Все, что от меня потребуется, – подкинуть идею.
План придумался легко, сценарий составился сам собой без малейшего усилия с моей стороны. Понадобится еще помощь Эмметта, и единственным трудным пунктом плана было добиться его согласия. Манипулировать натурой человека гораздо проще, чем бессмертного.
Я остался доволен своим решением, своим подарком для Анджелы. Неплохо было на время отвлечься от собственных проблем. Вот если бы и они решались так же легко!
Пока мы с Беллой садились на наши места, у меня слегка поднялось настроение. Может, мне стоило бы держаться позитивнее. Вдруг есть какое-нибудь решение, которое ускользает от меня, – точно так же, как очевидного решения для себя Анджела не замечает. Маловероятно… Но зачем тратить время на отчаяние? Когда речь идет о Белле, времени, чтобы терять его попусту, у меня просто нет. Каждая секунда дорога.
Мистер Баннер привез древний телевизор и видеомагнитофон. Галопом пробегая раздел, не представляющий для него интереса – по наследственным заболеваниям, – он собирался ближайшие три урока отвести под просмотр фильма. «Масло Лоренцо» – не самое жизнеутверждающее зрелище, но это не помешало классу обрадоваться. Еще бы – ни записей, ни материала для теста. Народ ликовал.
А мне было все равно. Я не собирался уделять внимание ничему, кроме Беллы.
Сегодня я не стал отодвигать свой стул от нее, чтобы освободить для себя пространство. Вместо этого я сел рядом с ней, как сделал бы любой нормальный человек. Ближе, чем мы сидели в машине, достаточно близко, чтобы мой левый бок согревало тепло ее кожи.
Странные это были впечатления, и приятные, и выматывающие, но лучше уж сидеть рядом, чем друг напротив друга, через стол. К такому я не привык, и все же быстро понял, что и этого мне мало. Удовлетворения я не чувствовал. Находясь так близко к ней, я лишь хотел очутиться еще ближе.
А я-то еще упрекал ее в том, что она притягивает опасности. В эту минуту мне казалось, что так оно и есть – в буквальном смысле. Я представлял собой опасность, и с каждым дюймом, на который позволял себе приблизиться к ней, сила ее притягательности росла.
А потом мистер Баннер погасил свет.
Удивительно, как много при этом изменилось, тем более что отсутствие света ничего не значило для моих глаз. Я по-прежнему видел так же хорошо, как прежде, – отчетливо, каждую деталь в классе.
Так почему же вдруг воздух теперь словно насыщен электричеством? Неужели потому, что я знал: здесь, в классе, все вижу только я один? И потому что мы с Беллой стали невидимыми для остальных? Как будто остались вдвоем, только мы с ней, спрятались в темной комнате, сидя совсем рядом.
Моя рука сама собой, без разрешения, потянулась к ней. Только чтобы коснуться ее руки, взяться за нее в темноте. Что в этом ужасного? Если прикосновение моей кожи неприятно Белле, ей достаточно просто высвободить руку.
Я отдернул ладонь, крепко скрестил руки на груди и сжал кулаки. Никаких ошибок, поклялся я себе. Стоит мне взять ее за руку, как я захочу большего – новых легких прикосновений, сесть поближе. Я знал об этом заранее. Новые желания нарастали во мне, подтачивали мое самообладание.
Никаких ошибок.
Белла скрестила руки на груди так же решительно и точно так же, как я, сжала кулаки.
«О чем ты думаешь?» – я умирал от желания еле слышно задать ей этот вопрос, но в классе было слишком тихо даже для самого легкого шепота.
Начался фильм, стало немного светлее. Белла бросила на меня взгляд, заметила, в какой напряженной позе я сижу – совсем как она, – и улыбнулась. Ее губы слегка приоткрылись, глаза будто наполнились манящим теплом.
А может, я просто увидел то, что мне хотелось увидеть.
Я улыбнулся в ответ. У нее перехватило дыхание, она быстро отвернулась.
Стало еще хуже. Я не знал, о чем она думает, но вдруг проникся уверенностью, что я прав и что она в самом деле хочет моих прикосновений. Опасные желания томили ее так же, как меня.
Между ее телом и моим словно пропустили ток.
Весь час она просидела не шевелясь, в той же сдержанной и напряженной позе, что и я. Изредка она посматривала на меня, и тогда электрический ток, гудящий между нами, пронзал меня внезапным разрядом.
Час проходил медленно, но не слишком. Для меня это было в новинку, я мог бы просидеть вот так рядом с ней несколько суток, чтобы полнее прочувствовать новые впечатления.
Пока тянулись минуты, я успел ввязаться сам с собой в десятки споров, в которых здравый рассудок противостоял желанию.
Наконец мистер Баннер включил свет.
При ярком свете флюоресцентных ламп атмосфера в классе снова стала привычной. Белла вздохнула и потянулась, сгибая и разгибая пальцы вытянутых перед собой рук. Наверное, ей было неудобно так долго сидеть в одной позе. А мне – гораздо легче: неподвижность была для меня естественным состоянием.
Увидев облегчение на ее лице, я хмыкнул.
– Мда, было интересно.
Она невнятно промычала, явно догадавшись, что я имею в виду, но ничего не сказала. Все бы отдал, лишь бы услышать ее мысли именно сейчас!
