.
– Значит, он прав? – спросила она так невозмутимо, будто просила подтвердить прогноз погоды. – Насчет охоты на людей?
– Квилеты памятливы.
Она кивнула самой себе и задумалась.
– Но не стоит терять бдительность, – поспешил добавить я. – Квилеты правильно делают, что сторонятся нас. Мы опасны, несмотря ни на что.
– Ничего не понимаю.
Да, она не понимала. Как ее вразумить?
– Мы… стараемся держаться, – объяснил я. – Обычно это нам удается. Но порой и мы совершаем ошибки. Как я, например, когда остался с тобой наедине.
Ее запах все еще был силен. Я постепенно привык к нему и мог почти не обращать внимания, но нелепо было бы отрицать, что мое тело стремится к ней по худшим причинам из возможных. Мой рот буквально переполнился ядом. Я сглотнул.
– По-твоему, это ошибка? – спросила она, и в ее голосе проскользнуло горькое разочарование, обезоружив меня. Она хотела быть со мной – несмотря ни на что, она хотела быть со мной.