– Зря стараетесь, – заявила она и беспечно рассмеялась.
Жизнерадостные, совершенно беззаботные звуки ее смеха согрели мою пустую грудь.
– Если эта машина так привлекает внимание, почему же Розали сегодня приехала на ней? – полюбопытствовала Белла.
– А разве ты не заметила, что сейчас я нарушаю все правила?
Мой ответ был рассчитан на то, чтобы слегка напугать, – и разумеется, Белла заулыбалась, услышав его.
Выйдя из машины, я зашагал так близко к ней, как только осмелился, и внимательно высматривал хоть какие-нибудь признаки того, что моя близость тревожит ее. Дважды ее рука почти касалась моей, но она ее отдергивала. Казалось, ей хочется прикоснуться ко мне… Мое дыхание участилось.
– Тогда зачем вы вообще покупаете такие машины, как эта? Если вы так оберегаете свою частную жизнь? – спросила она, пока мы шли на урок.
– Из прихоти, – признался я. – Мы любим быструю езду.
– Кто бы сомневался, – недовольно пробормотала она.
Глаз она не поднимала, мою ответную усмешку не заметила.
«Вот это да! Глазам не верю! Как, черт возьми, Белле это удалось?»
В мои мысли вторглось изумление Джессики. Она ждала Беллу, прячась от дождя под навесом у кафетерия, через руку она перебросила зимнюю куртку Беллы. Джессика потрясенно таращила глаза.
Белла тоже увидела ее – мгновением позже. И слегка порозовела, заметив выражение на лице подруги.
– А, Джессика! Спасибо, что не забыла, – заговорила Белла. Джессика молча протянула ей куртку.
С друзьями Беллы я должен был вести себя вежливо – не важно, добрые они друзья или нет.
– Доброе утро, Джессика!
«О-о…»
Глаза Джессики чуть не вывалились из орбит, но она не вздрогнула и не попятилась, как я ожидал. Несмотря на то что она и раньше обращала на меня внимание, она всегда держалась на безопасном расстоянии, как бессознательно делали все наши воздыхатели. Странно и забавно… и, честно говоря, немного неловко было сознавать, насколько я смягчился рядом с Беллой. Меня словно больше никто не боялся. Если Эмметт узнает об этом, будет насмехаться надо мной весь следующий век.
– Мм… привет, – промямлила Джессика, стрельнув в Беллу многозначительным взглядом. – На тригонометрии увидимся.
«Там-то ты мне все и выложишь. Все подробности. Хочу подробности! Чертов Эдвард Каллен!»
У Беллы дрогнули губы.
– Ага, увидимся.
Мысли Джессики как с цепи сорвались, и она понеслась на первый урок, то и дело оглядываясь на нас.
«Всю историю – на меньшее я не согласна. Так они сговорились встретиться вчера вечером? Они встречаются? Давно? Как же ей удалось сохранить это в тайне? И зачем ей это понадобилось? Не может быть, чтобы все это так, от нечего делать, – она наверняка втрескалась в него по уши. Ничего, выясню. Интересно, она уже с ним переспала? Ой, отпад…» Мысли Джессики вдруг потеряли всякую связность, она дала волю бессловесным фантазиям. Я поморщился, увидев ее догадки, и не только потому, что в своей игре воображения она заменила Беллу собой.
Так просто не могло быть. И все-таки я… хотел…
Я решительно отказывался признаваться в этом даже самому себе. Каким еще желанием я воспылаю к Белле, даже зная, что это неправильно? Что именно в конце концов убьет ее?
Встряхнув головой, я попытался взбодриться.
– И что же ты ей скажешь? – спросил я Беллу.
– Слушай! – свирепо прошипела она. – Я думала, мои мысли ты не читаешь!
– Не читаю. – Я удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять смысл этих слов. Аа, мы, должно быть, одновременно подумали об одном и том же. – Зато, – продолжал я, – я прочитал мысли Джессики: она намерена подкараулить тебя в классе и устроить допрос.
Белла застонала и стряхнула с плеч мою куртку. Я не сразу понял, что она собирается отдать ее мне – я бы об этом не стал просить, надеясь, что она оставит ее себе… как память. Потому и не успел предложить ей помощь. Она вручила мне куртку и надела свою.
– Так что же ты ей скажешь? – допытывался я.
– А подсказку? О чем она хочет спросить?
Я улыбнулся и покачал головой. Мне хотелось услышать ее догадки без подсказок.
– Так нечестно.
Она прищурилась.
– Нет, нечестно – знать и не поделиться.
Все верно, она же не любит двойные стандарты.
– Джессика хочет знать, не встречаемся ли мы с тобой, – медленно произнес я. – И еще – как ты ко мне относишься.
Она вскинула брови – не удивленно, а непосредственно. Изображая наивность.
– Ой! И что мне сказать?
– Хмм…
Она всегда пыталась вытянуть из меня больше, чем говорила сама. Я задумался над ответом.
Прядь ее волос, чуть влажная от тумана, выбилась из узла, легла на плечо и изогнулась там, где под нелепым свитером пряталась ключица. Она притягивала мой взгляд, направляла его по другим скрытым линиям…
Я осторожно потянулся к этой пряди, не касаясь кожи – утро и без моих прикосновений было зябким, – и заправил ее на место, в растрепанный узел волос, чтобы она больше не отвлекала меня. Потом вспомнил, как трогал ее волосы Майк Ньютон и невольно стиснул зубы. Тогда она отпрянула от него. Теперь отреагировала иначе: кровь прилила к коже, стук сердца внезапно стал сбивчивым.