Я вздохнул. Каким бы страстным ни было мое желание, оно не сбудется.
– Идем? – спросил я, поднимаясь.
Она поморщилась и неуверенно поднялась, выставив руки перед собой наготове, словно боялась, что упадет.
Я мог бы предложить ей руку. Или взять ее за локоть – совсем легонько – и поддержать. Ничего предосудительного в этом нет.
Никаких ошибок.
По пути к спортзалу она вела себя очень тихо. Складочка между ее бровями опять стала заметной – верный признак, что она глубоко задумалась. И мне тоже было о чем подумать.
Единственное прикосновение ей ничем не повредит, убеждала эгоистичная сторона моей натуры.
Я бы мог умерить нажим. Ничего сложного в этом нет. Осязание у меня развито лучше, чем у людей. Я способен жонглировать дюжиной хрустальных бокалов, не разбив ни единого, прикоснуться к мыльному пузырю так, чтобы он не лопнул. Но только если я крепко держу себя в руках.
А Белла – совсем как мыльный пузырь: уязвимая, эфемерная. Бренная.
Сколько еще я смогу оправдывать свое присутствие в ее жизни? Сколько времени у меня в запасе? Будет ли у меня еще один шанс, как этот, как этот момент, как эта секунда? Ведь не навсегда же она останется рядом, на расстоянии вытянутой руки.
У двери спортзала Белла повернулась ко мне и широко раскрыла глаза при виде выражения на моем лице. Она ничего не сказала. Я увидел свое отражение в ее глазах: в моих собственных разгорался конфликт. Моя лучшая сторона проигрывала в споре, и я постепенно менялся в лице.
Рука поднялась сама собой, без осознанного приказа с моей стороны. Так бережно, словно Беллу создали из тончайшего стекла, как если бы она вправду была мыльным пузырем, который я представлял себе, я провел пальцами по теплой коже ее скулы. От моего прикосновения она стала еще теплее, я почувствовал, как кровь заструилась быстрее под ее просвечивающей кожей.
Довольно, приказал я себе, хотя изнывал от желания приложить ладонь к ее щеке, повторяя ее форму. Довольно.
Трудно было отвести руку, не дать себе придвинуться еще ближе к ней. Тысячи разных возможностей вмиг пронеслись у меня в голове, тысячи разных способов дотронуться до нее. Обвести кончиком пальца ее губы. Подхватить ладонью подбородок. Вынуть из волос заколку, дать им расплескаться по моей руке. Обнять ее за талию, прижать к себе всем телом.
Довольно.
Я заставил себя повернуться и сделать шаг прочь от нее. Тело двигалось скованно – неохотно.
Быстро уходя от нее, почти убегая от искушения, я продолжал витать мыслями поблизости, присматривая за ней. Уловил мысли Майка Ньютона – они звучали громче остальных, пока он смотрел, как раскрасневшаяся Белла в задумчивости проходит мимо, глядя в никуда. Он сердито смотрел на нее и вдруг мысленно разразился проклятиями в мой адрес. Не удержавшись, я слегка усмехнулся в ответ.
Мои пальцы покалывало. Я выпрямил их, потом сжал в кулак, но безболезненный зуд не утихал.
Нет, я не причинил ей вреда, но все равно дотронуться до нее было ошибкой.
Последствия ощущались как тлеющие угли, словно притупленная разновидность жажды, жжение которой распространялось по всему телу.
Смогу ли я удержаться от новых прикосновений в следующий раз, когда окажусь рядом с ней? И если коснусь ее снова, смогу ли остановиться на этом?
Больше никаких ошибок. На этом все. Упивайся воспоминаниями, Эдвард, мрачно велел я себе, и не распускай руки. Иначе придется мне заставить себя уехать… как-нибудь. Потому что мне просто нельзя находиться рядом с ней и по-прежнему допускать ошибки.
Я сделал глубокий вдох и попытался привести в порядок мысли.
Эмметт догнал меня у корпуса английского.
– А, Эдвард.
«Он выглядит лучше. Стремно, но лучше. Довольным».
– А, Эм.
У меня довольный вид? Видимо, да, потому что именно так я себя и чувствовал, несмотря на путаницу в голове.
«Лучше бы ты держал рот на замке, парень. Розали готова вырвать тебе язык».
Я вздохнул.
– Извини, что тебе досталось. Злишься на меня?
– Неа. А Роз отойдет. Все равно этого было не миновать.
«Раз уж Элис видит…»
Думать в эту минуту о видениях Элис мне не хотелось. Я засмотрелся вдаль, сцепив зубы.
Пока я искал, чем бы отвлечься, в класс испанского перед нами вошел Бен Чейни. А вот и он – мой шанс сделать подарок Анджеле Вебер.
Я остановился и придержал Эмметта за руку.
– Погоди секунду.
«Что такое?»
– Я этого, конечно, не заслужил, но ты не сделаешь мне одолжение?
– Какое? – с любопытством спросил он.
Еле слышно и с такой скоростью, чтобы человек не разобрал ни слова, я объяснил ему, чего хочу.
Дослушав, он уставился на меня: лицо непроницаемое, в мыслях пустота.
– Ну так что? – поторопил я его. – Ты мне поможешь?