Пытаясь скрыть улыбку, я ответил ей:
– Пожалуй, на первый вопрос ты могла бы ответить утвердительно… если не возражаешь.
Ей выбирать, только ей.
– Будет проще, чем что-либо объяснять.
– Не возражаю, – шепотом согласилась она. Привычный ритм ее сердца еще не восстановился.
– А насчет второго… – теперь я улыбался, не таясь, – я бы и сам не отказался услышать ответ.
Пусть Белла подумает об этом. Я сдержал смех, заметив, как она переменилась в лице.
Продолжить расспросы она не успела: я повернулся и зашагал прочь. Отказывать ей хоть в чем-то было непросто. А я хотел услышать ее соображения, а не свои.
– Увидимся за обедом, – бросил я через плечо и заодно убедился, что она все еще смотрит мне вслед. Рот у нее был приоткрыт, я не выдержал и рассмеялся.
Уходя от нее, я смутно замечал, как вертятся вокруг меня возгласы изумления и догадки в чужих мыслях, как окружающие переводят глаза с Беллы на мою удаляющуюся фигуру и обратно. Я не стал уделять им внимание, и без того мне не удавалось сосредоточиться. Трудно было даже переставлять ноги с приемлемой скоростью, шагая по мокрой траве к корпусу, где у меня ожидался первый урок. Хотелось припустить бегом – так быстро, чтобы исчезнуть, стремительно, чтобы казалось, будто я лечу. Отчасти я уже летел.
По пути на урок я надел куртку, и запах Беллы окутал меня облаком. Я был готов терпеть жжение – и при этом отчасти терять чувствительность к запаху, чтобы спокойнее переносить его воздействие потом, когда мы встретимся за обедом.
Учителя уже давно не удосуживались вызывать меня, и сегодня это было кстати: вызванный сегодня отвечать, я оказался бы совершенно неподготовленным. Мои мысли витали где угодно, и только тело находилось в классе.
Разумеется, я наблюдал за Беллой. Эти наблюдения стали для меня естественными, непроизвольными, как дыхание, я почти не осознавал, что делаю. Я слышал, как Белла говорила с Майком Ньютоном, который совсем пал духом. Ей удалось быстро перевести разговор на Джессику, и я ухмыльнулся так широко, что Роб Сойер, сидевший справа от меня, заметно вздрогнул и сдвинулся на край своего стула, подальше от меня.
«Бр-р. Жуть какая».
Что ж, значит, хватку я не совсем потерял.
Одновременно я приглядывал за Джессикой, смотрел, как она обдумывает вопросы, чтобы задать их Белле. Четвертого урока я ждал с нетерпением, в десятки раз превосходящим нетерпение и волнение любопытной человеческой девчонки, жаждущей новой пищи для сплетен.
А еще я прислушивался к Анджеле Вебер.
Я не забыл про свое чувство признательности ей – за то, что она с самого начала думала о Белле только хорошее, и за то, что помогла ей вчера вечером. Так что все утро я ждал, когда выяснится, чего она хочет. Я полагал, что исполнить ее желание будет легко и что она, как любое другое человеческое существо, наверняка мечтает о какой-нибудь безделице или побрякушке. Или о нескольких. Отправлю их ей анонимно, и мы квиты.
Но Анджела оказалась почти такой же скрытной, как Белла с ее мыслями. И для девушки-подростка была на удивление довольна своей жизнью. Счастлива. Возможно, этим и объяснялась ее необычная доброта: она принадлежала к числу редких людей, у которых есть то, чего они хотят, и которые хотят то, что имеют. Когда она не слушала учителей и не делала записи, то думала о младших братьях-близнецах, которых в эти выходные обещала свозить на побережье, и предвкушала их восторг с почти материнским удовольствием. Ей часто приходилось присматривать за ними, но она нисколько не тяготилась этим. Так мило.
Но для меня бесполезно.
Должно же быть что-то, чего ей хочется. Надо только продолжать наблюдение. Но попозже. А пока – урок тригонометрии у Беллы и Джессики.
На английский я направился, не глядя куда иду. Джессика уже сидела на своем месте и нетерпеливо перебирала по полу обеими ногами, поджидая Беллу.
Я же, напротив, застыл в неподвижности на своем месте в классе. И был вынужден время от времени напоминать себе, что надо ерзать, вертеться, ломать комедию, притворяясь человеком. Было трудно, я всецело сосредоточился на Джессике. И надеялся, что она вся обратится в слух и попытается, на мою удачу, определить чувства Беллы по ее лицу.
Белла вошла в класс, и Джессика занервничала сильнее прежнего, теряя терпение.
«Вид у нее… мрачный. Почему? Может, и нет у нее ничего с Эдвардом Калленом. Да уж, досада. Но… это же значит, что он все еще свободен… И если он вдруг заинтересовался свиданиями, я охотно помогу ему».
Но на лице Беллы отражалась не мрачность, а нежелание. Она тревожилась, понимая, что я слышу весь их разговор.
«Рассказывай все!» – потребовала Джесс, пока Белла снимала куртку и вешала ее на спинку стула. Ее движения были нарочито медленными и неохотными.